После обеда «парни», как называл Спаситель Габена, Лазаря и Поля, собрались покататься на роликах, несмотря на морозец, который покусывал им уши. Проходя через сад, Спаситель заметил под пальмой два маленьких деревянных крестика. Судя по аккуратности, с какой они были сделаны, нетрудно было догадаться об авторе.
– Это что? – спросил Спаситель, повернувшись к Габену.
– Кладбище, – ответил тот.
А Поль, упреждая критику, поспешил добавить:
– Мы же только начали.
Неделя с 25 по 31 января 2016 года
Элла так же, как Ж-Ж, старалась не думать. Но она не погружалась в видеоигры, а рассказывала сама себе разные истории. Когда она начала сочинять их? Наверное, лет с трех-четырех. В ту пору она вообразила себя пиратом. И ей не понадобились ни фигурки плеймобиль, ни куклы Барби, она даже не разговаривала сама с собой вполголоса, как другие дети. Элла играла молча и не сходя с места.
Шли годы, Элла переплывала океаны, путешествовала по подземельям, спускалась в жерла вулканов, летала на спине дракона. Очень долго Элла считала, что все люди живут так же, как она, прокручивая в голове «внутреннее кино», как она его называла. В начальных классах она раскинула лагерь на острове, откуда иной раз приходила на уроки, а учительница писала: «Как замечательно успевала бы Элла, будь она немного внимательнее».
Став постарше, Элла открыла для себя романы фэнтези, которые увели ее еще дальше. Она придумала собственное королевство с особым языком, тайнами, кастами и войнами, королевство, которому грозила опасность и в котором она была рыцарем Эллиотом, сорвиголовой со сверхспособностями.
Как-то раз Спаситель сказал ей: «Тебе очень повезло, что ты можешь рассказывать себе истории. Воображение похоже на волшебную палочку. С его помощью из наших глубин всплывают очень важные и интересные вещи».
С тех пор Элла очень подружилась со своим психотерапевтом. И что бы с ней ни случалось, он всегда был рядом.
В понедельник утром она не спешила выйти из комнаты, оттягивая время, когда придется выбраться из кокона мечты. На секунду она замерла перед зеркалом, вглядевшись в свое отражение: высокая, худенькая, со стрижкой бобриком и темными глазами. «Трудно догадаться», – подумала она. Может, руки ее выдают? Слишком тонкие для мальчишеских. Элла спрятала руки в карманы.
– Элла, ты скоро? Иди, а то опоздаешь! – торопил ее голос из коридора.
Мама на ходу постучала в дверь, и Элла вздрогнула. Математика. Английский. Физкультура. Утреннее расписание обрушилось на нее тяжелыми кирпичами. В отчаянии она шепнула своему отражению:
– Лучше умереть!
Но она сказала неправду. Напротив, она очень хотела жить, только гораздо полнее и свободнее. Подхватив любимую синюю сумку, Элла вышла из комнаты, потихоньку повторяя:
В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
– Съешь хоть что-нибудь, – уговаривала ее мама. – Тебе же в школе плохо будет.
– Не хочется.
– Сейчас не хочется, а потом окажешься в кабинете медсестры, как в прошлый четверг! Выпей хотя бы апельсиновый сок!
Мадам Кюипенс была, как сказал Спаситель, именно что хорошей матерью: она любила свою дочь, волновалась за нее и, сама того не подозревая, постоянно дергала ее и нервировала. Элла села напротив матери и попробовала выпить сквозь стиснутые зубы хоть немного сока. Но ее тошнило. Математика, английский, физкультура. Не надо о них думать. Не стоит думать о толкотне при входе в школу, о том, как громко все орут, о своем одиночестве в орущей толпе. Неужели сегодня контрольная по математике? И англичанка будет спрашивать спряжение неправильных глаголов? Нет, не надо об этом думать.
– Элла, ты слышала, что я тебе сказала?
– Нет. А что?
– Был телефонный звонок. Я ничего не поняла. Вроде бы тебе. И вроде бы не тебе. В общем, звонила женщина, хотела что-то сообщить…
– Какая женщина? – вздохнула Элла, не сомневаясь, что звонила какая-то учительница, чтобы на нее пожаловаться.
– Я не запомнила ее фамилию. Маривон как-то там. Она работает в журнале – ну, ты знаешь, который ты получаешь.
Элла поставила стакан, у нее затряслись руки.
– Журнал «Я читаю»? – переспросила она.
– Вот-вот. Она была из «Я читаю». И сказала, что… Ты участвовала в каком-то конкурсе?
– Да.
Элла больше ничего не могла сказать: сердце у нее остановилось.
– Могла бы меня предупредить. Кажется, ты там что-то выиграла, но что, я не знаю. Может, бесплатную подписку на год.
Мадам Кюипенс засмеялась. Она, наверно, подумала о дурацких конкурсах вроде «Выиграй микроволновку!» или «Выиграй путешествие в Венецию».
– Мама! Это конкурс рассказов. Я выиграла… Что? Что она тебе сказала?!
Элла чуть не плакала, но мама, убирая со стола, ничего не замечала. Или не хотела замечать.
– Да не знаю я. Она перезвонит. Давай скорее. Уже без десяти. На автобус опоздаешь.
Ее дочь должна ходить в школу! – вот что было главным для мадам Кюипенс. А иначе что люди скажут?
– Мама, если я не узнаю, что говорила та женщина из журнала, я не пойду в школу!
Чашка выпала из рук мадам Кюипенс и разбилась в раковине. Она стояла и смотрела на дочь, измученная многодневной борьбой.
– Почему это так важно?
– Потому что это моя жизнь.
Элла чувствовала, что теряет сознание, на висках уже выступил холодный пот, но свои слова она произнесла так решительно, что мать сдалась.
– В общем, она меня спросила, приедешь ли ты в субботу в Париж. У них там какой-то праздник, как я поняла.
– В помещении редакции?
– Да, наверное.
– Значит, я в числе тех, кому, возможно, присудят премию. Их всего пять человек.
– Я сначала решила, что эта дама ошиблась номером, – наконец-то призналась мадам Кюипенс. – Она стала мне говорить об Эллиоте Кюипенсе.
– Это мой псевдоним.
Мадам Кюипенс взглянула на часы, висевшие в кухне.
– Тебе пора. Вечером все обсудим. Я записала ее телефон.
– Я хочу ей перезвонить. Сказать, что в субботу я приеду.
Но мама принялась возражать: встреча даже не в самом Париже, им бог знает куда придется тащиться, а на ней все дела, пока отец в больнице, и уж в субботу она обязательно должна быть на месте и ждать клиента.
– Давай беги быстрей! – Она протянула дочери синюю сумку.
– Я никуда не пойду, – сказала Элла, чувствуя, что даже со стула подняться не может от слабости.
– Твоя сестра права, ты настоящая шантажистка.
Мадам Кюипенс не выдержала. Слишком много на нее свалилось: предприятие мужа, хозяйство, школьная фобия младшей, влюбленность старшей, которая ни о чем другом и не думает! Она бросила сумку на стол.
– Делай что хочешь! Хочешь испортить себе жизнь – пожалуйста!
Элла уже видела черную дыру, в которой сейчас исчезнет. Хотела предупредить маму хотя бы взмахом руки. Но поздно.
– Вы рано, – сказала мадам Лучиани, открывая дверь Спасителю. – Я только что отнесла ему завтрак.
– Без четверти час как-никак.
Спаситель назначил встречу Ж-Ж в свой собственный обеденный перерыв. И, как обещал, пришел сам.
– Не знаю уж, как вы его лечите, – вновь заговорила мадам Лучиани своим самым жалобным голосом, – но час от часу все только хуже. Он теперь и душ не хочет принимать!
– А в туалет ходит? – поинтересовался Спаситель.
– Просил у меня ведро, – чуть ли не с рыданием ответила мадам Лучиани. – Но я на это сказала «нет»!
Значит, Ж-Ж старался следовать программе поведенческой терапии, вывернутой наизнанку.
– Это его комната? – спросил Спаситель, показав на закрытую дверь.
– Нет, здесь туалет, его следующая.
Спаситель постучался. В ответ ни звука. Мадам Лучиани сказала, что сын ничего не слышит, когда сидит в наушниках, и уже совсем другим голосом сердито спросила:
– Не понимаю, доктор, почему вы отказались от программы с булочной и «Лидер Прайс»?
– Я не доктор.
– Но вы же тем не менее лечите!
Честно говоря, мадам Лучиани совсем не была в этом уверена. Спаситель снова постучался и уже взялся за ручку двери.
– Потому что если вы не лечите, то мне посоветовали другого доктора, который хорошо справляется с социальными фобиями.
– Наверное, доктора Спесивье?
– Да, мне назвали именно ее. Она применяет ту самую терапию и совмещает ее с лекарствами.
Ж-Ж не запирался, так что дверь открылась.
– Мадам Лучиани, – мягко сказал Спаситель. – Вашему сыну не нужны выходы. Он ищет вход.
И Спаситель вошел в комнату, оставив бедную маму в полной растерянности. Он приготовился к беспорядку, какой обычно бывает в комнатах у подростков. Но ничего подобного. Не считая куртки на полу и подноса с посудой от завтрака, в почти пустой комнате Ж-Ж царил идеальный порядок: кровать, компьютер, небольшой платяной шкаф, книжная полка с несколькими старыми книжками и комиксами. Однако неожиданная вещь – упаковка с шестью бутылками воды «Кристалин» с ручкой, чтобы ее поднимать.
– Комната аскета, – одобрил Спаситель. – Что ж, потренируемся немного!
Он взялся одной рукой за упаковку и два раза ее поднял. Ж-Ж оторвал глаза от экрана и повернулся к Спасителю. Чтобы видеть отчетливо, ему приходилось перестраивать глаза, как бинокль, на это у него уходило какое-то время.
– Вы пришли? Надо же! – сказал он немного удивленно.
– Мы же договорились, разве нет?
– Так сегодня понедельник?
Спаситель, не отвечая, уселся на край кровати. Из складок одеяла торчала большого формата тетрадь. Спаситель привычно отмечал детали.
– Точь-в-точь мушкетер, – сказал он.
Ж-Ж предпринял попытку побриться и сумел свести свою дикую растительность до усиков и небольшой бородки.
– Вам удалось не выходить целую неделю? – продолжал Спаситель одобрительным тоном.