– Все, что она мне говорила, фуфло, – наконец выдохнул Самюэль.
– Сложнее, это смесь лжи и правды.
Мадам Каэн не сумасшедшая, она человек с отклонениями.
– Вполне возможно, существовал некий Лапорт, мотоциклист, с которым у нее был роман. Но, во-первых, он жив и здоров, а во-вторых, роман был до или после Вьенера, но никак не одновременно. Она по-настоящему любила твоего отца. И ты родился от их любви.
Найдены были нужные слова, и они успокоили Самюэля.
– Думаю, у меня есть еще время на десерт, – сказал он и наконец-то улыбнулся.
– А я возьму себе еще пирог с яблоками. Представляешь? Я теряю в весе. Диета морских свинок волшебно на меня действует.
Оба развеселились, пиво потихоньку их разогрело. За кофе они перешли ко второй теме.
– Перрин точь-в-точь как моя матушка, – сказал Самюэль. – Тоже дурит мне голову.
Перрин сказала, что не может с ним встречаться, потому что «другая» позеленеет от ревности.
– Другая? – переспросил Спаситель.
– Ее подружка. Она резала себе руки и уже побывала в отделении для психов.
– Это Перрин тебе рассказала или…
– Да, Перрин. Еще она сказала, что Марго – так зовут ее подружку – на мне зациклилась и грозит покончить с собой, если узнает, что мы с Перрин проводим время вместе. В общем, от чокнутых я устал.
Спаситель возмутился до крайности. Вот, значит, как лучшая подруга Марго отзывается о ней за ее спиной!
– А она красивая, эта… Марго?
– Что? Ну-у… Вполне. Но видно, что – как это ты сказал? – с проблемами. А проблем мне и дома хватает!
Возвращаясь на улицу Мюрлен, Спаситель никак не мог отделаться от горечи кофе. Он бы хотел, но ничем не мог помочь Марго. Обидно, что из-за своей дурацкой профессии он не может нормально поговорить с людьми. Под гнетом самых разных чувств он шел, опустив голову, а когда поднял, то увидел, что чуть было не налетел на молодую женщину, идущую ему навстречу.
– Извините! О, Фредерика!
И тут же сообразил, что не звонил в больницу со вторника, а сейчас уже четверг, вторая половина дня, и он ничего не знает о Жово.
– Я хотела вас повидать, но дома никого не было, – сказала Фредерика.
Спаситель испугался, не о похоронах ли речь, но улыбка Фредерики его успокоила.
– Я поговорила с ним, как вы советовали. Но не думаю, что он что-то понял.
Спаситель собрался сказать, что люди в коме, возможно, чувствуют любовь, которой их окружают, но Фредерика его опередила:
– Он говорил о каком-то ангеле или меня назвал «мой ангел», не знаю. Может, я показалась ему ангелом из-за белого халата, в котором была? Или у него были предсмертные видения?.. – Она замолчала, увидев изумленное лицо Спасителя.
– Так Жово… в сознании? – едва выговорил он.
– Да, со вчерашнего дня. Вы не знали?
Понятно, что это всего лишь всплеск, но старичок всерьез цепляется за жизнь.
– Приятно слышать хорошие новости.
А что, спрашивается, делать с алмазами? Вопрос встал еще острее. Если он будет по-прежнему хранить их у себя в доме, то станет укрывателем краденого. А за это положена тюрьма.
– После ужина я иду к своему супервизору[38], – сообщил Спаситель Габену и Лазарю. Другого предлога, чтобы выйти из дома вечером, он не нашел.
– У тебя проблемы с пациентами? – спросил Лазарь.
Спаситель время от времени обсуждал сложные случаи в своей практике с психологом, мадам Дюбюи.
– Думаю, проблем не больше, чем всегда, – отозвался Спаситель, убеждая в первую очередь самого себя.
В девять часов вечера он надел куртку с капюшоном. И, хотя был занят совершенно другими мыслями, все же отметил, что брючный ремень не давит ему после ужина. Собираясь спуститься вниз, он заметил стоящего в темноте на площадке Лазаря.
– Что ты тут делаешь? Почему не лег?
– Я не люблю оставаться один вечером.
– Дома Габен.
– Я не могу заснуть, пока тебя нет.
– Я на час, самое большее на полтора.
– Ночью мне приходит в голову, что ты можешь умереть, – признался Лазарь.
– Без меня ты станешь мужчиной, – ответил Спаситель, и голос у него дрогнул.
Лазарь прижался к отцу, но Спаситель чуть было не отпрянул – так ему не хотелось, чтобы сына коснулось чужое кровавое прошлое, лежавшее у него в нагрудном кармане. Но он с собой справился.
– Вот увидишь, вернусь жив-здоров, – пообещал он шутливым тоном.
Спаситель вывел из сарайчика велосипед, но прежде, чем сесть на него, окинул взглядом аллею Пуансо, словно желая убедиться, что за ним никто не следит. Почему он чувствует угрозу? Никто понятия не имеет, что у него в кармане алмазы, запятнанные кровью трех человек.
В Орлеане в январе месяце в девять часов вечера не встретишь на улице ни души. Спаситель ехал по велосипедной дорожке вдоль реки в скудном свете городских фонарей, которые с трудом одолевали потемки. Вскоре впереди него на фоне неба возник силуэт моста Европы[39]. Но Спаситель не собирался въезжать на мост, он нырнул под него. Прислонил велосипед к одной из опор и подошел к самой воде. Ветер и бегущая в темноте Луара послужили бы отличной декорацией для очередной серии «Ходячих мертвецов». Спаситель вытащил из кармана мешочек и, беря камешки по одному, ощущая в пальцах то голубоватый кубик, то неровные золотисто-желтые кристаллики, стал бросать их в воду как можно дальше. А когда кончил, то едва держался на ногах, хотя работа была нетяжелая.
– Сказывается диета морских свинок, – пробурчал он.
В нем как-никак метр девяносто, и долго ему не протянуть на брокколи и бурных эмоциях.
Борясь на обратной дороге с ветром, Спаситель раздумывал о последствиях своего поступка в том случае, если Жово выздоровеет. Вот старый легионер спускается в подвал и обнаруживает вспоротый мешок. «А что, если он решит, что я украл у него алмазы?» В ночной темени Жово представился психологу не умирающим стариком, а опасным головорезом.
Луиза в эту пятницу тоже играла в игру «А что, если?»: «А что, если будет ребенок? А что, если Спаситель нарушит обещание и новой семьи не будет?» По счастью, у нее была поддержка – ее подруги. Дело подруг – давать советы, которым сами они никогда бы не последовали, окажись на вашем месте. У Луизы было две ближайшие подруги, еще со школы, – Валентина, мать-одиночка с маленьким Гектором, и Тани, которая все собиралась родить себе ребеночка, но никак не могла подобрать ему отца.
– Достали они меня со своими биологическими часами! Сорок лет, сорок лет, сорок лет! – повторяла Тани, словно била в набат. – Я знаю случаи, когда женщины и в пятьдесят рожали!
– Даже в шестьдесят, – поддержала ее Валентина. – Одна итальянка родила.
– Ну, это слишком, – рассудительно возразила Тани. – Ребенку двадцать, а тебе восемьдесят.
В пятницу вечером девичник собрался за политым белесым соусом салатом цезарь, который считался низкокалорийным. Луиза не принимала участия в разговоре о будущих детях, Валентина заметила ее молчание и тотчас спросила:
– А у тебя там как, с твоим Спасителем?
– Своим чередом.
– Знаю я этот черед: ссоришься, миришься, расходишься, сходишься. Но рано или поздно все равно расстаешься, – предсказала Тани. – Пять лет я потеряла с подлецом Серафином. И еще три – с дураком Клодом.
– Можешь написать песенку. – И Луиза стала напевать на мотив Карлы Бруни[40]:
Серафин был кретин,
И Клод идиот,
Но любовь, хоть и зла,
С ними счастлива была…
Их сетования на любовные неудачи всегда кончались одинаково:
– «Втроем повеселимся, салата наедимся», – как снова запела Луиза.
Строчка за строчкой, подруги исписали куплетами бумажную скатерть, чуть не плача от смеха.
– Ну, девочки, а теперь десерт! Что будете, охотничьи хлебцы или «Плавучий остров»? – спросил толстенький коротышка официант, веря, что кадрит «девочек».
– Нет-нет, спасибо! – воскликнула Валентина. – У меня и так три кило лишних! Я только чашечку кофе.
– И я, – присоединилась к ней Луиза, – но со сливками и с ликером.
– Прекрасная мысль! – одобрила Тани. – Присоединяюсь.
Итак, три кофе со сливками и ликером.
Грызя миндальное печенье, Луиза перешла к признаниям:
– Я больше не пью таблетки.
– Что?
– Да-а?
Луиза, как стыдливая юная девушка, опустила глаза.
– Он хочет ребенка.
«Ты с ума сошла! Ты даже не уверена, будешь с ним жить или нет! Перед Новым годом ты уходить собиралась! А бессонные ночи? А твоя работа? А что Алиса скажет, ты подумала? А твоя мама? Она даже не знает, что у тебя есть бойфренд!»
Но у Луизы имелся железный довод:
– Я и сама хочу!
Она подняла голову. В глазах блестели слезы, как звезды. Она хотела ребенка от Спасителя. Эжена или Эжени. Хотела получить такой подарок от жизни.
Оставалось только поделиться планами на будущее с детьми. Главное – с дочкой, которая совсем не была подарком.
– Что это ты такое говоришь? – неприязненно осведомилась Алиса. – Незачем нам переселяться к Сент-Ивам!
– Ура! Ура! Ура! – распевал Поль, подняв руки к небу.
Все трое сидели на кухне, растянув завтрак до десяти часов, так что из раннего он превратился в поздний. Луиза только что поделилась с детьми мыслью, что они могли бы сэкономить на плате за квартиру, переселившись на улицу Мюрлен.
– Будет новая семья, будет новая семья!..
– Поль, заткнись! – крикнула Алиса. – Имейте в виду, если будете переселяться, то без меня. Они там все ненормальные.
Алиса обожала шутки Спасителя, невозмутимость Габена, старый сад, оживающий весной, и даже беспорядочный уклад дома Сент-Ивов. Она сама не понимала, почему говорит совсем не то, что думает.
– Мне нужна стабильность, – продолжала она, сама не зная, что еще придумать. – Я буду жить с папой. Вот.