— Ты меня изумляешь, Элла! Тебе удается держать в равновесии воображаемый мир и мир реальный!
Но Элле все-таки было всего двенадцать, и она простодушно спросила, важный ли предмет для писателя латынь.
— Думаю, что важнее математики. Хочешь, обсуди это со своей латинисткой. Судя по всему, она к тебе хорошо относится.
— Не все так просто.
— Что не просто? Жизнь?
— Люди.
— А тебе не кажется, что сложная ты сама, Элла-Эллиот?
— Кажется, но вы же будете мне помогать?
— Буду, пока тебе будет нужна моя помощь.
— Мне хотелось бы, чтобы всю жизнь. — Элла вздохнула и прижала к себе покрепче книжку. — Мне тут так хорошо. Я тут чувствую, что я — это я.
Ну, а мадам Дюмейе стало гораздо лучше, после того как врач прописал ей легкое снотворное с успокаивающим эффектом, чтобы «продержаться до февральских каникул».
— Выше головы не прыгнешь. Что это значит, кто скажет? Ты, Ноам?
— Да. Я вчера смотрел по телевизору. «Миссия невыполнима» называется.
— Ляжешь раньше спать вечером — не скажешь глупость утром. — Учительница усадила Ноама на место. — У кого еще есть идеи? Ни у кого? Тогда вы напишете мне эту фразу тысячу раз в своих рабочих тетрадях.
Класс зашумел: «Тысячу раз! Нет! Мы не сможем! Это невозможно!»
— Невозможно! В этом и есть смысл этого выражения, — со смехом сказала учительница. (Да здравствуют успокоительные!) — И от нас не требуется невозможное, мы должны делать как можно лучше то, что можем. Вы можете списать это выражение в ваши тетради без ошибок?
— Да-а! — единодушно завопил счастливый класс.
Луиза ждала в школьном дворе сына и мечтала: вот сейчас Спаситель тоже придет за Лазарем, заметит ее и подойдет, держа руки в карманах. Такая милая непринужденность!
— Привет!
Луиза мгновенно слетела с облаков. С ней поздоровался Патрик, отец Осеанны.
— Я думал, сейчас не твоя неделя. — После ужина в ресторане он считал, что они перешли на «ты».
Луизе пришлось ему улыбнуться и объяснить: да, эту неделю детьми занимается отец, но Поль позабыл дома флейту. Пришлось еще добавить: да, у Поля уроки флейты по средам во второй половине дня. Луизе вовсе не хотелось все это объяснять, а хотелось сказать коротко и ясно: «Отвяжись!» Зато Патрик не сомневался: его внимание лестно для каждой женщины. Он продолжал обхаживать Луизу, а она твердила про себя, как мантру: «Отвяжись! Отвяжись!» Ей совсем не хотелось, чтобы Поль увидел ее рядом с каким-то мужчиной.
— У меня два билета на «Антигону» Ануйя в театр Сен-Венсан в субботу. Что скажешь? — сказал он, не сомневаясь, что Луиза будет в восторге.
— В субботу? — переспросила она, задумавшись и словно перелистывая свой еженедельник, трещавший от встреч и свиданий. — Нет, к сожалению, не могу.
— Тогда встретимся в воскресенье, во второй половине дня. Я заеду за тобой около часа.
Луиза казалась Патрику мягкой, готовой уступить, стоило только поднажать.
Луиза услышала, что звенит звонок; сейчас двери школы откроются, выбежит ее сын и увидит ее рядом с этим человеком…
— Я не свободна, — сказала она резко, едва сдерживая гнев. — Я встречаюсь с одним человеком.
— Ты с кем-то встречаешься? — недоверчиво переспросил Патрик. — Но в ресторане ты мне сказала, что снова живешь одна.
— Все не так просто, — отозвалась Луиза, чувствуя отчаяние. — В любом случае, я вовсе не одна.
Она заметила сына на ступеньках и ринулась к нему, крича как сумасшедшая:
— Поль! Поль! Вот твоя флейта!
Она ушла вместе с Полем и Лазарем, чувствуя на себе недоумевающий взгляд Патрика.
— У папы все хорошо, — сообщил Лазарь.
— Вот как? — удивилась Луиза, получив ответ раньше вопроса. — Я рада.
Мальчуганы ушли вперед и шагали рядышком.
— Мне нравится твоя мама, — сказал Лазарь.
— А мне нравится твой отец.
Поль обернулся и сказал Луизе:
— Мама! Ты бы поторопилась. Пора уже сходить и выбрать Чудика!
Хотя, наверное, даже Спасителю было бы сейчас трудно определить, кому стать Чудиком среди младенцев мадам Гюставии, этих розовых слизнячков с грязноватыми полосками будущей шерсти. Лазарь осмотрел всех с видом знатока и выбрал самого большого: наверняка мальчик!
— Этого оставь для Поля, — распорядился он.
Спаситель с трудом удержался, чтобы не поставить крестик фломастером на спине избранника.
— Договорились, — кивнул он.
Это был четверг, и Сент-Ив ждал к шести часам семейство Оганёр. Без Милены. Ее из состава семейства вычеркнули. В шесть часов пять минут перед Сент-Ивом появились Марион, ее мать и отец.
— Люсиль не придет, — предупредила Александра. — А у Элоди отит.
— А Шарлотта? — поинтересовался Спаситель.
— Шарли осталась с малышкой.
— Шарли, Алекс, — вздохнула Марион. — А мне куда с моим именем? И сплю я с мальчиком, что теперь не в моде.
— Ты спишь с… — вспыхнула мать.
Она повернулась к Николя.
— И ты об этом знаешь?
— Она принимает таблетки.
— Значит, знаешь.
— Да всем на свете наплевать, что я делаю, — пробурчала Марион.
— Зачем ты так говоришь? Я четырнадцать лет занималась тобой, — напомнила ей мать.
— Тринадцать.
— И что? Я не имею права немного пожить для себя?
Александра посмотрела на Сент-Ива, приглашая его в судьи.
— Мне было семнадцать, когда я забеременела Люсиль, и я была уверена, что влюблена… вот в этого!
— В этого? — ошарашенно повторил Николя.
— Пятнадцать лет я жила в каком-то безумии, недосыпала ночей из-за детей, вставала в шесть утра, бежала в ясли, потом на работу, потом в магазин, а этот…
Александра изобразила мужа:
— «Что у нас на обед? Почему она плачет? В конце концов, ты научишься заниматься детьми или нет?» Я пятнадцать лет прожила с роботом, который интересовался только машинами, вколачивал в них всю свою зарплату. Вечером пиво с футболом, а я за стиркой и уборкой. И у него сомнений не было, что я счастлива!
Увидев обиженное лицо Марион, мать обрушилась на нее.
— А мои доченьки? Ни разу спасибо не сказали! Я только и слышала: «Почему шорты не постирала? У нас что, опять рыба?..» Где они, там бедлам. А почему? Да потому, что они гадят под себя!
— Что-что?
— Иначе не скажешь! Одежка, ключи, прокладки, пустые коробки от дисков — все валяется под ногами. В постелях крошки, сопливые платки, банки от колы, фантики от конфет. Трусы до корзины с грязным бельем донести невозможно? Унитаз после себя почистить? А я вам кто? Уборщица? Нет, не уборщица, я швабра, пылесос, мусорная корзина!
У Алекс текли слезы, размазалась тушь, помада. Сент-Ив протянул ей коробку с бумажными платками, она вытерла глаза и высморкалась.
— Вам лучше? — спросил он дружески.
— Не знаю.
— Бронхи точно прочистились.
— Это да, — согласилась она и даже слегка улыбнулась.
Спаситель вопросительно посмотрел на Николя.
— Что? — недовольно спросил тот.
— Вы удивлены словами Александры?
— До крайности.
— Вы никогда не замечали ее раздражения… или усталости?
— Ну-у, — вяло отозвался он. — Иногда она срывалась…
— Да, и моим «срывам» всегда находилось чудное объяснение: «У нее начались месячные!»
Все притихли, сидели молча. «Закончился первый раунд», — отметил про себя Сент-Ив.
— Значит, ты ушла с Шарлоттой, потому что мы не убирались у себя в комнатах? — напала на мать Марион.
— Это моя личная жизнь, отвечать тебе я не собираюсь.
— А жаль. Вопрос по существу. — Спаситель сделал вид, что огорчился.
Алекс взглянула на него с подозрением: интересно, в каком он лагере?
— Когда родители расходятся, дети часто думают, что причина в них, — пояснил свою мысль Сент-Ив.
Алекс застыла, глядя в пустоту, словно пыталась понять, стоит ли ей говорить.
— Мне часто хотелось уйти от Николя, но я думать не думала, что уйду вот так. Мне всегда больше нравились мужчины, чем женщины. Женщин я считала ревнивыми сплетницами. Шарли говорит, что нам внушают сексистские идеи, восстанавливают нас друг против друга, а мы, женщины, наоборот, должны быть заодно… Шарли пришла к нам в салон делать чистку лица. У нее пирсинг, работать нужно было осторожно. Я стала спрашивать: зачем пирсинг, зачем татуировка? Оказалось, творческая натура. Пишет стихи. Она мне их читала…
Александра спохватилась, что погружается в воспоминания о том, как она влюбилась, и замолчала.
— Ты не вернешься? Никогда не будешь жить с нами? — спросил Николя разбитым голосом.
Это был даже не вопрос — утверждение. Алекс промолчала.
— Хотя бы одной из нас повезло. Элоди всем рассказывает, что у нее две мамы и как это здорово. А мы сгораем от стыда.
— Тебе за меня стыдно?
Спаситель наблюдал за Николя. Он сидел сгорбившись, уставив глаза в пол. Чувствовал себя окончательно раздавленным.
Марион, у которой легко, как у любого подростка, менялось настроение, перескочила на другую тему. Она спросила Сент-Ива, правда ли, что Элоди получит от него хомяка.
— И где он будет жить? — Марион посмотрела на мать. — У нас дома или у вас?
— Оба дома твои, — отозвалась Алекс.
— Ну уж нет! Не все так просто! — возмутился Николя. — Ты бросила свой дом! Другого дома у девочек нет и не будет! Они выросли в нашем доме! Я расстался с Миленой, чтобы не огорчать наших старших! Я делаю все, чтобы дочкам дома было хорошо! Может, я оказался негодным мужем, но хорошим отцом я был всегда.
Молчание. «Второй раунд», — отметил про себя Сент-Ив.
В коридоре Лазарь осторожно встал и отправился в кухню. Приключения в «Мире военного ремесла» показались ему внезапно интереснее малопонятного мира взрослых.
Через четверть часа Спаситель проводил Марион и ее родителей до входной двери, закрыл ее за ними и, прислонившись к ней спиной, шумно выдохнул. Прикрыл глаза и глубоко задумался. Что произошло во время этого сеанса? Оганёры сдвинулись с мертвой точки? Довольны, что свели счеты? Он слегка улыбнулся: ну и профессия!