— Сплю, — ответил он, но не потому, что хотел нагрубить учительнице.
Он и вправду мало спал этой ночью. У отца, по словам Поля, он жил бомжом с тех пор, как в его комнате поселили младенца брата. Поль спал в гостиной на кресле-кровати. Мало того, что у него не было своего угла, он еще слышал все, что происходит вокруг, а главное, все телефонные разговоры, потому что телефон тоже находился в гостиной. Вчера вечером, часов в девять, когда он читал старую Алисину книжку из серии «Люблю читать», зазвонил телефон. Когда Поль понял, что звонит мама, он навострил уши. Мама была главной любовью его жизни, его сокровенной тайной, болью и радостью. Маму нельзя было обижать.
Луизе нелегко дался этот телефонный звонок. Она знала, что ее ожидает сражение, и от одной мысли об этом ей хотелось заплакать.
— Почему так поздно звонишь? Целый день была свободна! — сразу накинулся на нее Жером.
Конечно, он чуть не сказал «лентяйничала». У Луизы сразу перехватило горло от обиды, но она себе напомнила: нельзя отвечать на провокации. Она скажет только то, что необходимо. А необходимо сказать, что в отношении детей они должны соблюдать условия их официального договора, заключенного через адвоката.
— Ах вот оно что! А благополучие детей тебя не волнует?! — тут же возмутился Жером и пустился в путаные, но агрессивные объяснения, дескать, он ущемлен в своих родительских правах, потому что, в отличие от нее, он, будучи коммерсантом, по субботам работает (у Жерома был магазинчик фотопринадлежностей и рамок), вот почему он хочет видеть своих детей по воскресеньям. К тому же Пэмпренель не может ОДНА заниматься по субботам Алисой, Полем и малышом Ахиллом. Она перегружена. Так что логика, здравый смысл и любовь к детям требуют, чтобы Луиза была с детьми ВСЕ субботы, а он — ВСЕ воскресенья! Выходило, что выходные у Луизы вообще испарялись, а у Жерома вторым выходным все равно оставался понедельник, день, когда он закрывал магазин. Сначала Луиза отступила было перед штормовым напором слов, но потом стойко выдержала ветер и волны, повторяя одну и ту же фразу: по закону одни выходные твои, вторые мои. Поль слышал, как отец назвал маму эгоисткой, сказал, что она «ведет сомнительный образ жизни» и калечит детей. Когда Жером повесил трубку, он встретил взгляд сына и услышал его слова:
— Спаситель никогда так не кричит.
Так что поутру Поль подумал, что в подвале вместе с Жово ему будет гораздо лучше, чем на кресле-кровати в отцовской гостиной.
Алиса смотрела на все на это другими глазами, потому что у нее была своя комната, и она с некоторых пор подружилась с Пэмпренель. У них было три неиссякаемых источника для разговоров. Во-первых, Ютуб.
— Знаешь Нормана?
— Смотришь Сиприена?[57]
— Отпад.
— Улет.
— А «Игрок на чердаке»?[58]
— Супер.
— Класс.
И так далее.
Во-вторых, прыщи.
— Паста не помогла.
— Я тебя отведу к своему дерматологу. Она крутая.
В-третьих, ОН, то есть Спаситель Сент-Ив.
— Ну и как там у НЕГО?
Алиса, забыв свою сдержанность, выкладывала все подряд, сдавая мать. Рассказала о Габене на чердаке, о Жово с мешком в подвале, рассказала о несметном количестве хомяков. Сама того не понимая, она снабжала отца боеприпасами, чтобы он потом попрекал Луизу «сомнительным образом жизни».
А Пэмпренель оказалась злопамятной. После последней консультации у Спасителя она сначала успокоилась. Ей понравились его слова: «Шанс есть у каждого, и свой вы заслужили». Но стоило ей отойти чуть подальше от дома на улице Мюрлен, как ей стало очень стыдно из-за того, что ее вычислили, и ее захлестнула новая волна ревности.
Примерно то же самое произошло в прошлый вторник и с мадам Каэн, матерью Самюэля. Она ушла от Спасителя, а в ушах у нее звучали его слова: «Мы неплохо продвинулись, мадам Каэн, будем так держаться». Но вскоре к ней вернулась привычная подозрительность. Этот человек хотел встать между ней и ее сыном. Нет, не этого она от него ждала.
— Самюэль?
Подросток снова сидел один в приемной психолога и на оклик едва приподнялся со стула.
— Я не смогу остаться, — сказал он.
— То есть?
— У меня нет денег на оплату. Мама больше не хочет.
— Проходи, объяси мне всё толком.
Объяснение уместилось в одну-единственную фразу: мадам Каэн не хочет, чтобы Самюэль продолжал психотерапию.
— Она сказала тебе почему?
— Да. Потому что нет никакого толку. Я не меняюсь. Я такое же грубое животное, как мой отец. Вот и все.
— Так-так-так.
Спаситель прекрасно знал, что не имеет права продолжать лечение несовершеннолетнего подростка, даже бесплатно, если кто-то из родителей против. По этой причине он был вынужден «бросить» Марго. Ее отец, месье Карре, пришел к нему лично, чтобы сообщить, что подаст на него в суд, если его дочь еще хоть раз переступит порог его кабинета.
— А ты что думаешь, Самюэль, лечение тебе не помогло?
— Мне помогло, даже очень.
— В чем?
— Я лучше понимаю… ну… как оно всё… — Он замолчал, глядя на свои руки, которые у него постоянно двигались.
— Связь? Цепочку? — подсказывал ему Спаситель.
— Ну да, как получается… что я взрываюсь.
— Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?
Отцом? Грубым животным и психопатом, который бил его мать и на которого он так боялся быть похожим? Самюэль покачал головой.
— А что ты вообще о нем знаешь?
— Ничего.
— Совсем? Не знаешь, как его зовут?
— Только имя — Андре… Больше ничего не знаю.
— Ну и фамилию знаешь!
— Андре Вьенер.
— А что он делал? Чем занимался? Какая у него профессия? Ни малейшего представления?
На каждый вопрос Самюэль мотал головой и смотрел все враждебнее.
— Ты никогда не спрашивал о нем у мамы?
— Конечно, спрашивал! Хотя нет…
— Так да или нет?
— Что толку спрашивать, если слышишь одно и то же: он алкоголик, он выродок, он нас бросил… Хотя иногда она говорит, что сама его выставила за дверь.
— Значит, о своем отце ты знаешь только со слов матери?
Самюэль заерзал на стуле.
— Я не могу оставаться. У меня нет сорока пяти евро.
— Тебе трудно говорить об отце, — заключил Спаситель.
— Мне просто нечего о нем сказать.
— А ты хотел бы узнать о нем больше?
— Узнать, что он попал в тюрьму или в сумасшедший дом? Нет, спасибо.
— А почему он должен попасть в сумасшедший дом или в тюрьму?
— Потому что он бешеный.
— Как ты?
Самюэль застыл на секунду, задохнувшись, и прижал руку к сердцу.
— Я? — переспросил он.
— Так говорит твоя мама. Что ты бешеный, как отец.
— Она так говорит… Нет, это слишком… Просто я ее довожу.
— Ты ее доводишь?
— И она меня тоже… Мы заводим друг друга. — И он снова стал вертеть руками.
— Знаешь, как говорят маленькие дети? «Это он начал!»
— Бывает, я начинаю, бывает — она.
Самюэль не хотел перекладывать всю ответственность за ссоры на мать. Спаситель попытался напомнить ему последнюю, но подросток стоял на своем: нет, он не знает, кто начал; один что-то сказал, другой не так ответил, дальше больше, и, в конце концов, он замахнется или хлопнет дверью.
— Может быть, и с твоим отцом бывало то же самое? Может, они оба были виноваты? — предположил Спаситель, пытаясь реабилитировать несчастного Андре Вьенера, объявленного алкоголиком и выродком.
Самюэль застыл, не зная, что отвечать. Что-то ему мешало. Он чего-то боялся.
— Ничего не случится, Самюэль. Что бы ты ни сказал, что бы ни подумал, здесь ты в безопасности. Я ничего никогда не повторю.
— Может, она, — начал он страдальческим, задыхающимся голосом, — может, она его тоже доводила? Иногда…
— Может быть, — откликнулось эхо.
— Может, он ушел, потому что не мог больше это выносить…
— Может быть.
— Мне тоже хочется иногда убежать. Далеко. Куда глаза глядят.
В зону безопасности.
— Черт! Почему я реву? — спросил он, вытирая со щеки слезу.
Спаситель протянул ему коробку с бумажными платками.
— Мой папа… — пробормотал Самюэль, вытирая мокрые глаза.
— Тебе нужно поговорить о нем с мамой.
— Нет, это невозможно, она сразу с катушек слетит. Она все, что было от него, уничтожила. Я даже имя узнал случайно, она говорила по телефону с какой-то социальной службой, которая выясняла, имеет ли она право на пособие. Мама очень нервничала, сказала, что она не потаскушка какая-нибудь, что у ее сына есть отец, зовут его Андре Вьенер. Она даже фамилию назвала, не знала, что я слышу.
— А ты не набирал его имя в интернете?
Лицо у Самюэля стало испуганным.
— Почему бы нет? Из чистого любопытства? — настаивал Спаситель.
— Да смысл? Он же чокнутый, — возразил Самюэль. — Бомж на улице или в психушке.
Спаситель молча пересел к компьютеру. Он был не так уж силен в информатике, но набрать имя в Гугле мог даже он.
— Андре Вьенер, — прочитал Спаситель. — Концерт 17 октября, в субботу, в концертном зале Лувра. В программе Шуман, Лист, Барток. Далее список концертов с датами и указанием мест.
Он повернулся и посмотрел на Самюэля. Подросток был в панике.
— Он пианист, исполняющий классическую музыку. Есть его фотография в Википедии, — спокойно продолжал Спаситель. — Ему… я бы сказал, лет сорок. На ангела не похож, но и на грубого выродка тоже. Наверняка сложная личность. — Спаситель говорил и продолжал кликать мышкой. — Много статей в специальных журналах. Много дисков. Человек с именем.
Самюэль медленно поднялся с кушетки, но все еще не решался подойти к компьютеру.
— Это не он. Просто однофамилец.
— Ты похож на него, — сказал Спаситель, встав перед подростком. — Не хочешь взглянуть?
Материнский запрет навалился на Самюэля всей своей тяжестью, приклеил его к полу.
— Мне плевать… Даже если это он. Он меня бросил.