– Что ты имеешь в виду? – спросил Спаситель, внезапно насторожившись.
– Кто, как не ты, понимает значимость прошлого. Разве ты никогда не возвращаешься к своим воспоминаниям?
Он вздрогнул, словно Луиза взяла в руки конверт из крафтовой бумаги.
– Трудно, знаешь ли, начать.
– Начни, как в сказках: жили-были.
Спаситель посмотрел на Луизу с благодарностью. Да, именно так и надо. Пусть это будет сказочная история. И, поскольку самое важное в жизни человека чаще всего происходит еще до его рождения, Спаситель начал так:
– Жил-был в Гро-Морне батрак по имени Фефе Пасавуар. «Па савуар» – «знать не хочу, незнайка, неуч»… Такой кличкой награждали белые хозяева двести лет назад «жалких безграмотных негров». И я бы носил такую фамилию, если бы красавец Фефе признал меня. Спаситель Неуч. И тогда бы у моих пациентов было гораздо меньше иллюзий на мой счет.
Когда Спаситель – Спаситель Сент-Ив – кончил рассказывать свою историю, все фотографии из конверта перекочевали на постель.
А на чердаке разговор не закончился. Но там говорили о более серьезных вещах.
– Домино и Складушка лопают свои какашки.
Габен знакомил собеседников со своими друзьями, морскими свинками.
– Гадость какая, – откликнулась Алиса.
Вообще-то ей было наплевать, но она была здесь единственной представительницей женского пола и сочла, что должна подчеркнуть деликатность женских чувств. Габен с неизменной своей серьезностью объяснил, что морские свинки нуждаются в витаминах, которые содержатся в их экскрементах, и если они не будут их есть, то через две или три недели умрут.
– Лично я, пока меня никто не принуждает поступать так же, не имею никаких оснований их осуждать, – заключил Габен.
Лазарь с Полем отправились на чердак в половине одиннадцатого: их терпению пришел конец, и они вот в такую рань разбудили Габена-полуночника. Алиса поднялась вместе с ними, но на чердаке ей сделалось неуютно. Чердак принадлежал мальчику и морским свинкам, словом, был чем-то вроде зоопарка. К тому же Габен, привыкший спать в одних трусах, сидел полуголый на незастеленной кровати, по которой бегали Домино и Складушка.
До Алисы мало-помалу начинало доходить, что Пэмпренель до нее нет никакого дела и до Поля тоже; да и отец вряд ли способен всерьез о них позаботиться, так что очень скоро она будет жить здесь, на улице Мюрлен, со Спасителем, Жово и Габеном, тремя загадочными мужскими особями. Неожиданно Алиса почувствовала себя куда значительнее Сельмы, Ханны и Марины. Она приобщалась к тайнам мужского мира. Была принята в особое сообщество.
– Матис видел, как мы с тобой вместе выходили из школы в четверг, и спросил: ты мой брат? – сказал Поль Большому Габену. – Я ответил да.
Габен был кумиром Поля и Лазаря, и что-то от их обожания передалось и Алисе. Но, прежде чем окончательно в него влюбиться, Алисе предстояло решить серьезный вопрос: Габен – красавец или урод?
Она слышала, как Спаситель называл его Виктор, дикий мальчик из Аверона, и в нем правда было что-то обезьянье, и он это специально подчеркивал, запуская в волосы пятерню и громко, в голос, зевая. Чтобы судить как можно объективнее, Алиса старалась смотреть на Габена глазами своей лучшей подруги Сельмы. Что она сказала бы, увидев Габена? Во-первых, что он старый. Ему же целых семнадцать. Потом, что у него большой нос. И какой-то кривоватый. И вообще все лицо какое-то кривоватое. В общем, точно урод. Однако изучение продолжалось. Алиса искоса поглядывала на Габена. Зато мускулы у него как у американского актера. И он совсем не волосатый, потому что волосы на теле – это гадость.
– И еще, ребятня, – сказал Габен, похоже, не отделяя Алису от Лазаря и Поля, – я скажу вам одну вещь, совсем не классную. Я тут с вами не останусь.
– Здесь на чердаке? – переспросил Поль, решив, что Габен собрался позавтракать.
– Здесь на улице Мюрлен, – уточнил Габен. – Мать скоро возвращается из Аркашона, так что я вернусь к себе домой.
– Но ты же тут дома, – растерянно проговорил Поль.
Ему понадобилось время, чтобы понять то, что Лазарь понял сразу: Габен – несовершеннолетний, мать потребует, чтобы он жил с ней, и он уедет. Увидев, что мальчуганы расстроились даже больше него, он постарался как мог их утешить:
– Буду приходить к вам по воскресеньям… На блинчики.
– Почему за нас решает всегда кто-то другой, а не мы? – возмутился Поль. – Это не жизнь, а гадство!
– Нехорошо так говорить, – сделала брату замечание Алиса.
– Конечно, нехорошо. Лучше было бы сказать, почему за детей все решают взрослые, а не они сами.
Алиса поняла: Габен над ней подтрунивает. И, будучи особой весьма обидчивой, решила: буду лучше его ненавидеть. Очень хорошо, что он уезжает!
– Ты можешь спрятаться в подвале, – предложил Поль. Подвал для него был разрешением всех проблем.
– Не болтай глупостей, – снова оборвала брата старшая сестра.
– Ну ты-то, конечно, рада, что Габен уедет, – подколол ее Лазарь.
– Ты что, рехнулся? – возмутилась Алиса, хотя именно так и было минуту тому назад.
– А то нет? – поддержал друга Поль. – Весь чердак перейдет в твое полное распоряжение.
– Не понимаю, почему всем так хочется считать меня грязной эгоисткой?! – вспыхнула Алиса, и слезы зазвенели у нее в голосе.
– Да ты что! Ты вовсе не грязная, – утешил ее Габен.
«Оставаться или нет в этом особом сообществе?» – подумала Алиса. Все, что подействовало бы на маму, мальчишкам было по барабану. И она приняла разумное решение: не побежала обижаться в кабинет, не стала громко хлопать дверью, а спустилась вместе со всей компанией на первый этаж.
Дневная медсестра недавно приходила, и в кухне пахло антисептиком. Дверь, ведущая на веранду, была закрыта, и никто не упоминал о Жово, словно его имя стало табу.
Ставя на стол кружки, Лазарь раздумывал о том, что у него, единственного ребенка, теперь очень большая семья, и из одного только удовольствия всех перечислить принялся считать: Спаситель, Луиза, Поль, Алиса, потом мадам Гюставия, Сержант, Чудик, Складушка, Домино и, конечно же, Габен и Жово, потому что лично он, Лазарь, очень-очень хотел, чтобы эти двое остались жить на улице Мюрлен. Он считал всех и насчитал, что всего их в семье двенадцать. Надо же!
Габен умял три порции мюсли и хлопнул себя по животу:
– Больше не лезет!
Все решили, что с завтраком покончено.
– Ты в душ? – спросил Лазарь приятеля.
– А почему я первый? – заныл Поль.
– Он распоряжается, он у себя дома, – вмешалась Алиса, капнув немного уксусной кислоты из своего личного запаса.
Поль пожал плечами и вышел из кухни. За ним – Алиса и Габен. Именно этого и дожидался Лазарь. Сам он задержался, делая вид, что моет раковину. Вытерев руки о штаны, он тихонько приоткрыл дверь и проскользнул на веранду. После ухода медсестры Жово пока еще не спал, лежал, откинувшись на подушки, и смотрел в пустоту.
– Жово! Жово, это я, Лазарь, – окликнул старика мальчик, стараясь поймать его взгляд.
Невнятное бормотание слетело с губ старого легионера:
– Сержант Обмани-смерть, новенький…
Лазарь уже привык, что не понимает слов старого друга.
– Завтра будем смотреть продолжение «Ходячих мертвецов» с тобой и с Габеном, – сказал он. – Я тебе напомню начало, если ты забыл.
– Не забыл, – прошептал Жово. – Я сказал этому… как его… негритосу…
– Спасителю?
– Спасителю… Сказал… О троих… убитых…
– Что ты! Их там было гораздо больше трех! – уверил его Лазарь, он-то помнил, сколько народу загубили зомби.
– Не по-человечески… – продолжал бормотать Жово (одного он отравил, а двух других убил из снайперской винтовки).
– Да это же не настоящие люди, это зомби.
– Так людей убивать нельзя.
– Это зомби, – терпеливо повторил Лазарь, стараясь вести разговор так, как вел его отец, говоря с пациентами. – Ты должен был их убить, Жово.
«Нет, – думал Жово, – не должен был. Я выполнял приказ, это да, но не должен был». Он снова видел тело, лежащее у его ног. Молодой парень, он и имени его не запомнил. На пороге смерти старика мучили угрызения совести.
– Не плачь, Жово, это же кино!
Когда Спаситель спустился в кухню за неведомо какой по счету чашкой кофе, он увидел, что дверь на веранду приоткрыта, и счел это небрежностью медсестры. «Что ж, воспользуюсь и посмотрю, как там Жово», – решил он и, стараясь ступать как можно тише, проскользнул на веранду. Он крайне изумился, увидев свернувшегося в ногах старого друга Лазаря. Оба дремали.
«Почему я держу эту дверь закрытой?» – подумал Спаситель. Нет преграды между жизнью и смертью. Фефе Пасавуар, Никез Бельроз, Мишель и Мари-Франс Сент-Ив, Изабель Турвиль – их всех воскресил Спаситель, разговаривая с Луизой. Они жили в нем, они были здесь.
Спаситель наклонился, подхватил уснувшего сына, словно уложив его в колыбель своих сильных рук, и подумал о будущем младенце, который окончательно примирит его с жизнью.
Ближе к вечеру после вело-роликовой прогулки Спаситель совершил открытие.
– Вам что-то задали на дом? – удивился он, увидев сидящих за большим столом в кухне Лазаря и Поля с кучей тетрадей, книг, ручек и карандашей.
– Им каждый день что-то задают, – ответила Луиза, решив, что Спаситель просто над ними посмеивается.
Обычно она старалась, чтобы Поль готовил уроки до или после поездки к Лазарю, чтобы с улицей Мюрлен было связано ощущение праздника, а не будничной работы. Но, если они будут жить все вместе, такого не получится. По математике мальчикам задали решить примеры на деление, а по французскому – выучить трудные слова для диктанта. Спаситель сел рядом и принялся листать учебники. Луиза с изумлением поняла, что Спасителю ее каждодневные заботы просто неведомы.
– Повезло тебе с Лазарем, – сказала она с кисловатой улыбкой. – А я должна постоянно маячить у Поля за спиной, иначе он так и будет сидеть!
Именно так мальчики себя и вели, словно желая подтвердить ее правоту: Лазарь аккуратно переписывал слова, а Поль сидел и смотрел в тетрадку, словно ждал, что слова перепишутся сами.