— У меня тоже на этой неделе была драма с Осеанной. Она вернулась из школы сама не своя, потому что один мальчишка заявил на весь класс, что она ему не нравится и он не хочет быть с ней в одной группе.
— Какой ужас, — посочувствовала Луиза.
— История показалась мне темной, и в известном смысле я оказался прав, — засмеялся Патрик. — Мальчуган-то темнокожий, почти негр.
Луиза, подносившая к губам бокал с бордо, едва не поперхнулась.
— У него смешное имя, — продолжал Патрик Бонасьё. — Его зовут Балтазар.
— Лазарь, — поправила Луиза тихо.
— Именно! Почти как — ха-ха — вокзал! — подхватил месье Бонасьё. — Жаль, что теперь даже в центре города учителя должны мучиться с такими вот невоспитанными мальчишками. Африканская пословица гласит: «Ребенка растят всей деревней», но теперь они отдают своих детей на воспитание нам!
«Почему я ему не сказала, что Лазарь — лучший друг Поля и очень хорошо воспитан? — спрашивала себя Луиза, вернувшись домой и сидя перед зеркалом. — Потому что я боюсь конфликтов. Но я НЕ расистка!»
И она стала думать о Спасителе. В первый раз она его увидела возле булочной. Он стоял у стены. И сейчас, словно все происходило в кино на экране, он — такого высокого роста — двинулся к ней в расстегнутом пиджаке, сунув руки в карманы, с сияющим взглядом. У него пухлые губы, чуть заметные усики и бородка, слегка насмешливая улыбка и теплый низкий голос. Луиза вздохнула и подставила ему лицо для поцелуя. Как в кино.
Неделяс 2 по 8 февраля2015 года
Спаситель заглянул в еженедельник.
Еженедельник сообщил, что во второй половине дня он увидит у себя мадам Дютийо. Однако психолог не сомневался: дама не появится. И что же? Ровно в шесть она сидела в приемной — в нарядном платье с большим вырезом и массивными серьгами-треугольниками в ушах, похоже, собственного изготовления. Можно подумать, мадам Дютийо собралась на любовное свидание, а не на консультацию к психологу. Впрочем, скорее всего, у нее были свои планы на дальнейший вечер. Пройдя мимо нее, Спаситель попал в облако духов. Он вспомнил, что говорила ему Марго о матери: скандалистка-тиранка, зануда и сама вечно ноет. Невольно представив себя на месте Марго, он уселся на стул и произнес не слишком доброжелательно:
— Ну и?
— Вы уступаете мне место психолога? — поинтересовалась мадам Дютийо.
— Ваша дочь знает, что вы пришли ко мне?
— Вы решили стать ее адвокатом?
Сент-Ив спохватился, что разговор начался не так, как следовало, и пересел со стула в кресло.
— Прошу прощенья, — извинился он. — Полагаю, я бессознательно выразил свое нежелание видеть вас своей пациенткой.
— Могу узнать почему?
— Я огорчен, что Марго прервала лечение.
— Она нуждается в помощи больше, чем я?
— Чтобы прочувствовать ситуацию, мне нужно время.
— Не стоит все усложнять. Вы же психолог! Представляю, в каком виде изобразила меня моя дочь!
— …
— Ну да, конечно! Вы же могила! — Мадам Дютийо усмехнулась. — Вот если бы к вам на консультацию пришел мой бывший муж — хотя он не придет, он уверен: к психологам ходят одни психи, а он нормальный. Все психи, кроме него.
— Так что было бы, приди ко мне на консультацию месье Карре? — Сент-Ив не дал пациентке уйти от темы.
— Он бы вам рассказал, кто я есть на самом деле. Женщина, которая так себя ненавидит, что вообще не способна никого любить. У меня нескончаемая депрессия, но я не желаю в ней признаваться. И поэтому однажды вечером он сообщил мне: «Я переезжаю, ты опасна, я нашел для себя убежище». Но забыл добавить, что в убежище он будет жить с молоденькой девчонкой, наверняка посговорчивее меня. Мной-то больше не поманипулируешь! Я его раскусила!
— Раскусили?
— Он патологический нарцисс.
Лицо Спасителя не выразило ни малейшего сочувствия, и мадам Дютийо поспешила добавить:
— Вы знаете, что это такое?
— Патологический нарцисс? Знаю. Из телевизора.
Она впилась в него глазами.
— Вы что, мне не верите?
— Сейчас в большой моде патологические нарциссы и гиперактивные дети. И еще у нас эпидемия депрессии.
— И что же? Гиперактивный ребенок — это моя младшая дочь. А депрессия — у меня.
— Вам не кажется, что вы пренебрегли своим призванием? Судя по всему, вы прирожденный психолог.
Спаситель остановил себя: что происходит? С чего ему вздумалось воевать с пациенткой? Она ему неприятна? Или наоборот? Слишком нравится?
— Мадам Дютийо, скажите мне, пожалуйста, почему вы решили прийти ко мне на консультацию.
Мадам Дютийо долго молчала, и Спаситель ее не торопил.
— Я боюсь, — наконец призналась она.
— Боитесь? Чего?
Мадам Дютийо боялась своего бывшего мужа, вернее, боялась вреда, который он может причинить дочерям. Не столько Бландине — она строптивая, может за себя постоять. Отец беспрестанно делал ей замечания, язвил насмешками, но все мимо. Ее не достанешь. А вот Марго он поработил. Ей нужна папочкина любовь, она ее добивается. И все кончится тем, что он сломает девочку.
Спаситель слушал ее молча. Уж кому-кому, а ему было хорошо известно, что супруги, расставшись не по-доброму, превращают своих детей в метательные снаряды.
— Вам бы хотелось, чтобы Марго смотрела на отца вашими глазами?
Мадам Дютийо передернула плечами.
— В первую очередь я хотела бы, чтобы она перестала верить его россказням обо мне. О моей якобы депрессивности, тирании и уж не знаю каких еще ужасах. Бландина мне пересказывает всё, что он говорит, но она ему не верит. Она возмущается. Считает отца вруном.
«И еще кошмарным типом», — вспомнил Сент-Ив. Дочери выбрали каждая свой лагерь. Бландина — материнский. Марго…
— Как вы думаете, почему Марго режет себе руки? — внезапно спросила мадам Дютийо.
— Именно в этом я и хотел бы разобраться вместе с ней.
Мадам Дютийо горько усмехнулась. Неужели она так ничего и не вытянет из этого тупого психолога?
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я надеялась, вы поймете.
— Пойму — что?
— Что этот человек опасен.
— Вы говорите об отце своих детей?
Она сердито покосилась на него и на секунду стала похожа на свою старшую дочь.
— Вы считаете, у меня паранойя?
— Мадам Дютийо, не стоит увлекаться ярлыками. Ваши дочери мечутся между отцом и матерью, и каждая по-своему страдает.
— Я знаю! — воскликнула она, театрально вздымая руки к потолку, и на этот раз стала похожа на младшую дочь.
Спаситель невольно улыбнулся.
— Вы что, смеетесь надо мной?
— Обе ваши дочери похожи на вас, мадам Дютийо! У них нет депрессии, паранойи и тиранических наклонностей. Они с характером, они личности.
Спаситель сказал это, не задумываясь, говорит он правду или нет. Он хотел помочь этой женщине, хоть как-то ее успокоить. И она ему улыбнулась, возможно, польщенная его мнением о себе или, возможно, обрадовавшись тому, что дочки похожи на нее. С порога она обернулась и пообещала уговорить Марго продолжить сеансы терапии.
В ответ Спаситель пожелал ей приятного вечера.
— Что вы имеете в виду?
— Извините, не понял?
— Вы пожелали мне «хорошего вечера» так, словно сказали: «Развлекайтесь от души!» Но я просто иду домой и буду готовить ужин своим девочкам.
— Теплого семейного вечера, — пожелал Спаситель, отметив, что мадам Дютийо, выходит, нарядилась в платье секси исключительно для него.
Он вернулся к себе в кабинет и увидел, что сквозняк снова сдвинул портьеру. Посетовав на дверь, которая то и дело открывается, он энергично повернул ручку, до смерти напугав своего сына, притаившегося в коридоре. И тут послышался стук бронзового молотка. Спаситель очень удивился: сегодня он больше не ждал пациентов.
— Марго? Но ты же…
— Знаю, я не пришла на консультацию, — прервала его девочка. — А мама приходила?
— Входи, не стесняйся.
— Я на минутку, — сказала она и все-таки вошла. — Я знаю, мать приходила и наговорила гадостей о папе.
Спаситель сделал приглашающий жест, показав на кабинет. Марго отрицательно покачала головой.
— Я вернусь сюда только с папой, — объявила она с вызовом.
— Отлично. В следующий понедельник в шесть. Идет?
Спаситель догадывался, что Марго не решилась сообщить отцу о том, что посещает психолога, и тем более, что режет себе руки.
— Может быть, лучше в семь, — неуверенно предложила Марго. — Папа поздно кончает работу.
Спаситель подытожил:
— Понедельник. Девятнадцать часов, месье Карре…
— И я, — торопливо прибавила Марго.
И тут же убежала.
За это время Лазарь успел добежать до кухни. На кухне сидел Габен в обществе Гюстава-Мустафы. Сидел сгорбившись, выглядел печальным.
— Где был? — спросил он Лазаря.
— Я? За… Там, в коридоре, хотя вообще…
Габен спросил, не ожидая ответа, но смущение мальчугана пробудило в нем интерес.
— И что в коридоре делал?
— Ничего.
— Совсем ничего? В коридоре?
— Ты умеешь хранить секреты?
Габен приложил палец к губам, показывая, что рот у него на замке.
— Дверь в коридор открывается, — сообщил Лазарь, не прибавив, что открывается она не сама собой. — И там можно послушать.
— Кого послушать?
— Папу.
— И его пациентов тоже?
Лазарь молча кивнул.
— Значит, подслушиваешь? Ну, знаешь!
— Ты обещал! Обещал! — напомнил Лазарь, и в голосе у него зазвенели слезы.
— Обещал. Но все же…
Габен погрузился в размышление, занявшись чуть ли не самоанализом. Он пытался понять: хотел бы он сам послушать, о чем говорят в кабинете психолога? И тут вдруг у него перед глазами возникло лицо старухи с растрепанными волосами.
— «World of Warcraft»[17] знаешь? — спросил он Лазаря.
Спаситель вошел в кухню как раз в ту минуту, когда Габен рассказывал Лазарю, что в игре он был ночным эльфом, воришкой и знатоком трав, который дружил с гномами, орками и кентаврами.