– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я попыталась объяснить, что мои героини – белые девочки просто потому, что за ними стоят реальные прототипы, настоящие девочки… И вот, взгляни, что я получила!
Луиза лихорадочно искала в своем айфоне полученный ответ: «НАСТОЯЩИЕ девочки! Для вас все остальные – темнокожие и мулаты – ошибка природы! Они, значит, ненастоящие?!!»
Лесли покачала головой, возвращая айфон Луизе.
– Эта женщина намеренно все передергивает. Притворяется, будто верит, что ты считаешь женственными только белых девочек, хотя ты имела в виду девочек, существующих в реальной жизни.
– Это Валентина, Тани и я, – подтвердила Луиза. – Когда мы были подростками и оставались друг у друга на ночь, то сравнивали, у кого какая грудь. Но, возможно, нужно было сделать одну из моих героинь темнокожей, как они говорят?
– И тогда мадам Жежер или еще какая-нибудь мадам возмущалась бы: «Как?! Вы осмеливаетесь говорить от имени преследуемого меньшинства? Вы белая и посмели сделать героиней темнокожую! Да какое вы право имели?» И т. д. и т. п. Перестань обращать на них внимание, Луиза. Сотри все эти послания. У нас есть отличные отзывы книгоблогерш четырнадцати-пятнадцати лет. Они довольны и очень повеселились. Забудь и садись писать для меня продолжение. Помнишь, ты хотела написать документальную книгу о подростках и социальных сетях? Это и будет твоим лучшим ответом.
Луиза проводила издательницу на вокзал и подумала, что как раз успеет добежать до лицея и встретить Алису после занятий. Потом представила себе, с каким мрачным видом дочь будет пить горячий шоколад в их любимом кафе «Соня в чайнике»… «Подарю себе пару спокойных минут», – решила Луиза и замедлила шаг. Четверть часа спустя она сидела на лавочке на берегу Луары, подставив лицо теплым лучам мартовского солнца. И совершенно неожиданно осознала удивительную вещь. Закрутившись в зловредном водовороте интернета, она забыла о беременности и… у нее исчезла тошнота. Луиза прикрыла глаза, чтобы отчетливее ощутить свое состояние. Ну да! Так и есть. С тошнотой покончено. Она может спокойно носить своего малыша и думать о будущем. Малыш. Как они его назовут? Она уже поняла, что Спаситель не торопится с именем. Но ей-то что мешает прикинуть небольшой списочек имен? Если родится девочка? Почему бы не назвать ее Ева? Ева Сент-Ив. Красиво же? Ей нравится. Но она чувствует, что носит мальчика. Почему? Да потому, что когда-то окрестила дом № 12 на улице Мюрлен «домом мальчишек». Да, у нее родится еще один мальчик. Амедей. Или Аристофан? Луиза не могла не рассмеяться.
– Сразу видно, в хорошем настроении, – произнес голос рядом с ней. – Такой куколке и впрямь грешно горевать.
Замечтавшуюся Луизу застигли врасплох, она мгновенно раскрыла глаза. Какой-то парень стоял так близко, что напугал ее.
– Инструмент в ящик, ноги в руки и мотай отсюда живо! Марш! – рявкнула на него Луиза.
– Ладно, ладно, – парень тут же убрался от нее подальше.
Луиза вздрогнула: поднялся ветерок, и ей стало прохладно. Ну и выдала она бедняге. Откуда что взялось! Луиза снова засмеялась, вспомнив растерянное лицо паренька.
Она не знала, что «беднягу» зовут Тибо и его отправили выполнять задание: клеить девчонок на улице. Результат? Пока неважный.
Неделя с 26 марта по 1 апреля 2018 года
У Жово в доме на улице Мюрлен своей комнаты не было. Он спал на веранде, на диване-кровати, которую даже не раскладывал на ночь. Привычный ко всему – к казарме, тюремной камере и скамейке в парке, – он заворачивался в одеяло и укладывался, прикорнув головой на валик. А по утрам вскакивал спозаранок и выходил на улицу выкурить первую сигарету. В этот понедельник шел дождь, но какая, собственно, разница? Он надел теплую куртку хаки, сунул в карман пачку «Голуаз» и вытащил из-под валика-подушки то, что, можно сказать, заменяло ему удостоверение личности: табельный револьвер солдата алжирской кампании. В барабане оставалось три патрона. Один Жово приберегал для себя – застрелится, когда поймет, что настало время. Два остальных – на всякий случай. Прихватив револьвер, он вышел из дома через садовую калитку.
На часах 7:15. Жово вышел из дома, Лазарь вошел на кухню. Насыпал в миску хлопья, залил молоком и жадно принялся за еду. С тех пор как он стал вегетарианцем, ему постоянно хотелось есть. Вчера за ужином он тайком скормил свое жаркое сидевшему под столом наготове коту.
Следующим появился Поль.
– Опаздываем? – спросил он.
– Пока нет. Но лопай давай поживее.
– У меня живот болит.
– Контрольная сегодня? – догадался Лазарь.
– Нет. Теперь он все время болит.
В начальной школе Полю было хорошо: его ребячливость и милая мордашка умиляли учителей. Новый же класс он возненавидел: тут его считали болтливым, рассеянным, несобранным учеником. А во втором полугодии окончательно записали в компанию отстающих.
– Теперь я буду обедать со своими, – вдруг с неожиданной решительностью сказал он.
– Что-что?
Лазарь перестал жевать – может, из-за хруста хлопьев во рту он что-то недослышал? Но нет, Поль повторил то же самое и неохотно прибавил:
– Если хочешь, садись и ты за наш столик.
Мир рухнул: Поль отказался от Лазаря.
7:30. На кухне появился Спаситель.
– Папа! – выкрикнул Лазарь.
Спаситель дернулся – такое отчаяние послышалось в голосе сына. Но Лазарь спохватился и беззаботным тоном добавил:
– У тебя сонный вид.
«Папа», «папа» – если бы и Поль мог так же легко выстреливать этим словечком, глядишь, у него и живот бы не так сильно болел.
– Черт, я уже опоздала! – Алиса ворвалась в кухню и схватила со стола кусок хлеба. Полчаса она проторчала перед зеркалом, замазывая очередные два прыща.
В коробке для мелочи лежали две монетки по одному евро, Спаситель протянул их Алисе:
– Купи себе шоколадную булочку.
– Ага, чтобы еще и растолстеть!
Направляясь к себе в кабинет с чашкой кофе в руках, Спаситель подумал: у Алисы бывают приступы лунатизма, а вот Луана постоянно живет на Луне. Большая разница.
– Вы совсем ничего не помните о своем прошлом?
– Почти.
– Ну, например, где вы жили до того, как переехали в Остин?
– В Перигё. Там у меня был сплошной шоколад. Печенье, вафли, мармелад – всё в шоколаде. Надоело. А потом появилась возможность перебраться в Остин, и там я уже сидела на бобах. Обычная жизнь. Ведь все так и живут.
– В общем-то да, мы все то на бобах, то в шоколаде.
Спасителю казалось, что их диалог вот-вот превратится в театр абсурда, но Луана неукоснительно возвращалась к своему пунктику.
– Я снова сходила в «Жардиленд» и поговорила с тем милым продавцом.
– Так-так… – Спаситель стиснул зубы.
– Он посоветовал мне взять собаку, вот уж кто верный друг.
– У вас не хватит времени на собаку, Луана. С ней же надо гулять.
– Да, но этот продавец – его зовут Эдуар – живет недалеко от меня. Он обещал, что будет сам ее выгуливать.
– Ясно.
Выходит, Эдуар не только отбивает у него клиентов, но еще и готов оказывать им эмоциональную поддержку.
Алисе тоже не помешала бы в то утро эмоциональная поддержка. Она вбежала на школьный двор взмыленная и голодная.
– Остынь, – фыркнула, увидев ее, Марина. – Kозлик без тебя не начнет!
Теперь и другие девчонки – Мелани, Ханна и даже Сельма – хихикали, когда Марина намекала, что Алиса втюрилась в словесника. И как она только догадалась?! Алиса не придумала ничего лучшего, как делать вид, будто ничего не слышит.
– А знаете, Kозлик-то у нас fashion victim[36], – не унималась Марина. – Клементина сказала, что в пятницу на нем была гурметка.
Марина встала в позу чайника: левую руку уперла в бедро, а правую изогнула, как носик. Еще один намек: Козловский – голубой. Алиса и слова такого не знала – «гурметка» – и испугалась: вдруг из-за этой модной штучки над ее избранником будут насмехаться!
Месье Козловский ждал учеников в классе, нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок: живее, молодежь, живее! Алиса оглядела его с ног до головы. Ага, так вот что такое «гурметка»! Цепочка-браслетка, наверное серебряная, с пластинкой, на которой что-то выгравировано. Алиса облегченно вздохнула. Такие она видела на запястье у чернокожих рэперов-мачо.
Козловский начал урок с разбора домашнего задания – стопка работ лежала на столе.
– Никто из вас не понял опасности новояза. Сокращение словарного запаса уничтожает все богатство, все оттенки мысли. И оставляет только черное и белое, «хорошее или нехорошее». А если из словарей вычеркнуть такие слова, как, например, «свобода» или «равенство», то исчезнут и сами понятия, о них невозможно будет помыслить. Как сказал Людвиг Витгенштейн[37]: «Границы моего языка означают границы моего мира».
Алиса между тем ограничила свой мир одним-единственным вопросом: «Подойдет ли он так близко, чтобы я могла разглядеть, что там у него на браслетке?» Наконец учитель, проходя между рядами, остановился около ее стола и постучал по нему ладонью:
– Не мешало бы записывать, Рошто!
Алиса вспыхнула, но успела прочитать на пластинке: Николь… нет, Николя. Это его так зовут? Николя Козловский… И как ей такое имя? Идет ему? К фамилии подходит? А сокращенно – Ник? Ники? Нико?
– Чем больше у вас слов, тем вы свободнее. Свобода слова – так это и называется…
Конец урока прошел для Алисы как в тумане.
– Ну, видела его… гурметку? – спросила на перемене Марина и брезгливо поморщилась.
– Нечего кривиться. Во-первых, стыдно быть гомофобкой, а во-вторых, такие браслетки носят все американские рэперы.
Марина не привыкла, чтобы ее вот так срезали, да еще на глазах у верных фанаток. Ей только и оставалось, что дразниться: «Ах-ах-ах, смотрите, как она его защищает!»
После перемены месье Козловский начал раздавать проверенные работы. Алисе стало не по себе: она догадывалась, чт