— Всё предельно просто, — пожал плечами он. — Из шести человек на каждой клинической базе пройдут лишь те трое, кто наберёт больше остальных. Повторюсь, вам переживать не о чем. Пока что никто не набрал максимальный результат. Но скоро вы всё узнаете, ваши спутники уже проходят собеседование с судьями.
Я попрощался с главным инфекционистом и вышел в фойе. Нашёл драгоценный автомат с кофе и заполнил пластиковый стаканчик дешёвым эспрессо. Но выбирать не приходилось, поскольку отправляться на поиски хорошей кофейни до окончания второго этапа у моих коллег я не хотел.
Если учесть сказанное Генри Щульцем, получается, что из шестидесяти шести человек на третий этап попадёт лишь тридцать три.
Каждый этап уходит по половине. Таким макаром в финале окажется четыре-пять человек.
— Чёрт! Да как же так-то? — ворчал себе под нос, появившийся в фойе Рэйсэй Масаши.
— Вы закончили, Рэйсэй-сан? — окликнул его я.
— Ох, не сыпьте мне соль на рану, Кацураги-сан… — вздохнул он. — Семьдесят пять баллов. Я допустил несколько крупных ошибок, чуть окончательно всё не завалил.
— Шанс пройти у вас всё ещё есть, — уверил коллегу я. — Присядьте, выпейте со мной кофе.
Рэйсэй молча кивнул, затем подошёл к кофейному аппарату и приобрёл капучино.
— Какое заболевание было у вашего пациента? — спросил я, когда Рэйсэй устало рухнул рядом со мной.
— Да что б их, Кацураги-сан! Меня обманули! Ввели в заблуждение, представляете? — развёл руками он. — Пациент лежит в нейрохирургии. Что я должен ожидать? Травму позвоночника или грыжу, инсульт, опухоли нервной системы… Но, чёрт возьми, оказалось, что там нейроинфекция!
— Нейроинфекция? — удивился я. — А что такой пациент делал нейрохирургии?
— Оказалось, что только там работают специалисты, которые умеют делать люмбальную пункцию! — грустно усмехнулся Рэйсэй.
Люмбальная пункция делается для того, чтобы взять анализ ликвора — вещества, что обеспечивает обмен веществ в головном и спинном мозге. Это мероприятие должен проводить знающий человек, поскольку игла вводится в оболочку спинного мозга в области поясницы и при неаккуратном исполнении процедуры, можно запросто повредить нервные пучки.
— Но в итоге вы смогли поставить верный диагноз? — спросил я.
— С горем пополам. Японский энцефалит, Кацураги-сан. Это ж надо? Такое ощущение, что они специально подсунули японцу Японский энцефалит! Какое-то издевательство, вам не кажется?
— Рэйсэй-сан, да вы прямо-таки слова Акихибэ-сан повторяете! — рассмеялся я. — Это заболевание и Австралии часто встречается. Передаётся комарами.
— Это я уже понял. Мне судья такие нравоучения прочитал! — буркнул Рэйсэй. — «Вы — хирург! Но это не значит, что нужно забывать обо всех остальных заболеваниях! В первую очередь, вы — врач!» — изобразил одного из организаторов Рэйсэй. — Да, тьфу! Отчитали, как школьника!
— А в чём в итоге вы допустили ошибки? — спросил я.
— Да я изначально не тот диагноз назвал. Но хитро выкрутился. Сказал, что провожу дифференциальную диагностику между опухолью мозга, гематомой и инсультом. И лишь потом догадался, что передо мной инфекционный энцефалит!
Да, риск вылета Рэйсэя сильно возрос. Вопрос только в том, какие результаты показали остальные участники. Но скоро мы это узнаем. Остаётся только дождаться Купера Уайта.
А австралийский лекарь долго себя ждать не заставил.
— Ну что, господа! — выскочил из коридора Купер. — Ноги в руки — и на пляж?
— Куда? — удивился Рэйсэй. — Доктор Уайт, но ведь результаты…
— Результаты будут через час, а наш поезд отъезжает завтра. У нас куча времени! — воскликнул он.
— Я согласен с доктором Уайтом, — кивнул я. — Давайте не будем зря терять время. Когда нам ещё удастся искупаться в океане? В Японии сейчас зима.
— Тоже правда, — вздохнул Рэйсэй Масаши. — В Окинаву сейчас не скатаешь. Потом ещё с отморожением лежать в своём же хирургическом отделении. Ладно, коллеги, пойдёмте! Только плавок я не взял.
— Не беда, там на береговой линии всегда есть ларьки со всем необходимым! — улыбнулся Купер.
Пока мы шли к пляжу, Рэйсэй напряжённо обновлял свой телефон, рассчитывая увидеть результаты, а мы с Купером обсуждали результаты пройденного этапа.
— Мне это испытание показалось даже слишком простым, — подметил Купер. — Не подумайте, Тендо, что я пытаюсь похвалиться своими знаниями, просто… Ну больной с лептоспирозом! А я инфекционист, так ещё и с рентгеновским зрением, — последнюю фразу он произнёс шёпотом. — Погодите, или как там вы его называете?
— «Клеточным анализом», — вполголоса ответил я. — Тише, Рэйсэю не стоит об этом знать.
Хоть хирург и догадывается о моих способностях, про силу Купера ему пока ничего не известно. Нужно хоть какие-то тайны утаить от догадливого коллеги.
— Если не секрет, сколько вы баллов набрали? — спросил Уайт.
— Сотню, — ответил я. — А вы, Купер?
— Ого! — улыбнулся он. — Я тоже сотню! Да мы с вами идём наравне!
— Оба по сотне⁈ — вздрогнул Рэйсэй Масаши. — Всё… Тогда это точно конец! Наверняка, кто-то из второй тройки набрал хотя бы восемьдесят баллов. Очевидно, что я уже вылетел. Даже переживать больше не стоит. Хотя, наверное, оно и к лучшему! Не придётся больше проверять телефон…
— Сейчас вас освежит вода, не беспокойтесь, доктор Рэйсэй, — добродушно утешил его Купер.
Уже через полчаса мы оказались на горячем песке. Мне казалось, что все жители города собрались в одном месте — у моря. А на горизонте вдоль широких волн скользили мужчины и женщины, подчиняя прибрежные воды своими разукрашенными досками.
— Не пробовали заниматься сёрфингом, Тендо? — спросил меня Купер, готовясь к заплыву.
— Нет, я вообще редко занимаюсь спортом, связанным с дополнительными приспособлениями вроде лыж, велосипеда или сноуборда. Предпочитаю гонять на своих двоих.
— Понимаю вас, — кивнул Купер. — А я вот один раз попробовал, всё шло довольно гладко, но потом мне волной чуть не выбило грудной позвонок. Пришлось даже в неврологии пару недель полежать. Полгода потом к остеопатам ходил. Патологическая подвижность образовалась. Решил больше не увлекаться экстремальными видами спорта.
Рэйсэй, хоть и хотел отвлечься от томительного ожидания результатов, решил всё же остаться на берегу. Мы с Купером сделали небольшой заплыв, а когда вернулись, обнаружили, что нашего хирурга окружили три девушки в купальниках.
— Опа! — удивился Купер Уайт. — Теперь я понимаю, почему доктор Рэйсэй не поплыл с нами. Кажется, у него были совсем другие планы!
— Кацураги-сан! Доктор Уайт! — весело воскликнул Рэйсэй. — Скорее сюда! Я познакомился с тремя француженками!
Купер решил не отставать и тут же рванул общаться с расположившимся около нашей лежанки девушками, а я подозвал к себе Рэйсэя и спросил:
— Рэйсэй-сан, какие ещё француженки? Вы что творите? У вас ведь жена есть.
— Да при чём тут жена, Кацураги-сан? — ухмыльнулся он. — Это — те три участницы, которые обогнали нас на самолёте. Они говорят с таким акцентом, что я ни черта разобрать не могу. Но мне показалось, что они все твердили о числе «семьдесят». Семьдесят, Кацураги-сан! Скорее всего, мне удалось пройти! Удалось!
Довольно ликуя, Рэйсэй пронёсся мимо меня к берегу, ещё раз подпрыгнул…
А затем рухнул на спину и закричал. Но уже не от счастья.
— Ай-яй-яй! Кацураги-сан! Кацураги-сан!
— Видимо, Рэйсэй-сан увидел результаты второго этапа, — произнёс Купер. — Никогда не думал, что кто-то может так радоваться из-за обычной олимпиады!
— Погодите, Купер, он и не радуется! — воскликнул я и тут же рванул к Рэйсэю Масаши.
— Рэйсэй-сан, что случилось? — я взглянул на его стопу, которую он обхватил обеими руками.
Мужчина покачивался на спине, словно перевёрнутая на панцирь черепаха, и громко стонал.
— Я, кажется, стопу сломал об этот чёртов камень! Жутко болит! — прорычал он.
— Ох, чёрт! — услышал я голос Купера, который уже успел подбежать к нам вместе с тремя лопочущими что-то на своём языке француженками. — Откуда она здесь взялась? Это плохо, очень плохо!
— Кто взялась? Вы о ком? — не понял я.
— Смотрите, Кацураги-сан! — Купер Уайт указал на песок под нашими ногами. — Это — не камень. Это — бородавчатка.
Только сейчас я разглядел маленький силуэт рыбы, что скрывалась между камней на мелководье.
Силуэт самой ядовитой рыбы в мире.
Глава 11
Курортная мина. Так иногда называют существо, на которое наступил Рэйсэй Масаши. Рыба-камень или бородавчатка выделяет яд, состоящий из целого коктейля токсических веществ. Антидота от него не существует. А вот оказать пагубное воздействие на организм пострадавшего этот яд может уже через десять минут.
Рэйсэй прямо-таки притягивает к себе неудачи! Не удивлюсь, если при походе в ресторан, он ещё и тетродотоксином отравится, съев какого-нибудь иглобрюха.
Тоже, кстати, малоприятный яд. Такой можно и в Японии встретить. Он был открыт японским учёным Тахарой в 1906 году. И в прошлом тетродотоксин использовался, как обезболивающие. Причём у тех же больных лепрой. Но вскоре изобрели более безопасные анестетики, такие как новокаин и лидокаин. Сейчас этот яд уже не используется.
И оно понятно! Ведь он жутко токсичен. В течение пары часов это вещество вызывает рвоту, понос, полное расстройство всей мускулатуры. И самое главное — паралич дыхательных мышц. Именно это состояние является главной причиной смерти у всех тех, кто отравляется этим ядом.
И Рэйсэй Масаши, хоть наступил на рыбу с другим ядом, может запросто пережить похожую симптоматику.
— Кацураги-сан, боль просто невыносимая… — простонал Рэйсэй. — Я сломал ногу, да?
Своим «анализом» стопу хирурга я уже просканировал. Никаких переломов в ней не оказалось. Видимо, эту иллюзию создали вонзившиеся в его ногу ядовитые иглы. А боль они вызывают нестерпимую, поэтому понятно, почему Рэйсэй решил, будто сломал кости стопы.