— Я понимаю Алису, — сказал он, садясь напротив Луизы. — Она устала переходить с места на место.
— Сразу видно, что ты с ней не живешь. Я под обстрелом каждую секунду.
— Тебе нужно сходить с ней к дерматологу.
— К дерматологу? Какое отношение…
— Ее замучили прыщи.
— Замучили прыщи? При чем тут прыщи? — Что он ей такое рассказывает? — Прыщи не причина, чтобы мне грубить.
Спаситель мешал сахар в чашке и молчал. Он разговаривал с Луизой точно так же, как с любой другой матерью, которой хотел бы дать понять, что она не умеет позаботиться о дочери-подростке.
— Ты всегда все знаешь лучше всех, — сказала Луиза, продолжая обижаться.
Спаситель удивленно поднял бровь:
— Я сказал тебе то, что есть: Алиса комплексует из-за прыщей.
— И еще сказал, что я к своей дочери невнимательна.
Спаситель положил руку Луизе на запястье:
— Я хотел помочь, но взялся, как видно, очень неуклюже, прости, пожалуйста.
— Нет, ты бесподобен! — сказала она и засмеялась.
А потом на глазах у нее выступили слезы, она стала такой уязвимой в последнее время… Через секунду она была в объятиях Спасителя, и он шепнул ей на ушко:
— В рабочем кабинете у меня стоит кушетка.
— Это еще что такое? — Спаситель вскочил — в парадную дверь кто-то барабанил по-военному.
— Ой, я совсем забыла. Это… ну, ты же знаешь, тот старик…
— Жовановик? Так рано?
Бам! Бам! Бам! Бам! Новая очередь ударов.
— Че-е-ерт!
Спаситель оглядел себя, все ли в порядке, оглядел Луизу и велел ей застегнуть доверху кофточку.
Бам! Бам! Бам! Бам!
— Да он мне дверь вынесет!
Спаситель поспешил открыть и увидел на крыльце Жово с походным мешком у ноги и небесно-синим взором.
— Надо же! Негритос. А хозяин дома?
— Да, мисьи, — не дрогнув, ответил Спаситель. — Ты входить, я звать.
Жово вошел, бросив на черного возмущенный взгляд: как он посмел быть выше него ростом? Тут он заметил выходящую из рабочего кабинета немного растрепанную Луизу, которую называл про себя «милой красотулей».
— А-а, вы здесь? — просиял он. — А где ваш месье Сент-Ив?
— Но… вот же он, — указала Луиза на Спасителя.
— Он? — пробормотал Жово, чувствуя, что череп у него сейчас треснет. Милок милой красотули не мог быть… — Но это же негритос!
Луиза затравленно взглянула на Спасителя: что же она, несчастная, натворила? Но Жово успел сообразить, что к чему.
— Ладно. О вкусах не спорят. Ну и куда мне с моим барахлишком?
По телефону Луиза сказала, что вещи старика можно было бы хранить либо в сарайчике в саду, либо в подвале дома на улице Мюрлен. И Спаситель, словно ничего не произошло и план Луизы остается в силе, подхватил мешок старика-легионера и взгромоздил его себе на спину. Весил мешок тонны три, не меньше.
В кухне легионер огляделся с одобрительной улыбкой.
— Вам нравится у меня в доме, месье Жовановик? — спросил Спаситель.
— Зови меня Жово, паренек, так меня звали в Легионе.
— Согласен. А вы зовите меня Баунти, меня так звали в первом классе.
Жово кивнул, прозвище ему понравилось.
— Папа! — послышался голос со второго этажа. — Ты внизу?
— Так точно! — отрапортовал Спаситель. Повернулся к Жово и прибавил: — Приготовьтесь, сейчас появится негритосик.
Неделя с 5 по 11 октября 2015 года
Жизнь всегда непредсказуема, умение к ней приспособиться и есть главное искусство. Так философствовал Спаситель за третьей традиционной понедельничной чашкой кофе, глядя на мокрый сад под дождем. Эти выходные обломили все его планы о восстановленной семье.
Все субботнее утро Габен занимался Алисой. Он дал ей послушать Eagles of Death Metal, приобщил к игре World of Warcraft, замучил Спасёна, вытаскивая его из клетки, ну и так далее. Звездой обеда стал Жово. Мальчишки с него глаз не сводили.
— Почему тебя зовут Жово, а не Боско? — пожелал узнать юный Поль.
— Потому что моего папашу тоже звали Боско. Тот еще был гусь, сутенер из сутенеров.
— А что такое сутенер? — поинтересовался Лазарь.
Жовановик, похоже, хотел попросить у Спасителя разрешения, чтобы ответить, но тот ответил сам вместо него:
— Мужчина, который заставляет девушек заниматься проституцией.
— А что такое проституция? — спросил Поль, продолжая расширять свои познания.
— Потом узнаешь, — вмешалась в разговор Луиза.
Жовановик одобрил ее кивком. Понятное дело, разговор затеялся не для женских ушей.
— А сколько тебе лет? — продолжал задавать вопросы Поль, обнаруживая сходство с одним любопытным Слоненком из сказки Киплинга.
— Сразу не скажешь, — задумался Жово. — В одной бумаге стоит тысяча девятьсот двадцать девятый, а в другой тысяча девятьсот тридцать второй год рождения. И с фамилией то же самое, я то Керкец, то Жовановик. Выбираю, что удобнее.
Луиза вскоре поняла, что, рассказывая свою жизнь, старый легионер тоже выбирает, что удобнее. На этот раз он не торговал на ярмарках, а продавал с лотка бакалею, и легкие у него были в целости и сохранности, зато пуля прошила ему плечо. В Легионе он прослужил только пятнадцать лет, а потом стал наемником, нанимался к тому, кто больше заплатит. Луизе показалось, что умолчаний и темных мест стало еще больше.
— Тебе, наверное, лет восемьдесят семь или восемьдесят четыре! — неожиданно объявил Поль, обожавший устный счет.
Догадавшись, что не сильно обрадовал Жово своим подсчетом, Поль прибавил: самой старой женщине на земле исполнилось сто двадцать лет.
— Мне столько не надо! — ответил Жово. — Поживу еще годок-другой и пущу себе пулю в лоб.
Поскольку никто понятия не имел, что лежит в его походном мешке, все решили, что сказал он это для красного словца.
После обеда Габен сообщил, что собирается пойти в больницу Флёри навестить маму. Тут же подала голос Алиса: ей срочно понадобились учебники и тетради, о которых она впервые вспомнила с начала года. Назревал скандал. Тогда Луиза решила отправиться вместе с Алисой, оставив Поля ночевать у Сент-Ивов. Потом и она кое-что вспомнила и сказала:
— Но утром папа заберет вас обоих.
— Наш папа прямо как отец Жово, — вздохнул Поль. В воздухе повисло неловкое молчание. — Тот еще гусь.
Алиса первая подала голос:
— Не смей так говорить!
Только тут Луиза сообразила, что дочь окончательно встала на сторону отца.
После ухода Габена, Луизы и Алисы оставшимся стало как-то не по себе. Спаситель не позволил себе унывать и распорядился:
— А ну, парни, где ваши самокаты?
Поль заныл, что вечно у них какие-то спортивные занятия, давно пора купить вай-фай. Но десять минут спустя он заливисто хохотал, катя по улице Мюрлен. А Жово? Он чем занялся? Жово попросил Спасителя разрешить ему убрать сад.
— В Алжире я ухаживал за садом нашего полковника.
После прогулки мальчишки вернулись домой по аллее Пуансо и увидели, что за эти два часа Жово успел очень много чего сделать. Собрал в кучу все сухие листья, подстриг деревья, подвязал розы, навел порядок в сарайчике с инструментами. Спасителю ничего другого не оставалось, как пригласить Жово ужинать. Между тем за окном стемнело.
— Ты же не пойдешь ночевать на улицу, — забеспокоился Поль. — Там дождь.
— Имею, что заслужил, парнишка. Плачу за грехи.
— Тут есть подвал, — сообщил обитатель чердака.
— Отличная мысль! — воодушевились оба мальчугана.
— Баунти не согласится, — сказал Жово, покосившись на Спасителя.
Не прошло и минуты, как вся компания спустилась в подвал. Габен предложил себя в качестве дизайнера, у него был опыт, он обжил чердак. И вскоре он уже тащил подстилку, диванную подушку и покрывало.
— Здесь могут быть мыши, — предупредил он.
— Им будет кого бояться, паренек.
Вот так и вышло, что в эти выходные в доме Сент-Ивов вместо Луизы обосновался старый легионер Жовановик. Он и его объемистый походный мешок.
Спаситель, допивая кофе, думал об этом без всякой досады. Старый легионер, галантный мачо, расист без задних мыслей, был в его глазах равноправным со всеми остальными представителем человечества. Он не представлял опасности для детей.
— Что ж, теперь Антилы! — сказал он и потянулся. Подошел и распахнул дверь приемной. — Мадам Бравон.
— Я заполнила твою таблицу, но имей в виду, мне это было нелегко.
Мадлон должна была каждый день сидеть по пять минут без скатерки на лавочке в парке. Подумать только, а на этой лавочке могли ведь сидеть бомжи! В табличку ей приходилось записывать степень тревожности: 15 % — слабая, 30 % — средняя, 50 % — сильная, 70 % и больше — очень сильная. В следующей графе — сколько времени она длилась.
Спаситель просмотрел табличку:
— Видите, Мадлон, тревожность уходит. И я рад, что сегодня вы обошлись без скатерки на стуле.
Спасителю показалось, что Мадлон смотрит на него насмешливо.
— Я вижу, что-то произошло. Вы не такая, как обычно.
Мадам Бравон рассмеялась, но, возможно, желая скрыть смущение.
— Ты тоже ясновидящий!
— Значит, дело в ясновидящем целителе?
— Я не просила его убивать, — сказала Мадлон так, словно Спаситель обвинял ее. — Я просила перевести на него обратно порчу. Но он малость перестарался.
— Что вы имеете в виду?
— Мой шурин в субботу умер.
Спаситель на секунду замер от неожиданности. Нет, он не верил в магию. И все же в мире было немало таинственного…
— Отчего он умер?
— Не знаю. Мне сказал один знакомый, который знает и Лемпрерёров тоже. Он сказал: «Твоего шурина отвезли в больницу Флёри, и в субботу он умер».
— Я узнаю.
— Нет-нет, я не хочу ничего знать.
Спаситель не без колебаний предложил мадам Бравон в конце консультации новую порцию упражнений. Но, как он сам сказал своей пациентке, необходимо понять, что порча и мания чистоты — разные вещи.
Спасителю была интересна мадам Бравон, он со вниманием выслушивал каждого из своих пациентов, но все-таки понедельник для него был днем Эллы, вторник — днем Самюэля, среда — днем Бландины. Даже у него были свои любимчики.