Гнев перехватил Сент-Иву горло, ему стало трудно дышать. Сначала Жоашен заморочил Сирилу голову, и тот стал слушаться парней постарше, а потом все вывернул наизнанку и обвинил во всем малыша, сказав матери, что сын у нее «извращенец».
— Если Жоашен пойдет в полицию, Сирил, то арестуют его. Как сексуального маньяка. Как педофила.
Настало время назвать вещи своими именами, тем более что эти слова мальчик наверняка слышал по телевизору, по радио или в разговорах.
— Теперь, Сирил, нужно рассказать обо всем маме.
— Нет! Он тогда ее бросит.
— Он сказал это, чтобы ты молчал. Но не он бросит твою маму. Мама выгонит его вон. Заявит на него в полицию.
Вполне возможно, Сент-Ив опережал события, но он был уверен: как только мадам Куртуа узнает правду, она встанет на защиту сына.
— Пойди посиди в приемной, пока мы с мамой поговорим.
— Я не хочу! Ничего не хочу слышать! — повторял мальчуган, заткнув пальцами уши.
Но Спаситель продолжал спокойно рассказывать, что на маленьком столике в приемной лежат очень интересные комиксы про Тинтина. Тинтин отправился на Луну и там… Он потихоньку вывел мальчика в соседнюю комнату, поманил к себе мадам Куртуа и закрыл за ней дверь.
— Он показал вам календарь? — спросила она, сев в кресло. — Не радует, правда?
— Когда он у вашей сестры, все благополучно.
— Я вам потому и сказала, что он ее больше любит…
— Дело обстоит не совсем так. Он больше любит быть в ее доме. А как дела у вас дома?
— Если не считать мокрой постели, всё хорошо.
— Всё хорошо?
Мадам Куртуа была далеко, очень далеко от сына. Далеко от ада, в котором он жил. Она объяснила Сент-Иву, что очень устает на работе, но старается следить за учебой сына, а главное, придумать что-то на выходные и что — ох как непросто растить одной ребенка!
— Но вы, кажется, теперь не совсем одна, если я правильно понял. С вами Жоашен.
Она не ожидала, что услышит его имя.
— Ну-у… Совсем недавно, — замялась она.
— С этого лета. Вы познакомились в Руайане в клубе «Микки», — сказал Спаситель, давая понять, что он в курсе дела.
— Понятно. Сирил вам рассказал.
Похоже, это ее расстроило.
— Я его расспросил, вы же мне сами сказали, что Сирил ревнует к вашему новому другу.
— «Новому другу»! — возмутилась мадам Куртуа. — Я не меняю их, как перчатки. И вообще, я никого себе не искала. Все вышло само собой. Случайно. Мы ждали мальчиков, он — Жереми, я — Сирила, и выяснилось, что мы оба из Орлеана.
— Жереми — это сын Жоашена? — спросил Сент-Ив, желая узнать, солжет ли ему мадам Куртуа.
— Нет, это сын его подруги, то есть бывшей подруги.
— Он оставил ее ради вас?
— Нет, нет! Я так не поступаю, — снова возмутилась молодая женщина. — Я ни у кого не отбиваю мужчин. Жоашен уже фактически с ней расстался. Что-то у них не заладилось.
— А вы не знаете, что именно?
— Как вам сказать?.. Думаю… Я думаю, он считал, что она неправильно воспитывает сына. Это испортило их отношения. Он… человек суровый в плане воспитания. Привык к дисциплине. Он пожарный, сын жандарма, все у него должны ходить по струнке.
— Он считает, что и вы неправильно воспитываете сына?
Мадам Куртуа подобралась и поджала губы.
— Я сказала, что это его не касается. Да, у нас был разговор на эту тему. Он однажды поднял руку на Сирила. Это из-за той школьной истории, о которой я вам рассказывала.
Когда мадам Куртуа говорила с психологом по телефону, она приписала поступок Жоашена себе, сказала, что это она ударила сына.
— Жоашен сказал вам, что ваш сын — извращенец?
— Да, но…
Мадам Куртуа промокнула платком уголок глаза.
— Вас это потрясло, — продолжал Сент-Ив. — Вы почти что поверили, что Сирил — дурной мальчик и что это ваша вина. Потому что привыкли считать, что во всем виноваты вы.
— Я знаю, мой Сирил хороший. Он не сам, его втянули. Но вы ему поможете. Жоашен считает, что я тут у вас даром время теряю и деньги тоже. Но и на это я ему сказала, что разберусь без него.
Она все больше нервничала, теребила и рвала на клочки бумажный платок, который ей дал Спаситель.
— Мадам Куртуа, у вас есть намерение начать новую жизнь вместе с Жоашеном?
— До этого еще далеко… Он хочет, чтобы мы попробовали. Но главная проблема — это Сирил.
— А в чем состоит проблема с Сирилом?
— Вы же знаете, он ревнует.
— Он как-то это проявляет? Помимо мокрой постели?
— При Жоашене он чаще всего молчит. Замыкается. Мрачнеет. Не принимает он его, вот что!
— Вы уверены, что из-за ревности?
— А почему еще?
Молчание. Долгое молчание. Сент-Иву было важно, чтобы мадам Куртуа самостоятельно добралась до истины. Внезапное сообщение о том, что Жоашен — закоренелый педофил, мало помогло бы делу.
— Думаю, что Сирил его побаивается, — наконец сказала она. — Из-за той пощечины. Но нам в любом случае некуда торопиться. Пока я дала Жоашену ключ, но он по-прежнему снимает квартиру.
— У него ваш ключ, — со значением повторил Сент-Ив.
— Да, так удобнее.
— Удобнее?
— Ну да. Когда у меня перебор с работой, Жоашен покупает продукты и готовит ужин. Приятно после трудного дня прийти к накрытому столу.
Она пыталась убедить себя, что у них все правильно, по-хорошему. Она все упрощала, стирала лишнее.
— А Жоашен и уроки у Сирила проверяет, когда ваш сын возвращается из школы? — поинтересовался Спаситель.
— Я предпочитаю, чтобы он не вмешивался в дела Сирила. Я же вам сказала, он очень строгий.
— Может, из-за его строгости Сирил тогда сбежал, вместо того чтобы вернуться домой?
— Может быть, — согласилась женщина едва слышно.
— Может, из-за его строгости Сирил предпочитает ночевать у тети?
Списывать все на ревность мадам Куртуа уже не могла и снова замолчала. Потом сердито спросила Сент-Ива, что, по его мнению, она должна делать: расстаться с Жоашеном в угоду сыну? Да? Такое надо принять решение?
— Конечно, я чувствую: они не ладят, — проговорила она и потянулась, заливаясь слезами, за очередным платком. — Жоашен не умеет общаться с детьми. Нет у него к ним подхода. Он ведь и с другим мальчиком, с Жереми, тоже не поладил.
Слышит ли она сама, что говорит? Может, она уже вот-вот все поймет?
— Ну что?.. Время кончилось? Нам пора уходить?
— Не думайте о времени, мадам Куртуа. Вспомните, как вы познакомились с Жоашеном на пляже в Руайане. Он сразу к вам подошел? Как у вас завязался разговор?
— Даже не помню… Нет! Вспомнила! Сирил вернулся с трамплина весь потный, он прыгал в клубе на батуте, и Жоашен дал мне полотенце, чтобы я его вытерла.
— Он увидел молодую одинокую маму с десятилетним сыном.
— Понял, что я жалкая и несчастная? Вы это имеете в виду?
— У него уже был такой опыт, его подруга тоже была одинокой мамой, которая растила десятилетнего сына.
Врач и пациентка приблизились к решающей черте. Мадам Куртуа могла по-прежнему оставаться слепой, считая, что Жоашен увидел в ней легкую добычу. Или прозреть и уразуметь, что добычей был ее ребенок.
— Нам пора, да?
Сент-Ив не ответил. Мадам Куртуа прикрыла рот рукой, словно мешая себе говорить.
— Скажите, что вы подумали, мадам Куртуа. Не стесняйтесь.
Она опустила руку и сидела с ошеломленным видом.
— Я плохое подумала, такого быть не может, — тихо сказала она.
— Чего быть не может?
Она замотала головой. Она не могла допустить, что с ней, в ее жизни, могло случиться такое. По телевизору, в газетах — там все бывает. А вот с ней… У нее…
— Неужели вы думаете…
— Так-так, — подбодрил ее Сент-Ив.
— Вы думаете… что Жоашен…
Теперь ей было трудно называть его по имени…
— Что он… он дурной человек и…
Словно при вспышке молнии, она увидела всю картину.
— Это он извращенец?
Она посмотрела на Спасителя. Во взгляде ее читались сомнение, чувство вины, страх и гнев. Сент-Ив кивнул. Дальше все пошло легче. Сент-Ив передал мадам Куртуа разговор, который только что был у него с ее сыном, и они обсудили первые шаги, которые нужно предпринять, чтобы уберечь Сирила и ее от посягательств хищника. Подать жалобу в полицию, переселиться на некоторое время к сестре мадам Куртуа, поменять замки в квартире. Молодая женщина бросилась в приемную, обняла, прижала к себе сына и стала шептать ему на ушко, что она никому его не даст в обиду, что она его защитит, что он ей дороже всех на свете.
Закрыв за ними дверь, Сент-Ив подумал, что не такой уж он плохой психолог.
Во время приема Сирила и его матери Лазарь сидел на кухне. Дверь в отцовский кабинет теперь накрепко захлопнулась. Чтобы было веселее, Лазарь зажег на кухне все лампы. Пусть освещают путь Габену, когда он придет к ним ужинать. Лазарю в голову не приходило, что его фигурка, склоненная над листком бумаги, отлично видна из сада и что кто-то за ним следит. Какой-то человек. Кто? В наступивших потемках не было видно фигуры, белела одна голова, похожая на полную луну. Из темноты в полосу света поднялась рука, указательный палец нацелился на мальчика, сидевшего на кухне, как дуло пистолета, и губы на лице-луне почти бесшумно прошептали: «Пух!» Как хотелось незнакомцу уничтожить этого мальчика, а потом уничтожить в огне пожара весь этот дом! Но ему было страшно, а трусливым остается одно — ненавидеть. Вот почему он прибегал к колдовству, подкидывал анонимные письма. Иногда ночью или ранним утром бродил вокруг ненавистного дома и прикладывал к нему ладони, посылая заряд злобы сквозь стену. Верил ли он в магию вуду? Он родился на острове, где даже образованные люди, такие как он, оставались в глубине души суеверными. Разве его самого, Гюга Турвиля, не сглазили? А всю его родню? Мать попала в психушку, сестра погибла в автокатастрофе, отец разорился и умер еще не старым. Несчастье вошло в дом Турвилей вместе с этим негром с обманным именем Спаситель. Случай — или судьба? — снова свел с ним Гюга. В тот вечер он был на дежурстве в больнице Флёри. И увидел Сент-Ива в приемной — тот сидел с какой-то пациенткой, чокнутой теткой, мадам то ли Пупон, то ли Пупар. Гюг сразу спрятался, чтобы Сент-Ив его не узнал, натянул капюшон на голову и убежал. Но с тех пор он не знал покоя. Он справился о Сент-Иве у дуры-мартиниканки в регистратуре, и она сказала, что он уважаемый в городе психолог, у него солидная клиентура. А потом он увидел Лазаря: в этом мальчике кровь Турвилей смешалась с кровью негра.