ане «Бакуа», а на десерт Спаситель демонстрировал приемным родителям и всем завсегдатаям свой образцовый школьный табель.
Зато пасхальный понедельник был днем свободы. Люди грузили в грузовички с брезентовым верхом, в мини-автобусы и семейные автомобили бабушек с внуками, собак и складные столики, зонтики-тенты, барабаны, кастрюли и гуртом устремлялись на пляж Де-Салин, застревая по дороге в неминуемых пробках. Кто добирался первым, тому доставались лучшие места. Располагались семьями, кланами, устанавливали столы и тенты, подвешивали на кокосовые пальмы гамаки. Из фургонов продавали мороженое, фисташки, газировку и пирожки. Все это походило на грандиозную пляжную вылазку, только наряды были чересчур парадными и вычурными, мелькали остроконечные соломенные шляпы, большие черные зонтики. Сент-Ивы в этот день привозили на пляж в двух огромных котлах свое коронное блюдо – матуту из крабов и ароматный рис с пряностями, лаймом и острым перцем. «В этот единственный день в году, – подумал, засыпая, Спаситель, – Бельрозы смешивались с Сент-Ивами, черные с белыми».
«Черный», – сказал сынок мадам Карре, посмотрев на Спасителя, а потом: «Белый», – прикоснувшись к лапке кота. Снаружи черный, внутри белый. Белый, как плиты на кладбище в Сент-Анне, где покоилась Изабель. Плиты белые, блестящие, как пол в туалете. Черный петух поет на кровавой заре. ШАМПУЛЕ! Мертворожденный младенец лежит на кафельном полу в луже крови. Мама!
Спаситель закричал и рывком сел в постели. Нет, он, пожалуй, не кричал. Или кричал во сне? И вот теперь сидит с открытым ртом, не в силах ни кричать, ни говорить.
– Спаситель, Спаситель? Что с тобой? Приснилось что-то страшное?
Спаситель услышал чей-то голос, очень далеко, но слов не разобрал. Он словно раздвоился, и одна половина наблюдала, как умирает другая. Он поднес руку к сердцу, но уже плохо понимал, его ли это рука, его ли сердце?
– Сердце? Инфаркт? – Луиза от волнения не соображала, что делать.
Медленно, страшно медленно он поднес руку ко лбу – это заняло час или два.
– Что? Инсульт? Вызвать пожарных?
В голове Спасителя раздался оглушительный скрежет, как будто там внутри скоблили железкой по дну кастрюли. Он хотел, он должен был что-то сказать. От этого зависела жизнь. Белый? Черный? Нет, не то… Что-то белое с черным.
– К… к… ко… – Он мучительно искал слово.
Луиза, затаив дыхание, ловила каждый звук.
– Кот.
– Кот? – повторила Луиза. – Да, это Миу скребется в дверь.
– Впусти кота.
Слова плыли в воздухе. Наверно, это он их произнес. Луиза, сама полумертвая от страха, побежала к двери и впустила Миу. Как всякий кот, проникающий на неизвестную территорию, он вошел осторожно, потряхивая боками, приникая к полу, готовый, чуть что, отпрыгнуть и убежать. Но тут ничего страшного, спальня как спальня, с мягкой постелью, и Миу очень скоро оказался на кровати. Неужели эта истории с феромонами – правда? Или Миу, отъявленный лежебока, просто решил вздремнуть на мягкой подушке? Так или иначе, но он потерся о Спасителя, а тот его обнял и прижал к груди. Тут же исправно завелся мур-мур-моторчик. Словом, ни инфаркта, ни инсульта у Спасителя не оказалось.
– Паническая атака, – с трудом выговорил он. А через минуту уже смог толково объяснить: – Со мной такое уже было однажды, давно. Это неопасно.
Только надо вернуться в привычную колею.
– Какой сегодня день? – спросил он.
– Вторник.
– Ага, значит, завтра среда. В среду у меня Эллиот.
– Но ты не сможешь завтра работать, – возразила Луиза.
Он посмотрел на нее так, будто пытался понять, кто это тут с ним разговаривает.
– Какой сегодня день?
– Но, Спаситель… – пролепетала Луиза.
Глядя ему в глаза, она еще раз отчетливо сказала, что сейчас ночь со вторника на среду и что у него была паническая атака. Он кивнул и вдобавок махнул рукой – дескать, я понял, понял. Но Луизу это не убедило.
– Завтра прямо в семь утра позвоню доктору Дюбуа-Герену, – сказала она.
Помимо того, что Дюбуа-Герен поставлял пациентов Спасителю, он еще был семейным врачом семейства Сент-Ив. Доктор, приятного вида невысокий человек с усами, осмотрел Спасителя и теперь сидел за своим письменным столом.
– Ты отменил все консультации на сегодня? – спросил он Спасителя.
– Да.
– Я выпишу тебе освобождение от работы до конца недели.
– Дай мне какое-нибудь лекарство, Пьер! Я приму его и завтра выйду на работу.
– Не могу тебе этого позволить, старик. Ты на волосок от выгорания, полного нервного истощения.
Спаситель выдержал взгляд Дюбуа-Герена.
– На этой неделе у меня кое-что произошло: во время консультации вдруг вскрылось такое… Я все время об этом думал, и через два дня случилась паническая атака… На пасхальные каникулы уеду в отпуск.
Дюбуа-Герен неодобрительно покачал головой, написал рецепт и протянул его Спасителю:
– Смотри, ты играешь в опасную игру.
– Опасность, может, и есть, но это не игра, Пьер.
Спаситель решил пройтись туда и обратно пешком и доказать себе, что все хорошо, но у него кружилась голова. У него был целый день, чтобы оправиться, взять себя в руки, побыть одному, – огромный, бесконечный день, ведь еще только девять часов утра. Все консультации на сегодня он отменил, оставив в большинстве случаев пациентам сообщения на автоответчике. Эллиота он тоже не застал, забеспокоился и решил позвонить его матери.
– Мадам Кюипенс?
– А, это вы! Эллиот успел вас предупредить? – торопливо заговорила она.
– Предупредить?
– Она не сможет прийти сегодня в десять часов, потому что она… то есть он… в больнице.
– Что случилось?
– Это не с ней… то есть не с ним, а с ее… с его… другом.
По неуверенному тону мадам Кюипенс Спаситель сразу понял, кого она имеет в виду.
– Кими? Кими в больнице?
Мадам Кюипенс рассказала, что на юношу напали в час ночи на улице Бургонь. Он был один, его избили чуть ли не до смерти, и он остался лежать, пока его не нашла какая-то пожилая дама – ее собаке срочно понадобилось выйти. Дама вызвала скорую, и Кими без сознания отвезли в больницу Флери. Эллиот сейчас там, но пока ничего не известно.
– Она… то есть он позвонит вам, как только сможет, – закончила мадам Кюипенс, постоянно путаясь в местоимениях.
Спаситель положил телефон в карман, ему вспомнились слова мадам Белу: «Только такой напасти нам еще не хватало». Когда же это кончится? Когда жизнь перестанет лупить его, как боксерскую грушу!
Дома Спаситель лег ради спокойствия Луизы, но не пролежал и четверти часа – его грызло беспокойство. Столько неотложных дел! Выше головы. Габен наверняка сидит у себя на чердаке. «Могу я поговорить с ним как следует?» – подумал Спаситель. Если бы задали этот вопрос Габену, ответ был бы «нет!», потому что он сладко спал. Ну, правда, как раз в ту минуту ему виделось что-то брутальное. Он стоит посреди зрительного зала с пулеметом Жово в руках. Вокруг кричат и мечутся люди, все какие-то полупрозрачные, как в театре теней. Вдруг луч прожектора выхватывает лицо парня, которого Габен так никогда и не увидит in real life. «Жиль, Жиль, пригнись!» – кричит Габен и строчит из пулемета – та-та-та-та! – чтобы спасти его, Жиля Санга, студента, виртуального друга по Warcraft. Паф! Паф! Две пули, выпущенные убийцей, продырявили голову студента. Тук! Тук! Постучался в дверь Спаситель. Габен привскочил в кровати.
– Ы-ы? What? Что… уже день?
– Десять часов. Можно с тобой поговорить? – Не дожидаясь ответа, Спаситель уселся в кресло. – Ты окончательно решил бросить университет?
– Да.
– И серьезно намерен завербоваться во флот?
Габен тоже сел. Он еле ворочал языком со сна:
– Ну, я кое-что разузнал. В моем возрасте уже берут. Это хорошее решение, – прибавил он довольно вяло.
– Приведи мне хоть один довод в его пользу.
Габен подумал.
– Я люблю рыбу.
Спаситель пристально смотрел на Габена, вынуждая его отвечать серьезно.
– Это не для меня.
– Что именно?
– Задаваться вопросами. Кто я? Куда я иду? What is the meaning of the life?[49] Ну, ты понимаешь… Я ни о чем таком не задумывался.
– Постарайся, подумай.
Что ж, Габен постарался, и кое-что получилось.
– Все началось с того, что ты мне, помнишь, сказал про волны и ветер, что надо научиться с ними справляться. Что жизнь не выбираешь, все выходит само. Ну вот, по-моему, я для этого дела гожусь, особенно когда шторм, ураган. Или кораблекрушение. Я по натуре герой.
Он произнес все это без всякого пафоса, но Спаситель все понял и кивнул.
– Герой – это не совсем профессия, но у тебя есть все данные.
В самом деле, Габен уже дважды повел себя как нельзя более героически: прогнал убийцу и пришел на помощь умирающему. Спас двух человек: Лазаря и Жово.
– «Я думал: выбрал. Оказалось – выбран», – подытожил Спаситель, цитируя Луи Арагона.
Он мог бы развивать эту мысль дальше, если бы знал, что Габен уже в который раз порывался во сне спасти своего друга Жиля Санга, которого убили 13 ноября 2015 года в концертном зале «Батаклан». «В сущности, человек есть то, что он скрывает» и т. д. Спаситель расстался с Габеном, мысленно поставив галочку в списке дел: сделано. Теперь следующий пункт.
Он вышел на улицу – благо Луизы, которая никуда бы его не пустила, не было – и пошел в сторону площади Старого рынка. Жово сидел там на лавочке и курил.
– Есть! – прошептал Спаситель.
Он подошел к Жово и сел рядом с ним на свободное место.
– Хо! Командир! – проговорил Жово своим замогильным голосом.
Спаситель понял, что не сможет ничего ему сказать и уж точно – ни в чем упрекнуть. С детства одинокий, Жово прожил бурную жизнь: он воевал, убивал людей, выполняя приказ, потом скатился до того, что стал преступником. Но он любил Луизу и ее детей, любил Габена, Лазаря и даже заботился о коте. Как будто было два Жово: один в грош не ставил человеческую жизнь, а другой дал бы себя убить за Спасителя и его домочадцев.