Выбравшись из своей каюты на верхнюю палубу, я чуть не лишился зрения. Солнце светило испепеляющим светом. И это при том, что сейчас — середина января! Я почувствовал жар и был вынужден скинуть своё пальто. Жар этот исходил не от моего тела, а от солнца. Причина этой аномалии, к сожалению, была мне ясна.
Что тут сказать? Парниковый эффект! Люди слишком сильно испортили самого своего главного защитника, без которого жизни на Земле и вовсе быть не могло.
Озоновый слой. Мы изрешетили его так, будто по небу постреляли радиоактивными пулями из громадной турели, которая может своими выстрелами достать до Луны. Теперь радиационные лучи могут оказывать особенно пагубный эффект на кожу человека.
Большое количество озоновых дыр находится над Арктикой, Австралией, Африкой и Южной Америкой. А самая большая дыра — над Антарктидой.
Правда, я слышал, что и над столь дорогим мне Санкт-Петербургом висит приличных размеров дыра. Но убедительных статей на эту тему я так и не прочитал.
Если кратко — климат меняется. Тепловые электростанции, боле миллиарда автомобилей, десятки тысяч различных заводов — всё это наносит нашей атмосфере непоправимый вред. Да, существуют организации, которые пытаются бороться за экологию, но… Толку — ноль. Все их старания тщетны.
Чтобы восстановить то, что человечество уже уничтожило понадобится не один десяток лет. А может даже и не одна сотня или тысяча. Природа восстанавливается очень медленно по меркам жизни обычного человека.
В ней действует простое правило: «Строить — сложно, разрушать — просто».
Так что тёплой погоде посреди зимы удивляться точно не стоит.
Я прошёл вдоль палубы и поднялся по лестнице на верхний ярус. Оказалось, что там — на передней палубе, что начиналась прямо у окон нескольких кают моих коллег, находился довольно крупный бар.
Печально было узнать, что именно там сконцентрировалось самое большое количество врачей. Но чему я, собственно, удивляюсь? Алкоголизм — это одно из главных заболеваний медиков. Разумеется, далеко не все им страдают. Но врачи находятся в зоне риска из-за стресса, который постоянно испытывают на рабочем месте.
Результат налицо. Перед баром находилась палуба, которая была уставлена десятками столов. И все они были заняты. Даже если бы вдруг я захотел выпить… Хотя бы кофе! Места я бы не нашёл — всё подчистую забили мои иностранные коллеги. И, судя по напиткам, которые стояли на их столах, пили врачи не сок и не минеральную воду.
Что ж, осуждать их я не имею права. Тем более, здесь находятся далеко не все пассажиры — лишь четверть.
Фукусиму Ренджи я нашёл достаточно быстро. Он сидел вместе с нашим хирургом — Рэйсэем Масаши. Акихибэ Акико, видимо, ещё отдыхала. А вот психиатра — Макисиму Сакую я не видел до сих пор. Но встретить его в баре было бы, как минимум, странно. Большинство психиатров очень тесно работают с наркологами. Многие из них даже совмещают сразу две профессии. Если бы Макисима Сакуя решил напиться в первый же день после нашего отплытия, я бы сильно удивился и изменил своё мнение о нём. Ведь пока что он кажется мне крайне профессиональным специалистом.
— Ну что, господа, отдыхаем? — усмехнулся я, подойдя к столику, за которым расположились Рэйсэй и Фукусима.
— О, Кацураги-сан, а я уж думал, что вы и не появитесь! — воскликнул хирург.
Голос его звучал предельно трезвым.
Точно… Рэйсэй ведь почти не пьёт. Помню, как возмущался Асакура Джун, когда хирург отказывался от выпивки. В те времена невролог ещё любил изрядно злоупотребить любой жидкостью, содержащей хотя бы малую долю спирта.
— Я отсыпался после тяжёлой рабочей недели, — солгал я.
— Да не скромничайте, — улыбнулся Рэйсэй Масаши. — Фукусима-сан сказал, что вы достали из воды его и Акихибэ-сан тоже. В общем-то… Поэтому он так и расстроен.
Я взглянул на Фукусиму Ренджи и понял, что «расстроен» равно «чертовски пьян».
Заметив это, я шарахнул магией по его мозгу, сосудам и печени, приводя организм в порядок. Поскольку мне хотелось поговорить с терапевтом с глазу на глаз.
Но мне сильно мешался Рэйсэй Масаши.
— Рэйсэй-сан, — улыбнулся я. — А не составит ли вам труда принести нам сок? Любой — на ваше усмотрение.
Хирург обернулся и заметил, что очередь в баре даже длиннее, чем в нашей поликлинической регистратуре.
— Ага, — с трудом сдерживая смех, ответил он. — Я понял. Вы бы уж сразу за смертью меня послали, Кацураги-сан. Разницы нет.
Хирург с пониманием кивнул, показав, что он не в обиде. Кажется, всё получилось даже наоборот — он был благодарен за то, что я спас его от общества Фукусимы Ренджи.
Рэйсэй ушёл, но я решил не сразу начинать разговор со своим коллегой. Мне захотелось обдумать увиденное. Фукусима всегда была серым человеком. Никто его не замечал, никто о нём ничего не говорил. Я не слышал от коллег и пациентов ни хорошего, ни плохого в адрес Фукусимы Ренджи.
Мы с ним пересеклись всего один раз. Он не хотел приходить на мои лекции, но после небольшой медицинской дуэли всё же согласился посетить общетерапевтические собрания.
Он — ноль. Не в плане своего опыта и знаний, а в плане моего понимания о нём.
Он — психопат.
Этот вывод я сделал, взглянув на его поведение во время шторма. Он наслаждался хаосом. Расспрашивал меня о том, что я стану делать, если кто-то пострадает… Может, он способен предсказывать будущее?
Что ж, Фукусима уже явно протрезвел благодаря моей магии. Настало время узнать ответы на скопившиеся вопросы.
— Чего вам надо, Кацураги-сан? — хмыкнул он. — За спасение своей жизни я вам благодарен. Только делать этого не стоило. Вы чуть не потеряли Акихибэ-сан. Представляю, как наш главный врач расстроился бы, если б его дочка утонула или осталась умственно неполноценной.
Я шарахнул по столу кулаком так, что оставшаяся выпивка Фукусимы пролилась ему на ноги. Однако никто из посетителей бара этого не заметил. Уж больно много шума устроили мои коллеги.
— Вы что творите, Кацураги⁈ — скривился Фукусима Ренджи. — Хотите сами платить за виски⁈
— Ты, идиот, не дал мне прыгнуть за Акихибэ-сан, — прошептал я. — Если бы я сразу смог спуститься в воду, мне не пришлось бы её откачивать. Но нет… Я был вынужден спасать вас обоих! В итоге девушка наглоталась воды.
— А кто вам разрешал переходить на «ты»? — прорычал Фукусима.
— Мы не в клинике. Мы на корабле, — ответил я. — Не нужно строить обиду. Клянусь, Фукусима-сан, я искренне ценю то, что вы бросились в воду. Но тот факт, что вы помешали это сделать… Это мне непонятно.
Фукусима Ренджи откинулся на спинку стула и громко рассмеялся.
Я никак не мог понять, что с этим человеком не так. Его личность резко заиграла в совершенно других красках. Из серого человека он превратился в цвет, который людской глаз даже опознать не способен.
Он — не алкоголик. Он — не сумасшедший. «Анализ» не даст соврать. Здесь кроется что-то другое. Какое-то необычное мировоззрение. Какая-то нездоровая цель.
— Кацураги-сан, вам правда интересно, зачем я всё это сделал? Интересно, почему я смеялся над штормом? — спросил он.
Смеялся над штормом? Я думал, что он насмехался надо мной. Теперь вопросов у меня ещё больше.
— Расскажите, если готовы этим поделиться, — пожал плечами я. — Слушатель я хороший. Но если у вас нет желания рассказывать свои потаённые мысли, настаивать я не стану.
— Кацураги-сан, я увидел в вас отражение самого себя, — склонившись над столом, заявил Фукусима.
— В каком плане? — удивился я. — В альтруизме?
— Плевал я на этот альтруизм. Пусть им болеют другие врачи. Во мне сидит более серьёзная зараза, — глаза коллеги засияли нездоровым блеском. — Я помешан, Кацураги-сан. Помешан на адреналине.
Вот уж чего я точно не ожидал услышать от этого человека. Обычно такие вещи говорит молодёжь. Люди, которым лет двадцать-тридцать. Но Фукусиме Ренджи уже давно за сорок пять.
Лишь сейчас, использовав «анализ», я обнаружил очень специфическую деталь. Фукусима сильно высушен. Жира в его теле почти нет. Зато мышцы невероятно развиты. Это трудно увидеть через свободную рубашку или халат. Но факт — есть факт.
И я умею отличить мускулатуру, развитую в спортзале от той, что выросла благодаря практике.
— Прежде чем мы продолжим разговор, Фукусима-сан, хочу сказать, что о вашей тайне никто не узнает. Раз вы решились поделиться ею со мной — я унесу её в могилу, — заявил я.
— Это приятно, — улыбнулся он. — Но мне показалось, что вы страдаете тем же. Разве нет?
— Нет, я страдаю трудоголизмом, — решил ответить честностью на честность я. — Хотя… Страдаю — неправильное слово. Я им наслаждаюсь.
— Что ж, значит, я ошибся… Но это не важно! Думаю, вам всё равно будет интересно услышать. Скажите, Кацураги-сан, вы не задумывались, каково это — испытывать навязчивую потребность в совершении рискованных действий? Каково это — жаждать чувства опасности?
О-о-о… Теперь мне всё точно понятно. Эти слова окончательно убедили меня, что Фукусима Ренджи зависим от адреналина. Только мне непонятно, откуда он его берёт в обыденной жизни. Обычно врач довольно быстро привыкает к своей работе. Два-три года — и любой пациент уже перестаёт вызывать стресс.
— Понимаю, о чём вы говорите, — кивнул я. — Адреналиновая зависимость — так звучит этот диагноз?
— Да-да, так и есть. Я и не отрицаю, что в какой-то степени болен, — улыбнулся Фукусима Ренджи.
Странно, а ведь «психоанализ» не нашёл никаких отклонений. Это что же получается? Зависимость от адреналина — естественное состояние для человека? Странно. Эти знания дошли до меня впервые.
Могу предположить, что это расстройство ещё в первобытное, древнее время или средневековье было абсолютной нормой. Просто сейчас люди слишком уж сильно разнежились?
Спорный вопрос. Для поиска ответа на него одного лишь моего мозга точно недостаточно.
— Американский горки, парашюты, дайвинг, прыжки с мостов, поиск самых тяжёлых пациентов… — произнёс Фукусима Ренджи. — Я перепробовал всё! Мало что позволяет мне испытать настоящий страх. И настоящий всплеск дофамина, когда этот страх преодолён.