— Элла?
Девочка сбросила куртку и осталась в новенькой обтягивающей матроске. Спаситель снова отметил, что фигура у нее плоская, как у мальчика. Элла уселась на кушетку и смотрела перед собой со скучающим видом.
— Иногда я сама не знаю, зачем к вам прихожу.
— Не видишь никакого смысла, — поддержал ее Спаситель.
Она покраснела:
— Нет, я рада с вами повидаться. Но у меня ничего не происходит. Мне нечего вам рассказать.
— Ты больше не пишешь?
— Мои истории не имеют отношения к моей жизни.
— «Литература — свидетельство того, что просто жить для нас мало». — Спаситель процитировал Пессоа[54]. — Что происходит в мире твоего воображения?
— Ничего. Я хожу по кругу. Начинаю историю и бросаю. Начинаю другую и тоже бросаю. У меня истории без конца.
— А что тебе мешает продолжать их?
— Я не вижу продолжения.
— У твоих историй нет продолжения?
— Нет. — Элла пнула носком темно-синюю морскую сумку. — Все застопорилось.
Ее физическое развитие тоже застопорилось.
— А почему бы тебе не вести дневник? — предложил Спаситель.
— Дневник? Нет, это сплошная скука.
— Конечно, интереснее, если бы каждый день случалось что-то из ряда вон, но мы все-таки что-то переживаем, у нас возникают непростые чувства. Исследование внутреннего мира — тоже своего рода приключение.
Элла молчала, потом губы ее тронула слабая улыбка, скорее даже усмешка.
— О чем ты подумала?
— Что? А-а… О Call of Duty.
— Джимми. И что?
— Ничего. Говорит, что в меня влюбился. — Элла подавила смешок.
— А ты что чувствуешь?
— Он лох.
— Ясно. Но я спросил, что чувствуешь ты.
— Я как раз хотела с вами посоветоваться. Я не знаю, может, это ненормально?
— Что именно?
— Когда он меня при встрече целует в щеку, мне хочется умыться. Я как будто испачкалась.
— Испачкалась, — повторило эхо.
— Мне противно. Он сам мне противен. Я не хочу быть в его мыслях. Помните, я когда-то вам говорила, что хотела бы иметь волшебное кольцо? Становиться невидимкой. Есть люди, для которых я хочу быть невидимкой. Не хочу, чтобы они на меня смотрели. Обо мне думали. Хочу, чтобы меня для них просто не существововало.
— Какие мы в чужих глазах, в чужих головах, в чужих мечтах… — забормотал Спаситель.
— Если бы я однажды пришла в школу и мне сказали: «Представляешь? Джимми попал под автобус!», я бы, честное слово, подумала: «Супер, он больше не будет меня целовать!» — Элла взглянула на Спасителя, и взгляд у нее был испуганный.
— Это потому, что он навязывает тебе то, чего ты не хочешь: свои прикосновения. Ты хочешь, чтобы между вами была дистанция. Ты можешь протянуть ему руку при встрече.
— Могу, — обрадовалась Элла.
Спаситель задумался — может, стоит развить эту тему дальше? Спросить Эллу, как она относится к контактам с другими людьми? С отцом? С другими мальчиками? Вообще со всеми?
— Мне нравится, когда меня вдруг нечаянно принимают за мальчика, — сказала Элла, по-своему ответив на молчаливые вопросы Спасителя.
Главным просчетом Джимми было то, что он требовал от Эллы быть девочкой.
— Вот и хорошо, с завтрашнего дня буду пожимать ему руку, — заключила Элла. — Хорошо, что я к вам пришла. Со мной так часто бывает, сижу в приемной и идти в кабинет не хочется. А когда ухожу, будто камень с души свалился.
— Пиши, пожалуйста, — посоветовал Спаситель.
— Да. У меня появилась одна идея, пока я вас слушала.
Элла поспешила сказать, что, конечно, она внимательно его слушала, но при этом думала еще о чем-то другом.
— И о чем же ты думала?
— Это будет история девушки, которая носила мужскую одежду, и все будет происходить в Средние века.
Элла постоянно обыгрывала один и тот же сюжет, но теперь она уже не перевоплощалась в рыцаря Эллиота, она была переодетой в рыцаря девушкой.
— Ей придется жить среди мужчин, участвовать в турнирах, носить доспехи, сражаться мечом… Э-э-э-э, — недовольно протянула она, — это слишком похоже на Жанну д’Арк.
— Но все может кончиться не так плохо, — предположил Спаситель.
— Ну да, она выйдет замуж за епископа Кошона! — насмешливо отозвалась Элла.
— За епископа Кошона, — повторил Спаситель.
— Вы же знаете, он приговорил Жанну д’Арк к костру.
— Все мужчины свиньи[55], — процитировал Спаситель расхожее мнение.
— Вы про Джимми?
— Который побывал у нас сначала лохом.
— Бедняжка.
Оба рассмеялись. Шуткой можно все расставить по местам, пошутишь и поймешь: огорчаться было не из-за чего. Прощаясь, Спаситель и Элла пожали друг другу руки, глядя в глаза.
— Для вас мне никогда не хотелось быть невидимкой, — сказала девочка.
Когда Элла ушла, Спаситель вспомнил, что они не поговорили о Джеке, хомячке, которого она попросила ей оставить. Может быть, родители даже слышать не захотели о хомячке. Спаситель со вздохом взял клетку с мадам Гюставией и двинулся по коридору с ощущением, что волочит за собой пушечное ядро.
Вошел в кухню и очень удивился: Габен, Жово и Лазарь чистили картошку.
— Наряд на чистку картошки, — буркнул старый легионер.
— Мы сделаем картошку фри, — радостно сообщил Лазарь.
— У нас нет фритюрницы, — охладил его радость отец.
— У меня в хозяйстве есть тазик из нержавейки, — сказал Жово.
— А я купил подсолнечного масла, — прибавил Габен.
Военный отряд встал в кухне лагерем.
— Жово научил нас маршу легионеров, — похвастался Лазарь. — Он смешной.
И, стараясь добавить воинственности в свой голосок, он запел:
Глянь! Вот кольцо из колбас! Колбас! Колбас!
Съест их Швейцария! Съест Эльзас!
Бельгийцы получат
Дулю под нос,
Стрелять не умеют,
Нос не дорос![56]
— Мне… Мне пора на работу, — едва выговорил потрясенный Спаситель. — Еще одна консультация, и я присоединюсь к вашему батальону.
Последние пациенты понедельника — пожилая пара. На старости лет супруги возненавидели друг друга. Стоило ей начать говорить, как он ее прерывал. Только он пускался в объяснения, она заглушала его громким голосом. Что можно было понять в этой какофонии? Только то, что какофонией стала вся их жизнь с тех пор, как муж ушел на пенсию и расположился на территории жены. В голове у Спасителя неотвязно звучал марш легионеров:
Бельгийцы получат
Дулю под нос,
Стрелять не умеют,
Нос не дорос!
За ужином Лазарь поделился с отцом замечательной идеей Жово — она принесет им много экономии.
— Мы купим кур и пустим их в сад, у нас будут свежие яйца.
— Безусловно, — процедил Спаситель.
— Видишь, он согласен, — сказал Лазарь, поворачиваясь к Жово.
— Это ирония, — уточнил Спаситель. — И означает безусловно нет.
— А почему?
— Потому что мне вполне достаточно хомяков.
— Да, но они же не несут яйца.
— Неизвестно. Мы их еще не просили, — ответил Спаситель, потворствуя абсурду, грозящему затопить его жизнь.
Мадам Дюмейе далеко продвинулась в чтении «Маленьких радостей».
— «День был прекрасный, просто чудесный, — читала она своим старшим и младшим, — конечно, не без пустяковых огорчений, но в целом у меня был прекрасный день».
Чтение вслух было коротким мигом покоя для учительницы. Ребята ждали ее чтения, и в классе воцарялась тишина. Нередко кто-то из младших засыпал, убаюканный ее размеренным голосом. Но что касается остального дня, то у мадам Дюмейе не было иллюзий: она выдерживала его благодаря маленьким таблеточкам, прописанным доктором Дюбуа-Гереном. Месье Сент-Ив не предложил ей продолжать сеансы психотерапии, и она никак не могла понять почему. Может, он решил, что она слишком стара и не может извлечь из них пользу? Или не верит, что она способна измениться? Эта мысль ее огорчала. Иногда она сравнивала себя с тетей Мими из книжки, та тоже была полна самых добрых намерений, но все-таки никто ее не любил. Как раз в этот вторник мадам Дюмейе читала, как тетя Мими пытается завоевать сердца троих ребятишек, которых ей доверили, подарками.
— «„Берите, это для вас“. Я получила кошелек, Рике — свисток, а Эстель — чудную рабочую шкатулку, обтянутую синей кожей, гораздо красивее наших с Рике подарков, ну да ладно. Рике попробовал свой свисток — звук получился очень печальным. Он положил свисток в карман. А Эстель в восторге открывала и закрывала шкатулку, перечисляя свои сокровища: ножницы, наперсток, большая игла для тесьмы… В общем, конца им не было. Интересно, тетя Мими думает, что подарки помогут все забыть?»
— Учительница! Райя… Райя… смотрите!
Мадам Дюмейе тяжело вздохнула. Стоит кончить чтение, и ни минуты покоя!
— Что опять такое, Жанно?
— Райя взяла желтый фломастер!
Мадам Дюмейе подошла к девчушке. Она заканчивала раскрашивать картинку из мультика «Холодное сердце». Райя нарядила Анну в розовую кофточку и теперь, к изумлению своего соседа, старательно раскрашивала желтым юбку.
— Какая красота! — обрадовалась учительница.
Райя чуть приподняла голову и улыбнулась ей одним уголком губ, впервые за этот учебный год.
— Учительница, это же… это же… это же лучше, чем черный? — повторял Жанно.
Девочка положила фломастер и застенчиво протянула раскраску мадам Дюмейе. It’s a gift.
— Спасибо, Райя, ты очень меня порадовала. Ты прав, Жанно, желтый гораздо лучше черного. А теперь, старшие, приготовьтесь, мы закончим контрольную по математике.
Когда речь шла о счете и задачах, Поля обычно не надо было просить, но сейчас мадам Дюмейе увидела, что он сидит, подперев щеку кулаком, и ничего не делает.
— Поль, ты что, спишь?