— Бландина, как поживаешь?
— Супер. Видишь у меня мешки?
Спаситель оглядел приемную.
— Мешки под глазами, я имею в виду.
— Понял. Ты по-прежнему не спишь?
— Сплю, и еще как! Вот только что в музыкалке дрыхла. Училка по флейте чуть меня не убила. — Бландина, вместо того чтобы сесть на кушетку, отправилась к клетке мадам Гюставии. — Куда остальные подевались? — удивилась она.
— Заболели и умерли.
— А эти как себя чувствуют?
— Как видишь.
Трем хомячатам исполнилось семнадцать дней, и они набирались самостоятельности. Мамаша Гюставия время от времени наставляла кого-то из непосед на путь истинный, утаскивая за шкирку.
— Забавные зверятки. Оставьте мне одного, папа обрадуется.
— Да ты что? Он полюбил хомячков?
— Неа, он меня боится.
— Тебя боится?
— Как только он скажет какую-нибудь гадость, — Бландина рассекла воздух ладонью, — я его ставлю на место.
— Так-так-так. Ты случайно не возомнила себя всемогущей?
— Возомнила. Я королева никудышников. А знаешь, я ведь потеряла телефон за двести двадцать евро. Мне в тот день было совсем погано.
— Отец купит тебе другой.
— Знаю, он старается купить меня своими денежками, но со мной этот номер не пройдет.
Бландина решила манипулировать манипулятором. Она потеряла уважение, какое младшие испытывают к старшим. В конце сеанса она сказала:
— Жалко, что мне двенадцать лет и вы меня не дождетесь.
— Не дождусь чего?
— Меня, чтобы жениться.
— М-м.
— Я же вас очень люблю. Даже когда вы «м-м» говорите с улыбочкой, которую не поймешь.
Спаситель улыбнулся еще шире, и улыбка стала почти пугающей.
— Вау! — воскликнула Бландина. — Прямо как у кота из «Алисы»!
Спаситель с Лазарем раз десять смотрели «Алису в Стране чудес», и он заговорил вкрадчивым кошачьим голосом:
— «Может быть, ты заметила, что голова у меня не всегда в порядке? Потому что все мы тут безголовые…»
— Это точно, — подхватила Бландина, — особенно взрослые. Нет, не очень-то хочется мне взрослеть!
— А это уже не Алиса, а Питер Пэн. Но подумай, хочется ли тебе до скончания дней ходить в школу и заниматься флейтой?
— Вот уж нет, это точно! — согласилась она, раскинувшись на кушетке.
— Значит, лучше все-таки взрослеть.
— А можно как Марго…
— То есть?
Бландина сделала вид, что режет себе запястье.
— А-а, напугала дорогого психолога?! Не стоит. Умирать мне не хочется. Уж очень я люблю конфеты. — И запела: — «Харибо конфет лучше в мире нет!»
Спасителю всерьез нужна была небольшая передышка после ухода Бландины. Он очень рассчитывал, что мадемуазель Жовановик не явится к нему раньше времени, как в прошлые разы. Спаситель откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза ладонями. Он любил Бландину, но очень уставал от нее.
— Здравствуйте, мадемуазель Жовановик.
Фредерика терпеливо ждала в приемной и, похоже, не спешила перейти в кабинет.
— Здравствуйте, месье Сент-Ив, — поздоровалась она, ее официальный тон не предвещал ничего приятного. Она вошла и села, положив на колени сложенное пальто.
— Разрешите? — Спаситель хотел избавить ее от пальто.
— Спасибо, не нужно.
— И какая у нас сегодня тема? — Спаситель решил ее подбодрить.
— Никакой. Я поняла, что темы у вас тут не приняты.
— Не приняты, — эхом откликнулся Спаситель.
— Я могла бы предупредить вас по телефону, что не буду больше заниматься психотерапией, но сочла, что лучше сказать вам это лично.
Для Спасителя решение Фредерики было полной неожиданностью: с его точки зрения, прошлая консультация прошла очень удачно.
— Раз вы потрудились прийти, мы могли бы воспользоваться этим и подвести итог нашим четырем консультациям, — предложил он.
— Какой итог?
— Вы не почувствовали, что так или иначе сдвинулись с мертвой точки?
Фредерика не понимала, о чем толкует Сент-Ив.
— Вы пришли сюда, потому что были безутешны из-за смерти своего котика.
Фредерика повела плечом: есть о чем вспоминать! Дело прошлое.
— На предыдущей консультации вы задумались, не переехать ли вам от матери, не так ли?
— Я нашла себе квартирку. Переезжаю через четыре дня.
Спаситель чуть рот не открыл от изумления: месяц тому назад у него в кабинете несчастная молодая женщина оплакивала своего Филу, теперь перед ним сидела красавица, готовая зажить независимой жизнью, и, по ее мнению, психотерапия тут ни при чем?!
— Лично мне ваша терапия никак не помогла. Очевидно, все зависит от характера.
— Так-так-так.
— Если бы вам платили в конце курса по результатам, я бы ничего не потратила.
Спаситель прикусил себе щеку. Он всегда так делал, когда считал, что лучше промолчать. Мадемуазель Жовановик сочла его молчание признанием собственной никчемности и проявила великодушие:
— Не принимайте близко к сердцу. Я пошутила.
Вообще-то она начинала его злить.
— Вы когда-нибудь слышали о барселонском Teatreneu?
— Это что? Футбольная команда? — спросила она, на секунду утратив свою великолепную самоуверенность.
— Нет. Особый театральный зал, где выступают артисты-комики. Кресла оборудованы электроникой, которая реагирует на выражение лица. Вход в театр бесплатный, но за каждую свою улыбку зритель платит по тридцать сантимов на выходе.
На лице мадемуазель Жовановик было написано недоумение, она не понимала, куда клонит психолог.
— Если бы мне платили по окончании курса, но не по улыбкам, а по бумажным платкам, вы были бы моей самой выгодной клиенткой… Я пошутил…
Фредерика огляделась вокруг, словно бы ища, чем бы ему ответить. Ее взгляд упал на клетку с хомячками.
— Я хотела вас спросить… Насчет хомячка, когда я смогу его забрать?
— Хомячка? Но вы ведь хотели завести кошку.
— Моя квартирка слишком маленькая. Но для хомячка в самый раз.
Спасителю пришлось объяснить, что сейчас хомячки в дефиците, но, если один освободится, он непременно ей позвонит.
— Спасибо, вы очень любезны, — улыбнулась мадемуазель Жовановик. Она снова стала вежливой, почувствовав, что противник крепче, чем она ожидала.
«Не заняться ли разведением хомячков, — подумал Спаситель, — это более прибыльное занятие».
Не преминула и Луиза получить свою порцию неблагодарности, но, разумеется, от детей. В два часа дня Алиса постучалась к ней в комнату, одетая и причесанная.
— Я ухожу, — объявила она тем более решительно, чем меньше была уверена, что мама одобрит ее затею.
— Куда?
— К Пэмпренель.
— Разве сейчас папина неделя?
— Я же сказала: к Пэм-пре-нель!
Луиза застряла на этапе, когда Пэмпренель считалась «толстой дурой». Как ей было не удивиться?
— И что вы будете делать?
Настал момент истины.
— Пойдем к ее дерматологу.
— Зачем?
— Из-за моих прыщей! Говорю на тот случай, если ты не заметила, — обиженно объявила Алиса. — У меня прыщи!
«Ее замучили прыщи». Спаситель был прав.
— Я могла бы записать тебя к нашему семейному врачу, — возразила Луиза, уже заведомо проиграв.
— Я иду к специалистке! У Пэмпренель она крутая, — заявила Алиса тоном рекламы фирмы «Лореаль»: «Потому что ты этого достойна».
Луиза сдалась и поступила, как все родители, желающие найти выход из безвыходной ситуации: протянула дочке свою банковскую карточку. А потом постаралась снова взяться за работу.
Она предложила шефу серию статей о новомодных выражениях. Почему теперь чаще говорят не «пока», а «до связи». Почему все, начиная от подростков и кончая продавщицами в «Галери Лафайет», отвечают: «Нет проблем!» Короткие забавные статейки в хронике были коньком Луизы, но сейчас она никак не могла отделаться от мыслей об Алисе и Пэмпренель. Она что, ревнует? Или ей обидно? Луиза вспомнила об альбоме с фотографиями, который всплыл на поверхность во время их переезда. Пошла за ним, устроилась на кровати и стала его листать. Альбом, посвященный Алисе…
Фотографии — настоящее чудо, недаром Жером — фотограф-профессионал. Начиналось все с палаты в роддоме: среди букетов роз и лилий спала, сжав крошечные кулачки, Алиса — сытый, здоровенький младенец. Потом купание, это уже дома. Первая улыбка. Первые шаги. Первое падение. Ой, а это хорошенькое летнее платьице подарила ей тетя Клодин! А соломенную шляпу Алиса называла «пляша». Как же быстро она развивалась. В полтора года у нее был свой собственный язык… А какие строила мордашки, чтобы понравиться папочке-фотографу. Потом новогодние праздники, карнавальные костюмы, утренники в школе в конце года… Как же быстро пролетело время! Луиза уже не смотрела фотографии. Она их не видела и ничего не видела из-за слез. Алиса, маленькая моя, моя девочка, мое сокровище.
Маленькая девочка и сокровище вернулась в шесть часов с торжествующим видом, держа в руках пакет из аптеки.
Вечером, удалившись в ванную, она принялась священнодействовать — ритуал очищения по совету дерматолога. «Ни в коем случае не вода из-под крана, мадемуазель, только лосьон для чувствительной кожи, нанесенный на ватку». Затем мазь, купленная в аптеке по рецепту. «Только чистыми руками, мадемуазель, с идеальными ногтями». Укладываясь спать со спокойной душой после забот о своей красоте, Алиса посмотрела на телефон и увидела, что ей звонила Марина. Еще недавно она поспешила бы ей перезвонить, но…
Она знала Марину Везинье еще с начальной школы, всегда была в ее свите и немного ее побаивалась. Марина была из тех, кто может поднять палец — и тебя примут в компанию, опустить — и ты изгой. Она задавала тон, подруги подражали ее одежде, запоминали словечки. Но после истории с фотографией Алиса кое о чем задумалась. Сначала она машинально переслала фотку переодетой мальчиком Эллы дальше, прибавив какую-то шутку, но потом почитала комментарии, а их становилось все больше — обидные, издевательские, оскорбительные. А вчера Элла не пришла на латынь. Алиса поняла, что это было следствие, и причина ей тоже была известна. Поэтому в тот вечер она поступила не так, как всегда. Выключила телефон.