Я приложил лезвие танто к пальцу и…
Поезд резко затормозил. Остриё впилось в мой палец чуть ли не до кости. А по ощущениям даже кость фаланги пересекло. Из-за резкой остановки поезда меня чуть не перекинуло через столик, за которым я сидел.
Глаза инстинктивно закрылись. В моей голове теперь блуждали лишь две мысли. Не отрезал ли я себе палец, и почему мы остановились?
Однако ответ на первый вопрос не заставил себя долго ждать. Несмотря на то, что я только что порезал свой палец, на нём не оказалось ни единой раны.
Зато ветер снаружи начал крепчать. Усиливался с каждой секундой.
И через пару секунду проводница дрожащим голосом произнесла:
— П-прошу вас не беспокоиться, уважаемые пассажиры! Машинист был вынужден остановить состав, поскольку вдалеке должен пройти тайфун.
Вдалеке? Я так не думаю. И по её голосу ясно, что проводница лжёт пассажирам.
Ведь я даже через окно своего купе вижу, как к рельсам приближается огромная ветряная воронка.
Глава 10
Увидев, что прямо на наш поезд надвигается тайфун, я понял, что разбираться с артефактами уже точно нет времени. Экстренно собрав все свои артефакты в сумку, я схватился за поручни и выставил ноги к стене, расположенной как раз с той стороны, на которую и двигалась ветряная воронка.
Я уже понял, что ситуация вышла из-под контроля. Судя по голосу проводницы, таких перемен погоды никто не ожидал. Оно и неудивительно. Видимо, кто-то в системе оповещения машинистов расслабился, поскольку в Хоккайдо такие тайфуны — это редкость. Они здесь могут быть, но нечасто.
Обычно они охватывают юг страны, к примеру, Окинаву или окружающие её районы.
Долго ждать не пришлось. Вскоре раздался мощный удар. Поезд колыхнуло. Я почувствовал напряжение в мышцах ног, но они уже были усилены лекарской магией точно так же, как и суставы. Думаю, если бы на моём месте был кто-то другой — от такого удара могло порвать связки или поломать кости.
Поезд несколько минут пошатало, но вскоре буйство ветра прекратилось. Воронка прошла мимо и направилась вниз. Хорошо ещё, что наш состав не направился вниз по горному склону! Вот тут уже никакая бы магия мне не помогла.
Сам я в таких ситуациях никогда не был, но один из моих коллег из прошлого мира однажды ехал в сторону Байкала. Не помню точно, по какому маршруту проезжал его поезд, но там случилась аналогичная ситуация. Ветер сломал мост и повалил несколько вагонов. Благо никто не погиб, были только пострадавшие разной степени тяжести.
В поезде находился лекарь, и всех смогли доставить в клиники без каких-либо проблем. Возможно, я ошибаюсь, но вроде после того случая даже в больнице никто не умер. Внутренние органы повреждены не были. Люди отделались обычными переломами.
В этот раз ситуация гораздо проще. Остаётся надеяться, что в этом поезде…
— Нам нужен врач! — прокричала проводница.
… не понадобится врач.
— Есть среди пассажиров врач? — снова крикнула она. — У нас один пострадавший! В тяжёлом состоянии.
Странно, почему она сразу не пришла ко мне? Я же обычно всегда при покупке билетов отмечаю, что отношусь к сотрудникам медицинской сферы. Видимо, обратные билеты я брал впопыхах, поэтому не обратил внимания на эту галочку.
— Я — врач! — высунувшись из своего купе, воскликнул я. — Кому нужна помощь?
— Ох, пожалуйста, пройдите со мной во второй вагон, — попросила проводница. — Только поскорее. Мы уже не знаем, что делать с мужчиной. Опасаемся, что придётся вызывать санитарную авиацию. Поезд возобновит своё движение только через полчаса, когда наши сотрудники проверят, можем ли мы двигаться дальше. А до ближайшего города ехать ещё целый час.
— Меньше слов — больше дела, — перебил её я. — Идёмте!
Мы с проводницей промчались через несколько вагонов. По пути мой «анализ» улавливал, что некоторые пассажиры всё-таки получили незначительные травмы, но не стали сообщать об этом сотрудникам поезда.
Мчась мимо других купе, я распространял лекарскую энергию, чтобы залечить травмы пострадавших.
Не имеет значения, насколько сильно они пострадали. Такую мелочь мне залечить несложно. На ушибы и растяжения я уже практически не расходую лекарской энергии.
— Вот, в этом купе, — объяснила проводница и приоткрыла дверь.
Внутри царил сущий хаос. На левой нижней полке сидела мать с двумя детьми. На её лице красовался большой назревающий синяк. Лоб был рассечён, а по лицу струилась кровь. На её коленях сидели два ребёнка — мальчик и девочка. На вид им года три-четыре. Но благо дети не пострадали. Отделались обычным испугом.
Главным пострадавшим был их отец. Он лежал на правой нижней полке. Заметных глазу ран на нём не обнаружилось. Однако «анализ» активировался, как только я вошёл в купе, что означало — его состояние требует особого внимания.
Дышал мужчина поверхностно, постоянно водил рукой по груди, будто поглаживал её. Я заметил, что он даже слёз удержать был не в состоянии — настолько его мучил болевой синдром.
Не глядя на женщину с детьми, я окатил её волной жизненной энергии, которая залечила её синяки и раны, а детей успокоила и погрузила в безмятежный сон. Сам же аккуратно присел рядом с мужчиной, после чего задал чёткий вопрос:
— Чем и обо что ударились?
Он ничего ответить не смог. Проводница тоже пожала плечами, а после заявила:
— Этот мужчина отказывался следовать правилам техники безопасности. Когда к поезду приближался тайфун, он бродил по коридору.
Ага… Чувствую запашок. Кто-то употребил алкоголь. Правда, не ясно, до поезда он это сделал или уже на месте. Расспрашивать об этом семью не стоит. В данном случае — это не моя проблема. Если после моего лечения полицейские перед госпитализацией запросят освидетельствование в ближайшем городе — пусть проводят. Главное, чтобы он не погиб за это время.
А такое вполне может произойти. Травмы бывают разные. Они не ограничиваются ранами, переломами и другими повреждениями кожи с опорно-двигательной системой.
У него могли пострадать внутренние органы.
— У вас есть ещё одно свободное купе? — спросил проводницу я.
— Да, в этом вагоне только одно и осталось, — кивнула она.
— Переведите туда, пожалуйста, женщину с детьми. Пока я буду оказывать ему первую помощь, хотелось бы, чтобы других людей рядом не было, — уверенно произнёс я.
Проводница даже не стала задавать уточняющих вопросов насчёт того, точно ли я отношусь к числу медиков. Девушка сразу же позвала за собой родственников пострадавшего, после чего мы с ним остались наедине.
Я сразу же активировал «анализ» и начал изучать его тело. В этот момент мужчина заговорил:
— Очень тяжело дышать… Думаю, я себе лёгкие отбил.
Что ж, отлично. Говорить он может. Если я соберу анамнез, мне будет проще найти точку повреждения.
— Как произошла травма? — спросил я.
— Я заходил из коридора в своё купе… — прохрипел он. — А потом поезд резко тряхнуло. Я влетел внутрь и на всей скорости ударился грудью о столик.
Грудина! Чёрт меня подери, хуже этого перелома могла быть только травма в области основания черепа.
Изучив «анализом» грудную клетку пострадавшего мужчины, я обнаружил, что кость, к которой крепятся рёбра, переломилась. Боже, как же ему повезло! Не знаю, каким богам он молится, но они точно помогли сохранить его жизнь. Если бы травма пришлась на полтора сантиметра ниже, произошёл бы отрыв мечевидного отростка — нижнего конца грудины.
А эта часть кости очень острая. Плюс ко всему под ней находится печень. Отрыв, колотая рана печени, моментальная смерть. Сложно сказать, что убьёт его в первую очередь — болевой шок из-за повреждения капсулы печени, массивное кровотечение или сам факт разрушения одного из самых важных органов в человеческом организме.
Медлить было нельзя. Я не стал тратить время и одним ловким движением разорвал на нём рубашку, чтобы обнажить грудную клетку. А гематома, как оказалось, образовалась внушительная. Кожа и мягкие ткани отекли. Я не стал рисковать и проводить рукой по его груди, но был готов поклясться, что даже невооружённым глазом можно увидеть, как обломки грудины натягивают кожные покровы.
Я активировал антиноцицептивную систему организма больного. Ту, что отвечает за обезболивание. Мало кто знает, но у нас в теле есть что-то вроде собственного морфина. Иногда, когда человек испытывает сильную боль, организм самостоятельно её заглушает, чтобы больной не сошёл с ума.
Хотя самое опасное в данной ситуации — это не психические повреждения, а болевой шок. Шок, каким бы он ни был, всегда сопровождается резким падением артериального давления и высоким риском остановки кровообращения.
Признаков шока я пока что не обнаружил, но противоболевую систему на всякий случай активизировал. Ведь дальше мне предстоит сделать очень неприятную для пациента манипуляцию. Не буду дожидаться, пока он задохнётся. До города он может не доехать.
Вправлю обломки самостоятельно. Разумеется, не руками, а лекарской магией.
Вот только проводить репозицию при столь сложных переломах — это целое искусство. Для этого с помощью жизненной энергии нужно одни мышцы напрячь, а другие расслабить. Двигать кости так, будто связки и мышечные образования больного — это и есть мои руки.
Как только я приступил к лечению, больной застонал. Разумеется, одних только внутренних обезболивающих ему не хватало.
— Ничего, потерпите немного, я уже почти закончил, — делая вид, будто произвожу вправление вручную, произнёс я.
Однако пациент и так не наблюдал за моими действиями. Он зажмурил глаза, трясся и ворочался до тех пор, пока обломки не встали на место. Сразу после этого я ускорил остеосинтез и заставил грудину срастись.
Всё. Теперь он сможет полноценно дышать. Но от болевого синдрома избавится ещё не скоро. Как ни крути, а нервы были сильно потревожены. И во время травмы, и во время проведённого мной лечения.
— Доктор, что-то не так… — прошептал мужчина.