— Взять его жену…
Сент-Ив понял, что речь идет о теперешней жене месье Карре.
— Взять его жену, — повторил он, рискуя вновь получить замечание от Марго.
— Она постоянно обижается: «Что я такого сделала? Что такого сказала?» А папа ничего обидного не говорит, он просто шутит.
— Папа любит пошутить?
— Вчера он назвал ее «моя толстушка», но только потому, что она достала его своей диетой.
— А она что, полная?
— Два-три лишних кило, папа говорит, десять, но это шутка.
Картина для доктора Сент-Ива начала проясняться.
Месье Карре сначала внушил жене, что ей нужно похудеть килограммов на десять, а когда она заговорила о диете, сказал: «Незачем тебе худеть, моя толстушка» или «Я тебя и так люблю, жиртрестик». Пошутил, в общем.
— За столом, — продолжала Марго, изобразив мачеху, — она сидит и оглядывается по сторонам. У нее вид какой-то ненормальный. Как у птицы, которая тычется в окно.
— Желая улететь, — подсказал Сент-Ив, развивая метафору.
— Да не собирается она улетать! Вы неправильно понимаете, что мне хочется сказать.
— Извини, я очень стараюсь. Ну, так что твой отец?
— Вы все время хотите, чтобы я была против папы. Потому что он судебным исполнителем работает, да? Не его вина, что люди делают долги и потом им приходится иметь дело с судебными исполнителями. Люди предубеждены против них, а это тоже расизм.
— Расизм?
— Да. А вы, вы знаете, кто вы? Вы манипулятор. Психолог — это тот, кто манипулирует сознанием.
— Неужели? — удивился Сент-Ив так искренне, что кого угодно вывел бы из себя.
— Я прекрасно знаю, что такое манипуляторство. Моя мать постоянно этим занимается — она подсовывает мне сайты в интернете о патологических нарциссах. Хочет мне внушить, что мой папа такой. А папа говорит, манипулятор — это человек, который внедряется к тебе в мозги, чтобы заставить тебя думать как он.
— И так поступает твоя мама… По словам твоего папы.
— Это ВЫ так поступаете вот сейчас!
— Поверь, здесь ты можешь говорить все что вздумается, — проговорил Сент-Ив бархатным голосом.
— Заткнись!
Марго трясла нервная дрожь, щеки пламенели. Будь у нее с собой ножик, любимое средство успокоения, она бы им воспользовалась.
Лазарь с возмущением слушал все это по другую сторону двери. Как можно так говорить с его папой? Он заткнул уши и бегом побежал на кухню.
Марго вскочила с места.
— Не смейте со мной так разговаривать! Вы всё выворачиваете наизнанку!
— Марго, сядь, пожалуйста.
— Вы считаете, что я боюсь своего отца!
— Ничего подобного я не говорил.
— А я боюсь вас! Вы хотите взять мою жизнь под контроль, диктовать, что мне делать, что думать, кого любить, кого не любить!
Продолжая говорить, Марго ринулась к двери в приемную и открыла ее.
— Пошли! — крикнула она сестре. И, не глядя на Бландину, надевая на ходу рюкзак, побежала к выходу.
— Что такое? Что стряслось? — встревожилась девочка, вопросительно глядя на Сент-Ива, который шел следом за ее сестрой.
— Беги догоняй ее!
Он проводил Бландину до двери, выходящей на улицу Мюрлен. Дверь стояла распахнутой, Марго ее не закрыла.
Стоит ли самому бежать за Марго? Она замедлила шаг, потом обернулась. Спаситель похлопал Бландину по плечу:
— Давай, сестра тебя ждет.
Состояние Марго внушало Спасителю тревогу. Кого предупредить? Ее мать? Школьную медсестру? Сент-Ив вернулся к себе в кабинет, едва держась на ногах. Разумеется, вспышка Марго была направлена вовсе не против него. «Ничего личного», как сказал бы наемный убийца своей жертве. Но досталось ему изрядно.
Сент-Ив уже взялся за телефон, чтобы позвонить мадам Дютийо, матери Марго, но остановился, подумав о своем собственном сыне. Может, стоит посмотреть, пришел ли Лазарь из школы и все ли у него там в порядке? Спаситель отправился на кухню. Никого. Горло у него перехватило от тревоги: где сын? И тут же он себя успокоил: наверху. Возле клетки с хомячком.
— Лазарь!
Конечно, сын был наверху. Сидел по-турецки перед клеткой.
— Как ты думаешь, он умирает?
Спаситель схватил клетку обеими руками, поднял и вгляделся в зверька.
— Наш лентяй дрыхнет. На твоем любимом сайте про хомяков я прочитал, что они родом из пустыни и привыкли жить там ночной жизнью.
— Баунти никогда не жил в пустыне.
— Он сам не жил, но в нем живет память родителей, бабушек-дедушек, память предков. Не личная память, а память рода.
«Ну и ну, разговорил меня хомячок», — подумал про себя Сент-Ив, а вслух произнес:
— На ужин картофельная запеканка с мясом.
— А можно я отнесу Баунти на кухню?
— Лучшая идея года! — одобрил Спаситель, чувствуя, что с каждой секундой ему все милее их хомячок-неврастеник.
Засунув лоток с запеканкой в микроволновку, Спаситель стал прослушивать сообщения на телефоне. В течение дня у него всегда бывало много звонков, но, когда он работал с пациентами, телефон стоял на автоответчике.
— Здравствуйте, говорит директор лицея Ги-Моке. Ваш телефон мне дал психиатр больницы Мадлен, я знаю, что вы работаете с Габеном. Хочу предупредить, что Габен не был сегодня на занятиях и не отвечает по домашнему телефону. Кажется, в Орлеане у него нет родственников. Возможно, имеет смысл обратиться в социальные службы. Очень просил бы вас позвонить мне…
Далее следовал номер телефона, который Сент-Ив тут же записал. Однако ему показалось, что важнее сначала найти Габена. Он позвонил и услышал: «Добрый день, вы звоните на мобильный Габена. Перезвоните позже. Или не надо».
Сент-Ив постоял в нерешительности, размышляя. Потом нашел адрес Пупаров в картотеке пациентов.
— Улица Огюста Ренуара, дом двадцать, не так уж далеко, — пробормотал он себе под нос.
Запеканку они проглотили в пять минут, и Спаситель оставил сына в кухне вместе с Баунти и мультиками про Якари.
В доме Габена был и кодовый замок с кнопками, и домофон. После шестого звонка сонный голос спросил:
— Кто там?
— Сент-Ив.
— Зачем?
— Открывай.
Приказ. Приказы не обсуждаются, и Габен повиновался. На четвертом этаже в приоткрытую дверь выглядывал лохматый бледный мальчишка с красными глазами. Не высыпается? Принимает наркотики?
— Что-то случилось? С мамой?
— С мамой все в порядке, ее лечат. А вот с тобой что случилось? Почему ты не был сегодня в школе?
Габен не ожидал, что психолог окажется в курсе его школьных дел. Он промямлил, что не спал, голова болела, и вообще тоскливо до ужаса…
Сент-Ив прервал Габена:
— Забирай учебники, одежку и зубную щетку. Спать будешь у меня в кабинете. Завтра с утра — на занятия.
— Я сам справляюсь…
— Как видно, не справляешься.
Спаситель Сент-Ив не часто отдавал приказы, но его непоколебимое спокойствие и высокий рост действовали в таких случаях безотказно. Габен насупился и отправился собирать вещи. Спаситель, не желая его смущать, остался ждать в прихожей. Потянулось время, Спаситель искоса поглядывал на часы.
— Нельзя ли поживей, Габен! — крикнул он.
— Вали отсюда, если торопишься, — пробурчал подросток, засовывая в рюкзак ноутбук.
И все же он послушался и вскоре вышел в прихожую, сумрачно глядя на Спасителя, но в душе довольный, что нашелся кто-то, кто о нем заботится. Они шагали рядышком по пустынным в этот час улицам. Габен ежился от вечернего ветра, засидевшись в четырех стенах, — он ведь просиживал за компьютером целые дни, а порою и ночи.
Едва они зашли в дом, как Спасителю послышался голосок Лазаря. Он звал его:
— Папа! Ты где? Иди быстре-ей!
Спаситель бегом взбежал на второй этаж, успев представить себе малыша, истекающего кровью.
— Баунти! Он проснулся! — выпалил Лазарь, увидев Спасителя.
Спаситель прижал руку к груди, унимая сердцебиение.
— Хорошая новость.
Хомячок не спеша трусил по клетке. Спаситель и сын с удовлетворением пронаблюдали, как он поел, попил и пописал.
— Нам всем нужно хорошенько выспаться, — подвел итог дня Спаситель.
Однако со сном получилось так себе.
Баунти, охваченный лихорадочной деятельностью, то и дело будил Лазаря: шуршал соломой, занимался акробатическими упражнениями на прутьях клетки и очень громко шлепался.
Габен улегся, но, убедившись, что Сент-Ив больше его не побеспокоит, включил компьютер и выключил только в три часа утра. Спаситель заснул за очередной книгой по психологии «Человек, который принял жену за шляпу»[14]. Но около часа ночи его разбудила ужасная мысль: «Я не позвонил матери Марго!» Профессиональная совесть, как тень отца Гамлета, навестила его в положенный час.
— Че-е-е-ерт! — простонал он.
На протяжении двух часов, пока он не мог заснуть, с ним общались разные его пациенты, и среди них — мадам Угно, которую гнобил начальник отдела. Спаситель заснул с утешительной мыслью, что он негодный психолог, никому ни в чем не может помочь и пора ему менять поле деятельности и вывеску:
На следующее утро после третьей чашки кофе Сент-Ив вновь обрел веру в себя и в Зигмунда Фрейда. А за десять минут до того он смотрел через окно веранды, как удаляются по садовой дорожке Габен и Лазарь. Сонный подросток едва волочил ноги. Спаситель пообещал себе проработать с ним проблему сна. Что ему мешает? Боится засыпать, потому что преследует страх смерти? Снятся кошмары? Беспокоит психическое состояние матери?
Спаситель облачился в свой рабочий костюм — белую рубашку с расстегнутым воротом — и уселся просматривать свои записи, пользуясь свободным временем до первого пациента. У него была толстая тетрадь на пружине в крупную клетку, куда он кое-что записывал — главным образом даты и имена. Например, Бландину он назвал по имени, потому что о младшей дочери упомянула мадам Дютийо, а он записал ее имя в тетрадку.