— Я подумаю, разузнаю, — пробормотала она и заторопилась поскорее уйти.
— Значит, в девять сорок пять в будущую среду, — сказал Спаситель, записав время консультации в еженедельник. — Мы неплохо продвинулись, мадам Каэн, будем так держаться.
Спасителю хотелось уверить мадам Каэн, что ей тоже по душе мысль об интернате. Но когда, прощаясь, он пожал ее вялую руку, то понял: она не стала ему союзником.
Чувствуя необходимость переключиться, Спаситель наклонился над клеткой с потомством мадам Гюставии. Он помнил, что в прошлом помете двое детенышей у нее погибли. Но на этот раз все семеро чувствовали себя отлично — копошились в гнезде из соломки и бумажных носовых платков. Спаситель выпрямился и схватился за стену — так закружилась у него голова. Слишком много всего накопилось: Луиза делала шаг вперед, а потом два шага назад, Габен обещал ходить в школу и не ходил; психическое здоровье мадам Пупар оставляло желать лучшего, и выписывать из больницы ее не собирались, а тут еще пять непристроенных хомячков…
— Знаешь что? — начал разговор Лазарь за ужином. — Учительница хочет хомячка для своего внука. И она, представляешь, хочет его купить!
Осталось четыре.
— И еще Алиса, я так думаю, мечтает о хомячке, — прибавил хитрец Лазарь.
Теперь только три. «А почему, собственно, не дать хомячка Бландине?» — подумал Спаситель. Кажется, раздача хомячков стала у него навязчивой идеей.
На следующий день в пять часов Спаситель заглянул в приемную и увидел Бландину. Она сидела неподвижно на стуле, чем удивила его несказанно.
— Ты здорова?
— Зачем вы сказали маме, что я ем слишком много сладкого? — сердито спросила она. — Я-то думала, вы никому ничего не разбалтываете!
Спаситель стал оправдываться, как мог: он ни словом не обмолвился об их сладких пиршествах, а просто предупредил мадам Дютийо о том, как вредно есть много сладкого.
— Она даже полную банку нутеллы выбросила, — пожаловалась Бландина, но обиды в ее голосе не чувствовалось.
Она была непривычно спокойной. Даже поникшей. Неужели так действует отсутствие сахара? Неужели возникла зависимость, как от наркотика?
— Ты хорошо себя чувствуешь, Бландина?
— Я устала.
Она и в самом деле сидела, глядя в одну точку, словно в прострации. Неужели то, чего Спаситель опасался, оказалось правдой?
— Ты поздно ложишься?
— Поздно или рано, не важно, я все равно не сплю.
— Не спишь?
Молчание. Возбуждение прошло, вечный двигатель остановился.
— Да. Что? Я думала… — Она попыталась встряхнуться. — Марго дала мне для вас письмо.
Бландина порылась в сумке и вытащила запечатанный конверт. Спаситель взял его и положил в карман.
— Вы не будете читать?
— Не сейчас. Сейчас консультация с тобой, а не с Марго. Что ты делаешь, когда не спишь?
— Вы все расскажете маме?
— Играешь на телефоне? Сидишь в чате с Самиром и Луной? Читаешь манги при свете фонарика? Ешь конфеты? Фотографируешь Пуллипов?
— Зачем спрашивать, если вы все и так знаете?
Бландина спросила без обиды, она даже была довольна, что Спаситель в курсе ее дел.
— Ты беспокоишься? Боишься, что что-то случится?
— Случится что? — спросила она и вся напряглась.
— Что-то вроде того, что было той ночью, когда Марго пыталась покончить с собой?
Отец Бландины и Марго, месье Карре, был женат во второй раз, и в этот вечер они с женой были в театре. Пожарным пришлось взламывать дверь, чтобы дать возможность войти врачам из скорой. Марго унесли на носилках, а Бландина, напуганная вторжением в квартиру чужих людей, выскочила на улицу.
— Какое счастье, что вы тоже там оказались, — вспомнила Бландина. — Вы дали мне свою куртку, я же выскочила в пижаме.
Тогда всем было не до нее. А Бландину долгие месяцы преследовало воспоминание об этой ночи. Ей стали сниться страшные сны. Потом пришла бессонница. Родители забеспокоились, когда учителя стали жаловаться, что девочка очень рассеянна.
— Бландина, твоя сестра находится под наблюдением опытного психиатра. Твои родители тоже предупреждены, они знают, что надо быть бдительными.
— Что значит — быть бдительными?
— Внимательными к Марго, следить, чтобы она…
Спаситель замолчал, потому что Бландина покачала головой.
— Они слишком заняты, — сказала она без малейшего осуждения.
Постепенно она заняла место родителей. Бессознательно, не отдавая себе отчета, она следила по ночам за сестрой. Днем ее нервное возбуждение, ее нескончаемая болтовня продолжали всех обманывать, сладкое поддерживало мнимую гиперактивность. Но тревога и страх продолжали свою подрывную деятельность. Бландина находилась на грани срыва.
Во время консультации Спаситель не раз теребил в кармане письмо, раздумывая, не прочитать ли его в присутствии Бландины, которую Марго выбрала в почтальоны. Прощаясь с девочкой у дверей, он сказал:
— Бландина, тебе двенадцать лет, ты не можешь нести на своих плечах больше, чем твои ровесники.
Он не успел еще договорить, как Бландина бросилась к нему и прижалась. Но тут же опомнилась, подхватила брошенный рюкзачок и исчезла в коридоре. Спаситель снова потрогал в кармане письмо, вытащил его и осмотрел. Марго написала: «Месье Сент-Иву». Он собрался уже распечатать конверт, но все-таки не стал этого делать. У него впереди еще одна консультация, он не должен думать о постороннем.
— Мадемуазель Жовановик?
Фредерика — так звали мадемуазель Жовановик, очень добросовестную молодую женщину, — готовилась к каждому сеансу психотерапии, словно к классному сочинению. В прошлый раз она выбрала тему, как оплакивать умершего кота. На этот раз это будет…
— Семейный рок.
— Семейный рок, — повторило эхо.
— Да. В двадцать девять лет мама забеременела мной, а ее тогдашний друг ее бросил. Никто не знает, что с ним сталось. В двадцать девять лет моя бабушка Соня забеременела моей мамой, и ее друг тоже ее бросил.
— Совершенно одинаковые истории?
— Не совсем. Маму ее отец признал. И мы все носим его имя.
— Жовановик.
— Бабушка уже умерла, но она мне рассказывала, что по национальности дед был серб, и он был легионером. Мама помнит высокого мужчину, который казался ей настоящим красавцем. Время от времени он появлялся, приносил ей плюшевых зверушек, огромные леденцы, водил на аттракционы. Ей исполнилось лет одиннадцать, когда он исчез из их жизни навсегда. Она думает, что он погиб в какой-нибудь военной операции.
— Повтор в двух поколениях, — уточнил Спаситель.
— В трех, — поправила Фредерика. — У меня тоже был… один человек, он меня бросил, а потом я поняла, что я беременна.
Фредерике исполнилось двадцать девять. Спаситель молча ждал продолжения.
— Я сделала аборт. Мне не хотелось, чтобы еще одна девочка росла без отца.
— Значит, вы не только потеряли котика Филу, вы еще положили конец тяготеющему над вашей семьей року, — подвел итог Спаситель.
— Да, — согласилась Фредерика. По щеке у нее поползла слеза.
Спаситель протянул ей коробку с бумажными платками.
— Это ваша жена? — спросила она, показав на фотографию Луизы у него на столе.
— Это… это подруга. А это мой сын, — спохватился Спаситель, показав на фотографию Лазаря. И тут его посетила ошеломительная идея. — А вы не хотите взять ЧУДЕСНЕЙШЕГО хомячка вместо вашего котика?
Фредерика удивленно на него посмотрела:
— Вам некуда его девать? Почему бы и нет? Все лучше, чем ничего.
Уходя, она обернулась на пороге:
— В следующий раз я хочу, чтобы мы обсудили любовь.
— Любовь, — повторило эхо.
— Как узнать, встречая мужчину, тот ли это человек, какой тебе нужен?
Вечером Спаситель дождался, пока сын уляжется в кровать, пока успокоятся маленькие хомячки на кухне и Спасён с Габеном на чердаке, потом узнал от Луизы по телефону все ее новости, потом прочитал другие в газете, потом почувствовал, что устал до предела… Но все-таки распечатал письмо.
Дорогой месье Сент-Ив, я думала, что мы увидимся после моей ПС и я продолжу с вами психотерапию, но это никого не устраивает. Не устраивает Бландину, которая заняла мое место, не устраивает отца, который убежден, что я резала себе вены, только чтобы позвонить вам по телефону, и маму тоже, она предпочитает, чтобы меня накачивали антидепрессантами. И вас, возможно, это устраивает: я была неудобной пациенткой. Помню, сколько раз истерила у вас в кабинете. В любом случае, мне уже ничем не поможешь. Я думала, что папа со мной всем делится, что я его любимица; вы мне показали, что он использует меня, сражаясь с мамой. А для нее важно убедить всех, что ее бывший — законченный эгоист. Отец же хочет доказать, что во всем виновата мать. Они меня раздирают, но не замечают этого. Я уверена, что даже на моих похоронах они будут ссориться над гробом. Отвечать на письмо не надо.
Спаситель взглянул на мобильник: сколько сейчас времени? Без четверти двенадцать. Глаза его выделили фразу: «на моих похоронах они будут ссориться над гробом». Марго воображает себя мертвой. Воображает мир, где ее уже нет, но где о ней еще говорят. «Отвечать на письмо не надо». Слова прощания, так пишут самоубийцы. Марго готова перешагнуть черту, и Бландина это чувствует. Он обязан позвонить матери Марго, иначе получится, что он оставил без помощи человека в беде.
— Мадам Дютийо? Спаситель Сент-Ив. Простите, что беспокою вас в такой поздний час.
На другом конце провода сонное бормотание. Мадам Дютийо приняла снотворное и пока еще даже не поняла, что держит в руках телефонную трубку.
— Я позволил себе позвонить вам, потому что беспокоюсь о Марго.
— Но сейчас же ночь? — вздохнула мадам Дютийо.
— Не могли бы вы заглянуть к Марго и убедиться, что у нее все в порядке?
— Что в порядке? Она уже погасила свет.
— Прошу вас, проверьте, пожалуйста!
Вздох, что-то падает на пол, чертыханье, скрип двери, тишина. И наконец!