— Господи! Мадам Дютийо!
Спаситель отбросил тетрадь и кинулся ей звонить.
Взяв трубку, он поднял глаза на стенные часы, висящие напротив. 8:55. Марго должна быть уже в школе.
— Мадам Дютийо? Спаситель Сент-Ив. Скажите, если не вовремя?.. Я по поводу Марго. Она вчера чуть ли не убежала из моего кабинета. Вы в курсе? Понятно.
Обе дочки доложились вчера вечером мадам Дютийо по телефону.
— О вас, как о фильме на «Телераме», мнения разделились, — засмеялась мадам Дютийо. — Бландина нашла вас классным, Марго — цитирую — гнусным типом.
Спаситель отметил, что мадам Дютийо изменила стиль общения: она не была больше агрессивно-обиженной, она стала агрессивно-насмешливой, словно давая ему понять, что теперь они одного поля ягоды: оба гнусные типы.
— Тем не менее, — сказал он спокойно и ровно, — желательно, чтобы Марго продолжала лечение.
— Я хотела бы вас попросить о встрече в будущий понедельник. Марго не придет, но мне самой очень нужно с вами поговорить.
От неожиданности Сент-Ив на секунду замолчал, потом сказал:
— Конечно, мадам Дютийо. До понедельника.
Люди не переставали изумлять Сент-Ива, и сегодня ему опять представился случай изумиться.
В этот день класс мадам Дюмейе отправился во второй половине дня на экскурсию. Поля ожидал сюрприз: мадам Рошто, его мама, пошла вместе с ними как помощница учительницы. Лазарь был первым другом Поля, но все же Поль не смог отказаться от удовольствия взять маму за руку и идти вместе с ней. Лазарю пришлось идти в паре с Осеанной. Когда весь класс ринулся к главной цели экскурсии — особняку Гроло, Лазарь машинально схватил Осеанну за руку. Но девочка выдернула свою руку и отодвинулась от него. Раньше, до того как Лазарь узнал, что для Николь он «черномазый», он бы и внимания не обратил на это, но теперь…
Введя свой класс в парадный двор исторической достопримечательности города Орлеана, учительница спросила:
— Кто из вас знает, кому поставили этот памятник?
И показала на стоящую на постаменте, прижав к груди меч, задумчивую девушку.
— Жанне д’Арк, — закричали наперебой ребятишки, которые недаром были орлеанцами.
— И что совершила Жанна д’Арк в Орлеане? — задала следующий вопрос учительница, уверовав в историческую подкованность своих второклашек.
В ответ — смущенное молчание. Страшно ведь сказать какую-нибудь глупость. Мадам Дюмейе очень огорчилась, тем более что двое родителей ее учеников стояли и на нее смотрели. Ей обязательно нужно было получить ответ, иначе страдала ее профессиональная гордость.
— Она ос… — попробовала подсказать учительница.
«Онаос?» Поль вопросительно посмотрел на маму. Что такое «онаос»? Учительница рехнулась?
— Она вымела англичан из Орлеана, — ответил папа-помощник, преподаватель истории в университете и отец Осеанны.
Полю послышалось, что Жанна «выела англичан», и он очень удивился, что папа Осеанны объявил героиню людоедкой. Но он не стал докучать маме вопросами, потому что она сама заговорила с этим папой. Однако про себя Поль только укрепился в мысли, что взрослые — они все-таки немножечко того.
В большом старинном зале, где учительнице стоило немалого труда удержать своих подопечных от попыток усесться на готических стульях, похожих на троны, Поль поймал обращенный на него взгляд: Лазарь, стоявший в сторонке, грустно смотрел на друга.
— Мам, а мам. — Поль затеребил Луизу за рукав.
— Подожди минутку, ты же видишь, я разговариваю, — одернула его Луиза, которой доставило удовольствие неожиданное мужское внимание, пусть даже папы сопровождающего, пусть даже лысоватого и толстоватого.
Поль передернул плечами. Он как раз и хотел сказать, что пойдет к Лазарю. И пошел к нему, сердито покосившись на дядьку, который «выедал» его маму.
— Это твой папа? — поинтересовался Лазарь.
— Этот? — Поль зажал себе нос. — Этот тю-тюфяк?
Лазарю очень понравилось выражение. Познавательную экскурсию дети украсили еще и лингвистическими упражнениями: тю-тюфяк, сли-ли-зняк, тол-толстяк…
А в это время Луиза расхваливала Поля, какой он у нее чувствительный. «Почти как девочка», — сказала она отцу Осеанны. На обратной дороге отец Осеанны сообщил Луизе, что недавно развелся и проводит одну неделю с детьми, а другая у него свободна.
— Вот как? — отозвалась Луиза, мгновенно заледенев.
«Никогда! Больше ни за что! Никаких мужчин в моей жизни!» — подумала она. Ее взгляд остановился на хохочущем чуть ли не до слез Лазаре, и она подумала: «Интересно, а месье Сент-Ив тоже решил больше никогда не жениться?»
— Как дела у папы? — осведомилась Луиза у Лазаря.
— Хорошо. Пока, Поль! — крикнул Лазарь, заторопившись.
Это же был вторник, день школьной фобии.
Целый день Спаситель наслаждался обществом Баунти. Сын дал ему разрешение, и он поставил клетку с хомячком на маленький столик, где детишки во время консультаций рисовали.
— Какой хорошенький! — восхитилась Элла и наклонилась над клеткой, чтобы получше рассмотреть Баунти. — Он спит?
— Да, занят любимым делом.
Девочка выпрямилась, сияя умными живыми глазами из-за своих квадратных очков. Одно удовольствие на нее смотреть! Спаситель от души улыбнулся.
— Я сказала, — сообщила Элла, все еще не садясь и держа в руке объемистый рюкзачок.
— Что сказала и кому?
— Маме. О месячных.
— Молодец. Садись.
Элла села, поставила на пол рюкзак, потом к рюкзаку присоединились куртка и шарф.
— Мама с папой придут?
— Может быть, мама. Она сама еще не знает. Она же на работе. А мне вам надо столько всего сказать! — Элла остановилась и нерешительно посмотрела на Сент-Ива. — Не знаю, с чего начать.
— Расскажи, как прошла неделя.
— Пропускала, но не очень.
— Не очень?
— Только латынь. Училка — зверь. Она на меня смотрит, а я боюсь: сейчас вызовет! И перестаю дышать. Красная становлюсь, как помидор. Один раз со стула упала.
— Плохо сделалось?
— Наверное. Еще в математике я ноль. Учитель надо мной издевается. Как-то обратился к классу и спросил: скажите, как зовут дочь мадам и месье Бестолочь?
— Элла, — вздохнул Сент-Ив, показав, что такие шутки ему не по вкусу.
Избегая нелюбимых преподавателей, Элла ходила на занятия выборочно: опаздывала утром, отсиживалась в туалете, ходила к школьной медсестре. В первом триместре средний балл у нее был 13, а теперь всё понижался.
Воодушевление, с каким она прилетела на консультацию, испарилось.
— Но ты же не о школе хотела мне рассказать, — напомнил ей Спаситель.
Она кивнула, и глаза у нее снова ожили.
— Вы же помните историю с рыцарем и все такое?
— Конечно.
— Ну так вот, я сказала маме, что им с папой наверняка хотелось, чтобы вместо меня родился мальчик. Ведь девочка у них уже была.
— Так-так-так, — подбодрил Эллу Сент-Ив, с нетерпением ожидая продолжения.
— Мама… У нее лицо стало очень странное. Она сказала, что ей не так уж хотелось мальчика, потому что девочки — это очень хорошо. А сама чуть не плакала.
— Так-так-так…
— Потом сказала, что одного ребенка она потеряла. И заплакала.
Элла и сама готова была расплакаться. Сент-Ив поспешил ей на помощь.
— И это был мальчик? — спросил он.
— Да.
— И это случилось до твоего рождения?
— Да.
— Значит, в семье Кюипенс было трое детей: Жад, умерший младенцем мальчик и ты. И тебе никогда не рассказывали о брате?
— Никогда.
Сент-Ив про себя отметил: вот он, тот редкий случай в терапевтической практике, когда у тебя на глазах раскрывается семейная тайна.
— Ребенок умер еще в животе, — уточнила Элла.
И пересказала все, что рассказала ей мама: когда ребенок стал активно двигаться, пуповина обвилась у него вокруг шеи, и он задохнулся. Ей сделали кесарево, чтобы его вынуть.
— Это случилось на восьмом месяце. Хороший маленький мальчик. Со светлыми волосами, как у папы. Он должен был… Должен был… — Элла все-таки расплакалась. — Жи-и-ить…
Сент-Ив протянул ей коробку с бумажными платками и немного подождал, пока она успокоится. По другую сторону двери мальчик тоже вытирал мокрые глаза рукавом.
Но Элла еще не кончила свой рассказ.
— Мама хотела мне показать, ну, эту… Как она называется? Семейную книжку.
— Семейную книгу, — поправил Сент-Ив. — Твоего брата в нее записали?
— Да. Его назвали…
Сент-Ив догадался, что скажет Элла, по той значительности, с какой она держала паузу.
— Его назвали Эллиот.
«Месье и мадам Кюипенс никогда не говорили Элле о ее неродившемся брате, но она могла нечаянно услышать их разговор о нем или просто услышать имя от отца или матери, — подумал Спаситель. — А еще возможно, что родители и дети общаются между собой без слов».
Долгие годы Элла носила в себе своего маленького умершего брата.
— Рыцарь Эллиот, — тихо произнес Сент-Ив.
— Элла и Эллиот — почти одно и то же.
— Да.
Все эти годы родители видели в ней замену — неудачную! — умершего ребенка, и первые признаки ее будущей женственности стали для них болезненным напоминанием, что она никогда не станет тем сыном, которого они потеряли. Сент-Ив посмотрел на стенные часы. Сеанс подходил к концу, а ни месье, ни мадам Кюипенс так и не пришли. Очень жаль. Элле неплохо было бы услышать, что они ждали именно ее, что ее появление их нисколько не разочаровало. Если в самом деле не разочаровало…
— Я не решилась спросить маму, где он.
— Где он? — повторил Сент-Ив.
— Где Эллиот? Что с ним сделали? Таких детей… их что, просто выкидывают?
— Нет, что ты! Обычно их кремируют… сжигают прямо в больнице. Но будет лучше, если ты спросишь об этом у мамы с папой.
— И знаете, вот еще что, — встрепенулась Элла. — Мама сказала, что ни в коем случае нельзя говорить об Эллиоте с папой. Папа не выносит, когда говорят о болезнях, больницах и смерти.