— Чего-чего?
— Пригласить на консультацию вас и вашего мужа.
— С ума, что ли, сошел?! Я ни за что не скажу Же…
— Же?..
— Жереми, что хожу к психологу. Он против.
— Так-так-так.
Фрагментики мало-помалу сложились в пазл. Молодая женщина, судорожно скрывающая свое имя, мамочка маленького А, замужем за неким Же, которого она ни за что на свете не позовет на консультацию…
— Я понимаю, что вы не хотите моей встречи с вашим мужем, Пэмпренель.
— Почему вы меня… — Голос у нее прервался, и она замолчала.
— По существу, — продолжал Сент-Ив с полным спокойствием, — ваш муж и вы ревнуете к одному и тому же человеку. Ваш муж — собака на сене: сам не гам и другим не дам. А вы ревнуете, потому что хотели бы быть похожей на мадам Рошто.
На первую консультацию Пэмпренель нарядилась в костюм, надеясь стать похожей на Луизу.
— Вы, когда были маленькой, восхищались своей мамой?
— Мамой все восхищались, — вздохнула Пэмпренель, шмыгнув носом. — На нее на улице оборачивались.
В голосе у нее слышались восхищение и горечь. В тени своей матери-красавицы эта девочка так и не повзрослела.
— Ваша мама жива?
— Она умерла, когда мне было шестнадцать.
Пэмпренель заплакала. Спаситель протянул ей коробку с бумажными носовыми платками.
— Вы про меня расскажете? — спросила она тонким сиротским голоском.
— Вы моя пациентка. Я обязан все держать в тайне.
— Вы ее любите? — спросила она, кивнув на фотографию Луизы.
— Это моя личная жизнь.
— Ей повезло, — вздохнула она.
«Повезло? — подумал Сент-Ив. — Повезло, потому что вы отобрали у нее мужа? Повезло, потому что вы разрушили ее семейную жизнь?»
— Ну-у… — Но это было все, что он сказал вслух.
Провожая Пэмпренель, он посоветовал ей лечиться под своим именем и обратиться к психологу-женщине.
— Если хотите, я дам вам адрес, — сказал он и пошел было к письменному столу.
Но Пэмпренель, стоя на пороге, повернулась к Спасителю, положила ему руку на грудь и протянула губы. Она его обольщала.
— НЕТ, — сказал он тоном, каким говорят с упрямыми детьми.
Зазвонил телефон, и оба они невольно вздрогнули.
— Она, да? — ревниво спросила Пэмпренель.
— Главное — это вы, Пэмпренель. Станьте главной в своей собственной жизни.
Телефон продолжал звонить. Сент-Ив специально не брал трубку, не проявляя ни малейшего нетерпения.
— Шанс есть у каждого, и свой вы заслужили.
— Спасибо, — с чувством сказала она. Телефон перестал звонить, и ей показалось, что последнее слово осталось за ней.
Спаситель подождал, когда входная дверь хлопнет, и набрал номер Луизы.
— Это ты сейчас звонила?
— Прости, пожалуйста. Консультация еще не кончилась?
— Да, еще не совсем. Ты приедешь завтра с детьми?
— Если ты не против. И я хотела бы тебя кое с кем познакомить. С одним очень милым старичком, о котором уже рассказывала, месье Жовановиком.
Уж не дедушкой ли Фредерики, исчезнувшим на полях сражений? В любом случае проверить это Спаситель не сможет.
В субботу утром Юсеф решил проводить Дину и Райю до дверей доктора Спасителя. Нельзя отпускать жену одну ходить по улицам. Здесь нет отрядов ИГИЛа, зато есть мужчины.
— Мы пришли, — сказала Дина. — Хочешь познакомиться с доктором?
Юсеф нахмурился и отрицательно покачал головой. Он не понимал людей, живущих здесь, даже если они говорили с ним по-английски. Он взглянул на свою маленькую дочку. Вот ее он понимал. Ей было страшно, ей было грустно. Она никогда не улыбалась. А Дина? Иногда она казалась счастливой. Как можно быть счастливой, если убили твоего брата? Если мертвого Хилаля бросили на улице? Юсеф не мог понять Дины. Может быть, он ошибся и плохо выбрал себе жену? Она слишком молода… Но, кроме нее, у него ничего не осталось от прошлой жизни. Ее и троих детей.
— Здравствуйте, Дина! — приветствовал ее Спаситель. — Прекрасно выглядите, джинсы вам очень идут!
— It’s a gift[52], — ответила она, словно бы извиняясь.
Юсефу сразу не понравились эти слишком узкие брюки, но их подарила старенькая учительница, которая обучала их французскому языку, она принесла их в подарок его жене. Дина с золотистой кожей, с перекрашенными в медовый цвет волосами, подведенными глазами, в обтягивающих джинсах была чудесным воплощением союза Востока и Запада. Спаситель поманил к себе маленькую Райю, по-прежнему жавшуюся к матери.
— Посмотри, Райя, на маленьких хомячков.
Девочка застыла перед клеткой, немного напуганная шевелящейся кучкой крошечных младенцев. Спаситель переставил клетку на этажерку и разложил на столике бумагу и карандаши, пригласив Райю порисовать. И все же маме самой пришлось усадить дочку, а потом осторожно вернуться на место, повторяя, что она здесь, совсем рядом, сидит на кушетке. Спаситель наблюдал за молодой женщиной, ставшей опытной матерью, повзрослевшей в испытаниях.
— Как Райя? — спросил он ее.
В школе Райя по-прежнему молчала, сидела одна и красила черным раскраски. Она ничего не усваивала, учительница за нее беспокоилась. Мешая английский с французским, Спаситель объяснил Дине, что у ее дочери посттравматический синдром: днем она думает о тех ужасах, какие видела, а ночью они ей снятся. Существует особая терапия для таких случаев: перепрограммирование эмоций путем концентрации на движении глаз. Пациенту предлагают рассказывать то, что он помнит, а врач время от времени прерывает его и водит рукой у него перед глазами. Пациент должен следить за ней, не двигая головой. Его глазные яблоки двигаются ритмично, как у спящего человека. По причине, до сих пор остающейся неизвестной, эти движения воздействуют на мозг, причем на самую древнюю его часть — ромбовидную, — и помогают излечиванию травмы. Спаситель посоветовал мадам Хадад и ее дочке обратиться к психологам из Французской ассоциации жертв терроризма.
Дина внимательно слушала объяснения, время от времени вставляя «I understand». Но она была очень огорчена: она прониклась доверием к доктору Спасителю, и вот теперь предстояло начать все сызнова с кем-то другим. А Спаситель, вечно готовый в чем-то себя обвинить, спрашивал себя: он отправляет малышку Райю к другому специалисту из профессиональной добросовестности или потому, что хочет вернуть себе свободную субботу?
— Если хотите о чем-то меня спросить… — обратился он к Дине слегка сдавленным голосом, протягивая ей листок с телефоном Ассоциации.
— No, thank you, Doctor, thank you for all[53].
Оба они встали одновременно, но Спаситель невольно взялся за спинку кресла, так у него закружилась голова.
— Я оставлю одного хомячка для Райи, — пообещал он, подходя к девочке.
Услышав свое имя, она подняла голову. В руке она держала красный фломастер. Взрослые только сейчас сообразили, что, пока они разговаривали, Райя рисовала. Она нарисовала дорогу, по обеим сторонам дома, на дороге черные человечки с оружием, а посередине дороги, занимая всю середину листа, лежал человечек со скрещенными руками, из шеи у него текла красная кровь. Дина прижала руки ко рту, чтобы не закричать: «Хилаль! Хилаль!» Райя протянула рисунок доктору Спасителю. Это для него. A gift. Что подумал бы Юсеф, увидев, как его жена плачет на груди Спасителя, а его дочь повисла у него на шее?
— Я буду работать с Райей и дальше, — пообещал Спаситель, стараясь сохранить хладнокровие. — Она поправится. К ней вернется радость жизни. Она сильная, и вы тоже.
После их ухода Спаситель открыл ящик письменного стола, где хранил рисунки своих маленьких пациентов, и убитый Хилаль поместился рядом с зеленой коровой за рулем синего автомобиля, которых когда-то нарисовала ему Элоди.
У Спасителя минутки не нашлось, чтобы немного прийти в себя: по другую сторону двери его уже ждала Луиза. Он подхватил клетку с мадам Гюставией и поспешил в кухню, где на пороге его едва не сбил с ног Поль.
— Который тут мой? — закричал он.
— Что значит «твой»? — удивился Спаситель, прищурившись в сторону Луизы и сожалея, что не может ее поцеловать.
— Алисин, — поправился Поль. — Она хочет мальчика.
— Ничего я не хочу, — возразила сестра, которая считала, что по возрасту имеет полное право интересоваться мальчиками, но уж точно не в виде хомячков.
— А не пойти ли вам ссориться на второй этаж? — предложила своим детям мама.
— Я не собираюсь ссориться и не хочу здесь оставаться, — объявила в ответ Алиса.
Луизе очень хотелось достать из арсенала классическую фразу нормальных родителей: «А получить как следует не хочешь?» Но в присутствии месье Сент-Ива, клинического психолога, о таком и помыслить было невозможно.
— Пойдешь посмотреть, как я на чердаке устроился? — неожиданно обратился к одной только Алисе Габен.
— Ладно, — буркнула она и мотнула головой, чтобы волосы скрыли ее прыщи.
Алиса вышла из кухни вместе с Полем и Лазарем, а когда Габен, проходя мимо Спасителя, промурлыкал: «Сладко встречаться, сладко целоваться, вместе пить вино, о-о-о…», Спаситель толкнул его плечом.
— Лучше скажи спасибо, я уладил твои дела.
Впервые Габен назвал Спасителя на «ты».
Луиза и Спаситель наконец-то остались одни на кухне. Спаситель поцеловал Луизу, а потом удивленно спросил, почему у нее с собой только сумочка через плечо.
— Мы не сможем остаться у тебя на все выходные, — вздохнула Луиза.
И объяснила: во-первых, Жером теперь желает забирать детей в воскресенье утром, во-вторых, Алиса по-прежнему не желает ночевать на улице Мюрлен.
— Ну хорошо.
— Неужели? — возмутилась Луиза.
— Хочешь чашечку кофе?
Спасителю нужна была передышка. Он понимал, что Жеромом движет ревность, но не имел права воспользоваться тем, что узнал от Пэмпренель на консультации. Он поставил на стол чашки, блюдца, сахарницу, положил ложечки, следя за каждым своим движением. Его душил гнев, он был возмущен как мужчина и как психолог-профессионал тоже. Этот тип, который бросил жену и детей, чтобы сделать ребенка жалкой растерянной девчонке, ни за что не помешает Луизе наладить свою жизнь.