— Так что? Мне убираться?
В Сент-Иве проснулся профессионал. Перед ним уязвимый ребенок, его нужно щадить.
— Завтра пойдем навестим твою маму.
— Она ненормальная.
— Я узнавал, есть новости. Ей стало лучше. Врачи подобрали ей лечение. Она меньше спит. Принимает участие в занятиях. Скучает без тебя.
В воскресенье во второй половине дня Габен и Спаситель поехали в больницу. Они сказали на проходной, что хотят навестить мадам Пупар, и дежурная сестра отвела их в общую комнату, где аниматорша играла с больными в лото.
— Восемьдесят!
Старичок поднял руку, его соседка заглянула ему в карточку и сказала:
— Нет у него такой цифры!
— Шестнадцать! — объявила аниматорша, вынув следующий бочонок из мешочка.
Старичок снова поднял руку, соседка снова заглянула к нему и сказала:
— Нет у него такой цифры.
Габен увидел свою маму, она сидела у окна. Не в больничном застиранном халате, а в чистенькой домашней блузке. Перед ней тоже лежала карточка, но она в нее не смотрела, заглядевшись в окно.
— Я уже приняла лекарство, — машинально произнесла она, думая, что к ней подошла сестра и принесла таблетку.
Сент-Ив, стоявший рядом с Габеном, положил ему руку на плечо, чтобы помешать убежать.
— Мама.
Женщина обернулась: она была причесана, подкрашена; если бы не отсутствующее выражение на лице, можно было бы сказать, что она снова стала похожа на мадам Пупар, заведующую отделом в «Галери Лафайет».
— Как мило, что вы пришли меня навестить, — сказала она, словно повторяла заученный урок. — Мне гораздо лучше. Меня скоро выпишут.
Она смотрела на Сент-Ива, желая убедиться, что говорит именно то, что нужно.
— Лечение мне помогло.
Мадам Пупар вошла в роль идеальной пациентки — она поняла, что только так сможет выписаться из больницы.
— Я рад за вас, мадам Пупар, — улыбнулся ей Спаситель. — Вы поговорите с сыном, а у меня тут кое-какие дела. Скоро вернусь.
Он нажал посильнее на плечо Габена и заставил его сесть напротив мамы. Надолго оставлять здесь мальчика он не собирался.
Спаситель спустился в регистратуру, где вместо Брижит уже сидела Мадо. После нескольких вежливых фраз «Как повезло Брижит! Отпуск на Мартинике!» Спаситель попросил Мадо «об одной небольшой услуге».
— Не могла бы ты узнать, не попадал ли недавно в здешнее психиатрическое отделение бывший пациент из Кольсона? Он переехал с Мартиники в метрополию, но фамилии его я не знаю.
Просьба показалась Мадо странной, но она пошла узнавать. И очень скоро вернулась: нет, пациентов из Кольсона не поступало. Значит, ложный след.
Спаситель зашел за Габеном, и они отправились домой.
— Как мамино самочувствие?
— Ок. Немного на робота стала похожа.
Вечером Спаситель, убедившись, что Габен выключил свой компьютер, снова достал из тумбочки крафтовый конверт со свадебной фотографией. По временам у него возникало искушение разорвать ее, но он повторял себе, что однажды Лазарю захочется увидеть, какой была его мама. Спасителя удивило, что Лазарь не стал ни о ком расспрашивать. Только об Эвелине. Он что, не заметил молодую женщину в инвалидной коляске? Опухшее от пьянства лицо его деда, отца Изабель? Мальчика-шафера с синдромом Дауна? Молодого человека-альбиноса, который попытался спрятаться от фотоаппарата?
Неделяс 9 по 15 февраля2015 года
Открывая еженедельник, доктор Сент-Ив вспомнил поговорку: «Понедельник — день тяжелый». В понедельник случается больше всего самоубийств.
Но он ждал с любопытством вечера этого понедельника. Вечером ему предстояло знакомство с месье Карре. Марго поговорила с отцом. Интересно, она придет с ним вместе? Он не мог этого выяснить у самого месье Карре, так как судебный исполнитель поручил подтвердить свой визит по телефону секретарше.
Месье Карре появился в 19 часов 10 минут.
— Я немного опоздал, извините, — сказал он, входя. — Не имел возможности освободиться.
Он держал себя как начальник, но не вышел ростом и, чтобы не смотреть на доктора снизу вверх, поспешил сесть.
— Прошу прощенья, но это мое кресло, — сказал ему Сент-Ив.
Месье Карре инстинктивно занял главное место в кабинете.
— Ах, это ВАШЕ кресло? Тысяча извинений!
Извинение месье Карре было скорее издевкой, чем вежливостью.
Еще следуя за своим посетителем от входной двери до кабинета, Спаситель сделал кое-какие наблюдения: темный костюм хорошего качества, неброский галстук, тонкие черты, лицо решительное, густые волосы коротко подстрижены, на висках легкая седина. Отсутствие эмоций прикрывает вежливой дежурной улыбкой. Красивый мужчина. Может показаться очень приятным и очень неприятным.
Спаситель и месье Карре молча смотрели друг на друга. Похоже, месье Карре выжидал, считая, что, заговорив первым, ослабит свою позицию. У Сент-Ива никогда не было вкуса к игре во власть, и он начал разговор:
— Марго к нам присоединится?
— Не вижу в этом необходимости.
— Она лечится у меня. Она вам говорила?
— Из-за этой омерзительной истории? Из-за рук?
— Омерзительной?
— Я решил положить этому конец. Специально приехал, чтобы вам это сказать.
Месье Карре говорил уверенно, не поднимая голоса, рисуясь своей значительностью.
— И как вы собираетесь это сделать?
— Ограничу мать Марго в родительских правах. Я лично знаком с судьей по семейным делам и в самое ближайшее время подам иск. Вы, думаю, успели убедиться, что мать Марго педагогически несостоятельна.
— Вы считаете, что за самоповреждение Марго ответственна мадам Дютийо? — спросил Спаситель совершенно нейтральным тоном.
— А кто же еще? — удивился месье Карре. — Марго должна была вам сказать, что это вина ее матери.
— Она так не сказала.
— Вообще-то для психолога…
Месье Карре обвел взглядом кабинет, словно пытался понять: куда это он попал? Брови у него изумленно взлетели, когда он заметил клетку с Гюставией и ее детками.
— По сути, месье Сент-Ив, вы не доктор…
— Доктор психологии.
— Может быть. Но не врач. У вас нет права считаться врачом и лечить.
— Пациентов ко мне направляют врачи-терапевты.
— Не стоит заговаривать мне зубы. Мои дочери называют вас «доктор Сент-Ив». Похоже, вы занимаетесь незаконной медицинской практикой.
Месье Карре дорого бы дал за такое же хладнокровие, как у сидящего напротив него Сент-Ива, — самого его душил гнев. Он чувствовал себя униженным из-за того, что он и его дети вынуждены иметь дело с психологом.
— И речи быть не может, чтобы моя дочь подвергалась вашей псевдотерапии. Если она еще раз у вас появится, я начну против вас судебный процесс.
— Матери — иск. Против психолога — процесс. Вы уверены, что именно так облегчают страдания?
— Какие страдания?
— Я думал, вы пришли поговорить о Марго.
— Марго прекрасно себя чувствует.
— Тогда почему школьная медсестра потребовала, чтобы она обратилась к психологу?
— Никто не имеет права чего-то требовать от моих детей!
— Вы начнете процесс против мадам Сандоз?
— Кто это?
— Школьная медсестра, которую встревожило состояние Марго.
— У Марго блестящие успехи, она замечательно играет на виолончели, замечательно ездит на лошади, ее балл за последний триместр восемнадцать и семь десятых, она получила благодарность от классного совета! Все родители хотели бы иметь дочь в таком состоянии.
— Она вам показывала шрамы?
— Подростковые глупости… Но… Могут внушить беспокойство, — снизошел до уступки месье Карре. — Именно поэтому я хочу немедленно вмешаться и избавить ее от пагубного влияния матери.
— Другого объяснения нервности Марго у вас нет?
— Хотите угостить меня хорошенькой порцией фрейдизма? — натужно улыбнулся месье Карре.
— Вы плохо говорите о ее матери, Марго это может ранить. Дети не обязаны делать выбор, если родители развелись.
— Вот и видно, какой вы психолог! Вы даже не способны заметить психические отклонения! Вы же видели мою бывшую жену?
— Я дважды с ней разговаривал.
— И не поняли, что она манипуляторша? Да, она производит впечатление, да, у нее эффектная внешность, она может быть привлекательной! — Месье Карре несколькими мазками набросал свой собственный портрет. — Ну, ничего, очень скоро эта женщина больше не сможет никому вредить, я положу ее козням конец, — объявил он, уже чувствуя себя многострадальным, но мужественным отцом.
— Вы говорите только о Марго. А Бландина?
— Бландина целиком и полностью во власти матери. Я ничего не могу для нее сделать. Вы знаете, как она учится?
— Не отлично?
— Отвратительно. Она бросила музыкальную школу и занялась полным кретинизмом: играет в куклы! Разумеется, с благословения мамочки!
Бландина не поддавалась влиянию отца, а значит, не представляла для него никакого интереса. Он решил вообще не заниматься ею. Зато вцепился в «успешную» Марго, и Сент-Ив не видел возможности помешать ему и дальше травмировать девочку.
— Допускаю, что я не устраиваю вас как психолог для вашей дочери. Но вы должны найти терапевта, который поможет ей справиться с тягой к саморазрушению.
— «Тяга к саморазрушению»! Какие громкие слова! Для двух жалких царапин перочинным ножиком!
Сент-Ив повторил свой вопрос:
— Марго показывала вам шрамы?
Месье Карре поднялся, не удостоив его ответом. Надевая пальто, он процедил:
— Я здесь не в качестве пациента. Единственная моя цель — сообщить вам, что я запрещаю вам сеансы с Марго. Я знаю, за ваши жалкие консультации вы берете по сорок пять евро. Простите, но я не намерен вам платить.
— Придется прислать к вам пристава, — пошутил на прощанье Спаситель.
Месье Карре ответил ему злобным взглядом, вложив в него всю ненависть, которая жгла ему сердце.
После его ухода Сент-Ив постоял несколько минут в нерешительности, потом подошел к телефону и поднял трубку.