– Пора прощаться, старина.
– Ми-и-иу!
– Да-да, мы отлично поладили. Но в приемной тебя ждет старая знакомая. Мадам Замани. Раймонда. Или Бяша – не знаю, как ты ее зовешь.
– Мяу!
– Можно и так. Как бы там ни было, она за тобой пришла.
Он погладил котика… Погладил! – а еще недавно боялся к нему притронуться.
– Приятно было познакомиться.
Надо же, как быстро Миу приручил его и освоился в доме!
Спаситель «чипнул» по-антильски, недовольный собой, – ишь, расчувствовался! – и решительно вышел в приемную.
– Мадам Зама… Как? Никого?
Неужели она подложила своему коту свинью? Спаситель вернулся в кабинет и посмотрел на стенные часы – он задержался на полчаса. Возможно, пожилая дама не дождалась? Она оставила ему номер стационарного телефона – то ли своего домашнего, то ли фирмы «Замани и сын». На звонок ответил мужской голос.
– Я психолог Сент-Ив, мадам Замани должна была сегодня прийти…
Договорить ему не дали.
– Боюсь, она вряд ли придет! – в трубке раздался смешок. Судя по интонации, это был Замани-внук, Эмерик. – Она на другом конце Франции.
По словам Эмерика, бабуля уехала в теплые края, на юг, и возвращаться не намерена. Спаситель растерялся.
– Вот как… Но… дело в том, что она оставила у меня на время кота…
– Кота? Ах да, этого жирного кастрата! Так она его вам подкинула? Ха-ха! И вы хотите, чтоб его забрали?
Спаситель моментально представил себе, что ждет Миу в доме Замани и сына.
– Да нет. Я подожду, пока мадам Замани сама за ним придет.
В трубке снова насмешливо хмыкнули:
– Придет она, как же! Она нас всех, включая кота, послала куда подальше.
Спаситель завершил разговор невнятным «ничего страшного, до свидания» и посмотрел на Миу. Кот сидел на полу около письменного стола и тщательно умывался.
– Миу! – позвал Спаситель.
Кот перестал вылизываться и поднял на Спасителя круглую башку с желтыми глазами. Спаситель снова присел, и Миу стал о него тереться.
– Ничего себе выдалось утречко! А ведь я еще не завтракал.
– Мр-р-ру! – сочувственно промурлыкал кот.
Вот и Спаситель обрел эмоциональную поддержку.
Чего никак нельзя было сказать об Алисе. Она чувствовала себя неуютно один на один с контрольной по французскому.
Поставьте выделенные слова в нужной форме:
Его мать – знаменитый/ая адвокат.
Он мой/моя коллега.
В процессе заняты два/две/двое судьи/судей месье Дюбуа и мадам Дюжарден.
Первые две фразы – легкие. «Знаменитый адвокат» и «мой коллега». Хотя давно пора писать «адвокатка». Но тогда по симметрии надо ввести форму «мой коллег»? Алиса застряла на третьей фразе. Две судьи? Два судьи? А одного… или одной… судьи в процессе разве мало? Она заглянула в тетрадку Полена (теперь на французском он всегда сидел рядом с ней) и написала, как он: «двое судей» – ну конечно, ни нашим, ни вашим! Полен какой-то никакой: ни высокий, ни низкий, ни красавец, ни урод, ни умный, ни дурак. Никакой! Но с ней, один бог знает почему, он был необычайно добрым.
– Вы только посмотрите на себя!
Алиса вздрогнула от резкого возгласа Козлика.
– Вы все клюете носом над тетрадками. – Последовало рассуждение о том, что для нормального обмена веществ и лучшего усвоения правил французского языка необходимо спать не меньше восьми часов в сутки. – В застенках диктаторов узников лишают сна. А вы – сами себе палачи! Вам нужен допинг: кофеин, никотин, кодеин и прочая дрянь, иначе вы и на ногах не держитесь.
– Но с вами, месье, что ни урок, то конец света! – слабо возразила Марина Везинье.
Козловский вошел в раж. Схватил красный фломастер и написал на белой доске:
«Социальные сети + Нетфликс = 5 часов сна».
Потом обвел кружочком цифру 5 и громко возвестил:
– Это катастрофа для организма! Взгляните на меня. – Он приосанился. – Я свеж, как горный ключ. Ложусь в десять, встаю в шесть.
Класс уныло слушал.
– Какой-какой ключ? – переспросила Сельма.
Алиса же осталась совершенно равнодушной. С ней произошло что-то странное. Вот уже сколько дней и недель она бредила Козловским. Глаз не сводила с него в школе, уносила домой его образ и грезила о нем по ночам. А сегодня, в этот понедельник, вдруг протрезвела и увидела, что он совсем обычный: ни высокий, ни низкий, ни красавец, ни урод. Довольно, правда, умный – не отнимешь. Это и есть любовь? Думаешь, думаешь о ком-то, а потом – раз, и все прошло.
– Ты когда-нибудь был влюблен, Габен?
Алиса сидела с ногами на кровати Габена. Было уже поздно, но сон к ней не шел.
– Что за дурацкий вопрос? – отозвался Габен, не отрываясь от экрана.
– Вопрос как вопрос.
– Знаешь, Алиса, я сам себя ни о чем не спрашиваю и не люблю, когда ко мне с вопросами пристают другие.
– Спасибо, очень мило.
– Я не хотел тебя обидеть. Просто я предпочитаю не думать. Предпочитаю жить… растительной жизнью. – Ему стало неприятно от такого признания, и он добавил: – Поэтому я и хочу уехать.
– Но я тебя люблю!
Алиса сама испугалась слов, которые у нее вырвались, спрыгнула с кровати и рванулась к двери.
– Алиса!
– Что?
Габен умоляюще протянул к ней руку, хотел что-то сказать и не нашел ничего лучшего, чем:
– Ясно. Ты же моя дорогая сестренка.
Бабах! Укрывшись в соседней комнате, Алиса заперлась на шпингалет и прижала обе руки к сердцу, чтобы оно не колотилось так сильно. Какой стыд! Зачем она это сказала?! Ведь у нее и в мыслях не было такого! Теперь она уже никогда не сможет зайти к Габену, забраться рядом с ним с ногами на кровать и весело смотреть всякие глупые ролики. Это ж надо самой у себя отнять столько радости! Единственный выход – написать письмо.
«Габен, я тоже люблю тебя по-братски, то есть как сестра брата. Но помнишь, я тебе сказала: мне без тебя будет плохо. И никакая ты не растительность».
Она перечитала записку и задумалась: растительность – никакая? По окончанию – слово женского рода, но Габен-то мужского… Какой-то есть еще общий род… Для жадин, работяг и плакс… У нее не было сил углубляться в грамматику. Она уронила голову на согнутые руки и разрыдалась.
Ну а Габен… будь он в обычном своем настроении, он бы улыбнулся выходке Алисы и тут же запустил ролик, в котором Шазам и Пигги гоняются за любимой кочерыжкой. Но в этот раз он, словно услыхав Ламартина («О время, не лети!»)[47], застыл, завороженно повторяя: дорогая Алиса, дорогая Алиса. Ни красавица, ни урод, с сердцем в колючем панцире.
В эту же самую минуту томившийся в приемной Лионель испустил тяжкий вздох и сердито пробормотал:
– Уже двадцать минут.
Он посмотрел на Мейлис. Девочка сидела на полу, она сняла кроссовки и одной из них размахивала, держа за кончик шнурка. Когда она была помладше, это была ее мания, которая со временем прошла. И вот теперь опять: сидит растрепанная, болтает кроссовкой и ждет.
– Лионель? Прошу прощения. Здравствуй, Мейлис.
Но Мейлис вдруг в ужасе скорчилась и взвизгнула:
– Что ему надо?
Через приоткрытую дверь в приемную из кабинета выскользнул Миу и принялся обнюхивать вторую кроссовку, ту, что валялась на полу.
– Коты все новое изучают по запаху, – сказал Спаситель наобум, в кошачьей психологии он был не силен.
– Он добрый? – спросила Мейлис и тут же удивленно вскрикнула: Миу потрогал лапкой ее босую ногу.
– Он не царапается. – Здоровенный Спаситель согнулся в три погибели и погладил кота. – Слышишь? Мурлычет!
– Мы так и будем обсуждать кота? – нетерпеливо сказал Лионель.
Спаситель встал, но у него закружилась голова, и он поневоле схватился за плечо Лионеля.
– Вам нехорошо?
– Давление низковато. Простите.
Спаситель пригласил пациентов, последних за этот день, в кабинет и с облегчением опустился в кресло.
– Ну что?
– Что? – переспросил Лионель, все еще огорошенный тем, что дюжий психолог у него на глазах пошатнулся.
– Как прошла неделя? – уточнил вопрос Спаситель. Он вдруг сообразил, что ничего не ел с утра, отсюда и слабость.
– Я поселился вместе с бывшим однокурсником Крисом. Он играет в Pokemon Go и собирает футболки с символикой хард-рока. – Лионель усмехнулся – сам он уже отошел от таких занятий. – Хочешь не хочешь, переступаешь какой-то порог. Дверь за тобой захлопывается, и назад пути нет. «Вы вошли в незащищенную зону для взрослых, ваша безопасность не гарантирована», – произнес он таким тоном, будто читал надпись на экране компьютера.
– Это хорошо – быть взрослым, – убежденно сказала сидящая рядом с ним Мейлис.
– Это почему же? – спросил ее отец с сомнением.
– Потому что можешь завести кошку.
Она прильнула к отцу, он неловко обнял ее за плечи.
– А еще можешь завести дочку, – ввернул Спаситель. Он с трудом сдерживался, чтобы не читать Лионелю нравоучения. Когда же он поймет, что эта девчушка не только сама растет рядом с ним, но и ему помогает взрослеть.
– А ты права, – сказал Лионель. – Кот – это классно.
– Ага! – ликовала Мейлис.
Спасителю вспомнилась недовольная гримаса Олимпии, когда она поняла, что Лионель никогда не станет отцом ее ребенка. Мейлис добивалась, чего хотела, куда более настойчиво и хитро. Лионель попался на крючок и увлеченно перебирал имена для будущего кота: Царапыч, Китикет, Жирдяй. Мейлис встречала каждое новое имечко веселым смехом. Под занавес Лионель сказал Спасителю, что Олимпия предложила ему снова работать с ней, но внештатно, чтобы не встречаться в офисе. Олимпия – порядочный человек. Она не собиралась мстить своему веб-дизайнеру и лишать его куска хлеба.
Лионель завязал шнурки на кроссовках Мейлис, поднял ее с дивана и понес на руках. Такого он прежде никогда не делал, во всяком случае при Спасителе. Мейлис хотела и получила папу. Спаситель проводил их до входной двери.