Спаситель прикусил щеку, и ему удалось промолчать. Исчезнувшего из жизни дочери Жово спрятала в своих темных недрах не могила, а тюрьма.
– Это было на первом сеансе, – продолжала Фредерика. – Но я пришла еще раз, чтобы она погадала мне на картах. И вот тут дело коснулось вас. Она сказала, что карты ей указали на черного человека.
Глаза у Спасителя округлились от удивления.
– Черного человека, который врачует души и изменит мою жизнь.
Спаситель так и сидел с круглыми глазами и чувствовал себя глуповато.
– «Кто врачует души», – подчеркнула Фредерика. – Психолог.
Спаситель опомнился и возразил:
– Черный человек, который врачует души, – это кюре в сутане.
– Точно не вы? А я-то подумала, что вы… И что вы сможете…
– Вынужден вас снова разочаровать.
– Мадам Фонтен сказала, что вы откроете мне путь к себе, – с упреком сказала ему Фредерика.
– Возможно, вы дали ей понять, что занимались психотерапией?
– Ничего я ей не говорила! – оскорбилась Фредерика.
Но Спаситель прекрасно знал, как умеют гадалки, медиумы и ясновидящие вытянуть из человека информацию, да так, что он ничего не заметит.
– Вот вы не хотите слушать, какие у людей проблемы, – снова заговорила Фредерика, – а моя проблема в том, что я влюбляюсь в неправильных мужчин. Каждый раз в какого-то проходимца. Мадам Фонтен сказала, что причина в том, что я росла без отца и у меня не сложился достойный образ.
Мадам Фонтен, очевидно, прежде чем посвятить себя маятникам, занималась некоторое время психологией.
– Скажите, правда или нет, что маленькая девочка влюблена в своего отца, и потом он становится для нее образцом любимого мужчины?
Фредерике нужен был однозначный ответ: правда / ложь, черное / белое, да / нет. Но Спаситель избегал прямолинейности.
– По-разному бывает, – ответил он. – В детстве могут быть и другие образцы. Дядя, например. Или крестный. Старший брат. Можно идеализировать и умершего родственника.
– Моего дедушку?
– Вполне возможно, – согласился Спаситель, задумавшись про себя, какой идеал мужчины мог внушить маленькой девочке старый гангстер.
– По словам мадам Фонтен, я росла в окружении одних только женщин: мама, бабушка, тетя, учительницы, подруги – и, желая выйти за пределы женского мирка, слишком рано влюбилась.
– Сколько вам было лет?
– Не помню точно… Одиннадцать или двенадцать, и мне сразу же попался идиот. Каждый раз, когда меня интересовал мужчина, оказывалось, что он ничтожество. Просто ноль.
– Может, они все такие? – предположил Спаситель.
– Вы так думаете?
– Начинаем с нуля, потом обучаемся.
– Никогда не знаешь, шутите вы или всерьез. Я в ужасе!
– Из-за мужчин?
– Нет, из-за вас. ИЗ-ЗА ВАС! Не понимаю, зачем я снова к вам пришла! Вы не даете никаких ответов.
– Мне очень жаль.
– И почему вы всегда притворяетесь добреньким? – возмутилась Фредерика. – Я уверена, вы злитесь, вы сердитесь!
– Это вы сердитесь, Фредерика.
Она огляделась вокруг, пылая гневом. Ей очень хотелось бы расколотить, что под руку попадется.
– Фредерика, вам стоило бы разобраться с вашим гневом. Что именно вас так сердит?
– Вы! – выкрикнула она.
Да, очередной мужчина, который не захотел «врачевать ее душу», потому что ни один мужчина этого не хотел, потому что никто из них ее не любил. И никогда не полюбит!.. Спаситель протянул Фредерике коробку с бумажными платками.
– У вас только и можно, что поплакать, – сказала она жалобным детским голоском.
Спаситель с большим удовольствием закрыл дверь за мадемуазель Жовановик, своей последней пациенткой на этой неделе. Наступали выходные, и они были в полном распоряжении влюбленного мужчины, ноля без палочки. Спаситель даже руки потер от удовольствия, представив себе счастливую перспективу – две ночи с Луизой!
Сердечные муки и восторги любви Алису не касались. Последний раз она была влюблена в красавчика с черными глазами по имени Амори, который писался в штанишки. Они ходили тогда в детский сад. А потом ее только раздражало, что столько всего крутится вокруг особей, именуемых «мальчики», и не могла понять маму, которая так носится с Полем и его драгоценными хомяками.
Бесившее Алису безобразие начиналось за утренним завтраком в субботу и выглядело бесконечным потоком вопросов: «Поль, ты хорошо спал? Хомячки не слишком шумели? Поль, ты сыт?..» Потом начинались такие же бесконечные препирательства из-за хомячков: кого из них брать на выходные к Сент-Ивам – Чудика или Сержанта?..
– Мама, один только раз, один-единственный, могу я взять обоих? – умоляющим голосом просил Поль.
И мама в очередной раз отвечала категоричным «нет». Мы не потащим рюкзаки и вдобавок две клетки. Поль продолжал канючить: но я же ДОЛЖЕН взять с собой Чудика, а Сержант всегда остается дома, это несправедливо… Алиса украдкой потрогала новый прыщ под челкой и сердито поджала губы, уставившись в чашку с какао. Когда же наконец до ее матери дойдет, что этот зануда-мальчишка не представляет ни малейшего интереса?
– Хорошо, что хомяки живут недолго, – сказала она внезапно.
У нее это вырвалось нечаянно, она просто подумала вслух.
– Надеюсь, тебя переживут, – крикнул сестре Поль.
– Поль! – встрепенулась в ужасе Луиза.
– «Не желайте смерти своим врагам, будут жить вечно назло вам!» – пропела Алиса слова известной песенки.
Луиза всегда боялась, как бы с ее детьми чего-нибудь не случилось.
– За столом о смерти не говорят, – тут же изрекла она, словно сообщала очередное правило хорошего тона.
Спустя два часа все трое были готовы к выходу. Поль с рюкзаком за спиной держал в руках обе клетки и дразнил сестру, строя ей рожи.
– Папа прав, ты все ему позволяешь, – заявила Алиса матери.
– Я могла бы наговорить много злых, обидных и несправедливых слов, но лучше не буду отвечать, – все-таки ответила усталым голосом Луиза.
На улице Мюрлен в доме № 12 царила мертвая тишина. Жово с каменным лицом неподвижно сидел на одном краю дивана, вперив глаза в экран. Габен сидел на другом краю с пресыщенным видом человека, который смотрит уже 152-ю серию фильма ужасов. Между ними замер Лазарь.
– Что это у вас? – спросил Поль, входя с клетками в каждой руке на веранду. А сам уже не сводил глаз с экрана.
– «Ходячие мертвецы», садись, – пригласил его Лазарь.
Луиза хотела узнать, где Спаситель, но вытянула только два слова: «В магазине».
– Так вот почему вы смотрите фильм не вовремя?!
Время, отведенное телевизору, было уж точно не 10–12 часов дня. Луиза застыла на миг в нерешительности, но, увидев, что сначала Поль, а потом и Алиса устроились на диване, сказала, что отнесет рюкзаки на второй этаж.
На выходные все они размещались у Сент-Ивов следующим образом: Алиса получала в свое распоряжение диван на веранде, где дули сквозняки, было холодно зимой и жарко летом. Поль и Лазарь делили маленькую комнатку на втором этаже, Жово дремал рядом в кабинете на кресле-кровати, которое чаще всего вообще не раскладывал; Спаситель и Луиза спали в спальне; Габен вместе с зомби устроились на чердаке, и почти в каждой комнате стояло по клетке с хомячком. В доме Спасителя было мало порядка, но зато много света и веселья. Луиза больше всего любила спальню, заставленную книгами по психологии. Спаситель ложился с краю, ближе к двери. Он объяснил Луизе, что этого требует первобытный инстинкт в мозгу мужчин: охотники племени в древние времена защищали вход в пещеру. Спаситель обожал такие объяснения.
Луиза поставила розовый чемоданчик в свой уголок (вполне возможно, в пещере здесь лежали ягоды, а она по своему первобытному инстинкту была собирательницей) и готова уже была спуститься вниз. Но тут ее взгляд упал на тумбочку. Она много раз обещала себе туда не заглядывать и не думать о том, что лежит в ящике. Не открывать этот ящик. И как раз взяла да открыла. Крафтовый конверт лежал на прежнем месте. Два месяца тому назад, воспользовавшись отсутствием Спасителя, Луиза в него заглянула. Сейчас, сама себе удивляясь, она разложила на кровати все фотографии, какие нашла в конверте. Их было штук пятнадцать, и первым она увидела детство: антильское солнце и улыбку Спасителя. Вернее, даже услышала его смех. Озорной смешливый черный мальчишка освещал улыбкой все фотографии. Единственный черный среди белых. Луиза позабыла имена приемных родителей Спасителя, но увидела мадам и месье Сент-Ив на пороге их гостиницы-ресторана «Бакуа» в городке Сент-Анн на юге острова Мартиника. Они стояли в позе гордых тружеников, он добродушный, она сдержанная.
– Надо же! – удивилась Луиза, обнаружив одну-единственную фотографию Спасителя-подростка. Долговязый, еще без мускулов, наработанных в спортивном зале, но уже с широкими плечами. Мрачный-премрачный. Луиза сразу вспомнила афоризм: подростковый возраст – это похороны. Похороны детства. Она подумала об Алисе, с ней стало так трудно уживаться… Но она искала совсем другую фотографию и уже нашла ее: фотографию свадьбы Спасителя. Все в белом и позируют перед домом в колониальном стиле. Два месяца тому назад она лишь бегло взглянула на нее и мгновенно засунула обратно, боясь, что Спаситель ее застанет. Но все-таки взглянула на «соперницу», невесту Изабель Турвиль. Хрупкая, светловолосая, как Луиза, она выглядела такой печальной в этот радостный для нее день.
Луиза стала водить пальцем по рядам. Брат Изабель непременно должен быть на этой фотографии. Она сразу нашла родителей Изабель: грузный, опухший от пьянства месье Турвиль и мадам Турвиль, затенившая лицо полями экстравагантной шляпы. Многих молодых людей можно было принять за брата новобрачной, но Луиза выбрала юношу в последнем ряду, блондина с чуть ли не белыми волосами, который пытался спрятаться за соседа. Гюг Т. – это он?
Луиза собрала фотографии и вложила обратно в конверт, на котором Спаситель написал:
Все не вечно, дается на срок.