— Парни, привет!
Психолог решил относиться спокойно к тому, что Габен все вечера просиживает у них на кухне.
— Как поживает Гюстав?
Спаситель наклонился к клетке:
— Ест не переставая, — сказал Габен. — Скоро будет вдвое толще Баунти.
Спаситель выпрямился.
— Все понятно, — нахмурившись, сказал он. — С нами сыграли шутку. Наш Мустафа — хомячиха и скоро родит.
— Опа! Значит, она у нас Мустафетта, — сообразил Габен.
— Вау! У нас народятся хомячки! — Лазарь задохнулся от восторга.
— Но у нас они не останутся, — охладил восторг сына отец. — Иначе через месяц их количество утроится, а разведение хомячков пока не входит в мои профессиональные планы.
Прослушав на прошлой неделе лекцию, которую прочел учителям инспектор управления образования, мадам Дюмейе узнала, что французским школьникам недостает самостоятельности. Ощущая на своих плечах груз ответственности за будущее Франции, она с помощью клеящих подушечек, этого незаменимого подспорья педагогики, прикрепила на стене своего класса
• Гасить / зажигать в классе свет.
• Отвечать за библиотеку.
• Отвечать за порядок при уходе из школы.
• Писать на доске поговорку дня.
• Раздавать тетради.
• Поддерживать чистоту в классе.
• Выполнять поручения учительницы.
Лазарь получил задание всю неделю следить за чистотой доски, а Полю было поручено поливать цветы, так что теперь он то и дело вскакивал и проверял, не растрескалась ли земля в горшках от сухости. Отныне каждый ученик, следуя велению долга, поднимался, не спрашивая разрешения, со своего места и исполнял свои обязанности.
Заботясь еще и о необходимых для французских школьников навыках совместной деятельности, мадам Дюмейе с этого вторника возобновила коллективные письменные работы.
К середине дня самостоятельность учеников возросла настолько, что учительница, которая когда-то, начиная работать в школе, требовала от учеников полной тишины, теперь не услышала бы и реактивного самолета.
— Мадам! — громко позвал ее Лазарь.
Учительница определила мальчугана в группу, где главной была Осеанна, и поручила им написать сочинение на тему «Все нужны, чтобы строить мир».
— Что случилось, Лазарь?
Мальчуган ткнул в Осеанну пальцем:
— Она не верит, что моя мама белая!
— У белых мам не бывает в животе черных детей, — твердо и уверенно заявила Осеанна.
Учительница заметила, что класс притих и насторожился. Ей очень кстати вспомнилась история, написанная Лазарем, и она напомнила ее всем:
— Лазарь как-то придумал красивую историю о белой волчице, которая полюбила черного волка, они поженились, и у них родился славный серый волчонок. Представь себе, Осеанна, что такое случается и в жизни. И у белой мамы с черным папой, или наоборот, рождаются дети, такие как Лазарь; их называют метисами.
— «Все нужны, чтобы строить мир», — заключил Поль, наконец-то уразумев суть народной мудрости.
Для него со вчерашнего дня началась «мамина неделя». И он был счастлив, хотя старшая сестрица уже начала портить им кровь новой заморочкой: «Мне нужна серебристая сумка „Ванесса Бруно“, у всех девочек такая есть».
— Мама, давай проводим Лазаря до дома! — попросил Поль, когда они вышли из школы. — А то мы не про все еще договорили!
Так оно и было. Поль хотел поговорить с Лазарем о будущем братике, а Лазарь не успел рассказать другу о новом хомячке. Луиза, хотя у нее была на очереди срочная статья и вдобавок глажка, согласилась.
— Две булочки с шоколадом, — сказала она и протянула сыну пакет из булочной.
— Необыкновенно любезно с вашей стороны, — поблагодарил Луизу Лазарь, привычно повторив формулу Спасителя.
У Луизы бешено заколотилось сердце.
— У папы все в порядке? — спросила она.
— М-м-м, — промычал Лазарь с набитым ртом.
И тут же повернулся к Луизе спиной, взялся за лямку своего ранца на колесиках и принялся шепотом обсуждать с приятелем неотложные дела. У калитки Лазарь снова повернулся к Луизе:
— Можно Поль завтра ко мне придет?
Луиза с искренним огорчением взглянула на сына:
— Нет, Поль! Я же тебе говорила, завтра к нам на обед приедет бабушка.
— Не-ет, не хочу-у, — заныл Поль.
— Это невежливо, Поль, — ласково попеняла сыну Луиза. — Бабушка специально приедет из Этампа, чтобы нас повидать.
Луиза прекрасно знала, что весь день мамочка будет критиковать ее и «как разумный человек» давать советы. К сожалению, совершенно неосуществимые. Луиза и сама с удовольствием сказала бы: «Не хочу-у-у!», но…
— Папе от нас привет! — сказала она на прощанье Лазарю, поцеловав его в обе щечки.
«Это что же? Глупое сердце будет всегда так прыгать при упоминании о месье Сент-Иве?»
— Мама, — заговорил Поль, когда они повернули в сторону своего дома. — У Лазаря новый хомячок. Золотистый.
Поль составил стратегический план из пяти пунктов. Пункт первый — сообщить безразличным тоном:
— Хомячок — девочка. Ее зовут Гюставия.
Пункт второй — заострить внимание:
— У нее будут дети. Папа Лазаря не хочет их оставлять.
Пункт третий — прибавить трагизма:
— Их придется убить.
Пункт четвертый — попасть в уязвимую точку:
— Убить ДЕТЕНЫШЕЙ!
Пункт пятый — предложить решение:
— Лазарь сказал, если я захочу взять одного…
— Нет.
Великие стратеги умеют отходить на заранее подготовленные позиции.
— Знаешь, как решили назвать младенца Пэмпренель?
Луиза невольно прислушалась.
— Ахилл.
— Ну и дурак! — пробормотала Луиза.
— Кто? Ахилл?
— Нет, твой папочка.
— А я, если у меня когда-нибудь появится хомячок, — заговорил Поль, вновь возвращаясь к начатым переговорам, — назову его Чудиком!
— И прекрасно. Самое подходящее имя.
Поль чуть не подпрыгнул от радости.
— Моему хомячку?!
— Нет. Твоему папе.
Когда Лазарь, приоткрыв дверь, уселся на полу в коридоре, консультация с Эллой уже началась.
— Мама с папой не придут? — спросил Спаситель.
— Придут! — воскликнула девочка. — Мама зайдет за папой на работу, и они придут вместе. Папа сказал, что хочет с вами поговорить.
— Хорошо. А ты? Ты хотела бы им что-то сказать?
— Я хотела бы сказать, что со школьной фобией дело, пожалуй, наладилось.
— Ты не пропускала уроки на этой неделе?
— Только латынь. Терпеть не могу, когда учительница на меня смотрит.
— И как же она смотрит?
— Не знаю… Я вообще не люблю, когда на меня смотрят.
— Хочешь стать невидимкой?
Элле понравилась такая мысль:
— Очень! Я читала такую сказку. Повернешь кольцо, и нет тебя.
— Да-да. Кольцо Гига[18]. Ты видишь всех, а тебя — никто.
Послышался стук во входную дверь.
— Наверно, твои родители, — предположил Сент-Ив. — Пойду открою. А ты пока не исчезай, ладно?
Элла ответила нервным смешком.
Сент-Ив и мадам Кюипенс были уже знакомы, она приходила вместе с Эллой на первую консультацию. Как видно, в молодости мадам Кюипенс была очень хорошенькой; теперь ей было под сорок, и она слишком скоро увяла: тусклая кожа, тусклые волосы, припухшие веки. С Сент-Ивом она поздоровалась за руку.
— Ваш муж не смог освободиться?
— У него телефонный разговор с клиентом. Конца этим его разговорам не предвидится.
Месье Кюипенс был владельцем фирмы по хромированию металлов.
Элла вскочила со стула, поцеловала мать и тут же спросила:
— А папа?
— Сейчас придет.
Мадам Кюипенс повернулась к Сент-Иву.
— Элла вам рассказала о братике? Ее это ужасно взволновало.
Похоже, что и она сама тоже волновалась.
— Муж этого не понимает.
— Чего не понимает?
Вместо ответа мадам Кюипенс, услышав стук в дверь, воскликнула:
— Вот и он!
Месье Кюипенс, как видно, бежал бегом, на лбу у него блестели капельки пота, несмотря на холодную погоду. От него пахло табаком и какой-то химией, может быть, протухшей туалетной водой. Склера глаз желтая, на скулах красная сетка сосудов. Спаситель мгновенно собрал все признаки воедино, истина засияла без всякого хромирования: отец Эллы пьет.
— Спасибо вам большое, что сумели освободиться, — сказал он. — Проходите, пожалуйста.
Месье Кюипенс подставил дочке щеку для поцелуя и спросил брюзгливо:
— Ну и куда мне?
Жена показала ему место рядом с собой на кушетке.
— Чем могу служить? — обратился он к Сент-Иву, как будто тот собрался что-то хромировать.
— Мы говорили о ребенке, который умер в утробе матери еще до рождения Эллы.
— Опять? Да это было давным-давно. Пятнадцать лет прошло!
— Четырнадцать, — прошептала жена, но муж ее не услышал.
— Что умерло, то похоронено, пора об этом забыть!
— Где похоронено? — спросила Элла.
— Что? Откуда я знаю? — рассердился отец. — Не задавай глупых вопросов! Это что, и есть ваша психология?
Спаситель не успел ответить, потому что мадам Кюипенс неожиданно сказала:
— Эллиот похоронен на кладбище Сен-Виктор.
— Что? Что ты говоришь? — не понял ее муж.
Глаза у него широко раскрылись от изумления, а жена, боясь, как бы ей не помешали, торопилась досказать: урна с прахом их сына находится в колумбарии, и на табличке написано: Эллиот Кюипенс. Элла восторженно прижала руки к груди и спросила:
— Можно я отнесу ему цветы?
— Если хочешь. Мы сходим к нему вместе, — пообещала мать.
— Бред какой-то! Они ненормальные! Обе! — возмущенно пробормотал отец семейства.
— Если и так, то из-за тебя! — с обидой бросила ему жена. — Мне нельзя было даже поговорить о нем, поплакать! Как будто из-за Жад, но на самом деле — из-за тебя. Ты хотел, чтобы его как будто и не было! Но я-то носила его под сердцем целых восемь месяцев!