Спаситель заглянул в приемную, собираясь пригласить в кабинет брата и сестру Насири, и очень удивился, увидев одного Соло. Молодой человек, надев наушники, бормотал в ритме рэпа:
– «Катим в ад, катим в ад, лифт сломался, в рай нет лифта…»
Он снял наушники и громко проскандировал:
– «Может, да, может, нет. Мне подходит, все, что есть». Знаешь песню?
– Нет, – сказал Спаситель и показал на пустые стулья. – А как насчет предполагаемой семейной терапии?
– Не могу же я заставлять приходить маму и сестру! Это не тюрьма! – повысил голос Соло.
Спаситель обратил внимание, что молодой человек и на прошлой консультации был очень возбудим и агрессивен.
– Хочешь, чтобы я тоже ушел? – спросил Соло тоном обиженного подростка.
Спаситель уселся рядом с ним.
– Что идет не так в последнее время, Соло?
– У меня передоз. От всего, понял?
– Так, так, так.
– Даже от малыша.
Он любит сына. Гордится, что у него сын. Но по временам готов выбросить Яниса в окно.
– Что с Янисом? – мягко спросил Спаситель. – Плачет?
– Особенно если я дома. Так говорит жена.
– Я не знал, что вы поженились.
– Пока нет. Я сказал «жена», потому что так проще. Но мы скоро запишемся.
Он хотел, чтобы все по-хорошему. Он же Соло, всегда был честняга и всегда на стороне Силы. Но это когда был маленьким.
– А сейчас меня все достало. Хочу все послать к чертям. Ты же видел меня с сестрой. Я сам себя боюсь. Меня так и подмывает наподдать ей как следует. А ребенок? Я же пришибить его могу. Вот оно как. – Соло крепко стиснул руки.
– Вы устали, Соло. Стали раздражительным. Такое случается со всеми молодыми папами.
Глаза Соло наполнились слезами, он закрыл их и откинул голову назад. Лицо у него выражало страдание. Соло приходил к Спасителю на консультации уже не один год, и Спаситель всегда задавал себе один и тот же вопрос: почему он к нему приходит? Впервые Соло так откровенно показал, что страдает.
– Я больше не хочу.
– Больше не хотите?
– Нет, не хочу.
– Не хотите чего?
Соло опустил голову, сгорбился – воплощенная униженность.
– Быть надзирателем.
Вот почему Соло возобновил учебу. Он больше не хотел работать в тюрьме. Но деньги нужны каждый месяц. На ребенка, на квартиру, на кредит за машину.
– Что у вас сейчас на работе? – спросил Спаситель.
– Она стала ненормальной. И я стал ненормальным. Это просто жуть, ты себе не представляешь.
– Не представляю. Можешь мне рассказать?
Спаситель старался обращаться к Соло на «вы», как обращался ко всем пациентам, но каждый раз невольно переходил на дружеское «ты».
– Утром, когда я ухожу из дома, – заговорил Соло, – когда целую Саманту и сына, про себя думаю: «Кто знает, может, вижу их в последний раз».
– Боишься не вернуться домой?
– Да.
– Часто подвергаешься нападениям?
– Можешь даже не спрашивать. Мы привыкли к оскорблениям, к толчкам. Моему коллеге вырвали кусок щеки. Клянусь, один тип так вцепился в него зубами. Дыра осталась, понимаешь? Но мы, понимаешь, обязаны быть вежливыми с заключенными. Не имеем права их бить. На тебя нападают, а ты в первую очередь думаешь, как бы не совершить чего-то непозволительного. Вокруг камеры, тебя снимают. Ты должен действовать про-фес-сио-наль-но, – произнес он с иронией по слогам. – А тебе страшно, ты беззащитен, но должен держать себя в руках.
Он замолчал, сидел и смотрел в одну точку.
– Ты думаешь в первую очередь, что профессионально? – задал вопрос Спаситель.
– Я же сказал! Зачем повторять?
– Повторять – это главное в моей профессии, Соло.
– А в моей профессии главное – обыски. Обыскиваешь заключенных, когда они возвращаются после свидания, обыскиваешь передачи, обыскиваешь камеры… и находишь в матрасе травку, а в параше керамический нож. Но не это самое трудное. А то, что ты постоянно должен быть настороже: осколком зеркала можно передавать сигналы через окно, а можно перерезать тебе горло.
– Так, так, так. И что же ты нашел?
Спаситель не сомневался: недавно что-то произошло, и Соло никому еще об этом не рассказывал.
– Находка рядовая – мобильник, а вот хозяин у него не рядовой.
Заключенный – опасный крутяк, он и в тюрьме продолжает управлять сетью дилеров в том предместье, где живет Соло и его семья.
– Он видел, как я вышел из камеры с телефоном. Подловил момент в коридоре и сказал: «Ты это сделал, надзиратель, и теперь у тебя будут большие неприятности». Уж я-то знаю, что такое страх. Часто живот подводит. Но тут меня прошиб холодный пот. И я подумал: «В конце концов, мне-то какое дело. Пусть себе обделывает свои делишки. Верну ему его дерьмовый мобильник». Но ко мне подошел коллега, тот самый, с дырой в щеке. И я показал ему телефон и брякнул сдуру: «Гляди, что выловил». А крутяк, глядя мне в глаза, сделал вот так… – Соло медленно провел ребром ладони себе по шее. – А потом назвал имя моей жены, – прошептал Соло. – Он Саманту со школы знает.
– Он хочет тебя напугать, – предположил Спаситель.
– Ему уже дали десять лет за продажу наркотиков, а теперь он ждет суда за убийство. Таких уже ничего не остановит.
Соло не хочет пугать Саманту. Но он хочет переехать в другой город.
– Я еще не сказал тебе самого худшего, – прибавил он. – Адиль… Помнишь? Это мой младший брат…
Мальчик начал с побегушек у дилеров, но с тех пор здорово продвинулся.
– Адиль работает на этого типа, – горько закончил Соло. – Такая вот у меня жизнь. С самого детства, как только я посмотрел «Звездные войны», я старался быть на светлой стороне. Но правда в том, что злые в конце концов выигрывают.
– Ты так считаешь?
– В настоящей жизни? Всегда, – твердо ответил Соло. – Но я не хочу быть такими, как они. Они разрушают семью, разрушают общество. Чего бы они ни коснулись, все превращается в дерьмо.
Общение Соло ограничивалось преступным миром, но он остался человеком, цельным и даже наивным.
– И вот что я тебе еще скажу, – заговорил Соло, после того как условился со Спасителем о консультации на будущей неделе. – Бог есть. Он привел меня сюда. Без твоей этой самой терапии я бы потерял лучшее, что у меня есть в жизни. Я потерял бы Саманту, и у меня не было бы сына. – От наплыва чувств голос Соло дрогнул.
– Спасибо за добрые слова, – отозвался Спаситель. – Но с терапией или без терапии Саманта осталась бы с тобой.
В тот же самый понедельник на другом конце города месье Козловский стоял, задумавшись, перед открытым гардеробом. Потом решительно снял с вешалки короткое пальто с плечами, которое прекрасно смотрелось на его изящной невысокой фигуре, и с присущей ему по утрам живостью мгновенно надел его. От него приятно пахло лосьоном после бритья, и он мурлыкал себе по нос:
Месье Козловский тоже очень любил маки.
– У тебя же нет уроков с утра в понедельник, – вдруг сообразил Донован.
Часы показывали 9:30, но он все еще валялся в постели.
– Я к врачу, – ответил учитель рассеянно.
Про себя он продолжал мурлыкать:
Когда ее увидел я,
Она спала средь бела дня
В пшеничном поле в майский зной.
Запомнил я ее такой.
– К какому врачу? – продолжал допытываться Донован.
– К дантисту.
– Врешь, – тут же выпалил Донован.
– Что-что?
– Ты врешь. Никто так не прихорашивается, когда идет к зубному.
Вообще-то месье Козловский действительно шел не к дантисту. Но почему он должен отчитываться? И по какому праву молодой человек говорит с ним таким тоном?
– Да, не к дантисту, а к психологу, – сказал он, стараясь говорить как можно непринужденнее. – А поскольку иду в первый раз, то не знаю, прихорашиваются перед визитом к психологу или нет.
– Чего ты забыл у психолога?
– Это касается только меня, – ответил Козловский немного смущенно.
И увидел, что глаза у молодого человека загорелись, но это был не огонь любви и вряд ли огонь желания.
– Всем приходится улаживать свои отношения с детством, – сказал он осторожно.
– Как раз сейчас тебя и допекло? – съязвил Донован.
– Именно. Старички тоже лечат неврозы.
Козловскому почему-то захотелось подчеркнуть их разницу в возрасте. Пятнадцать лет. И еще больше захотелось, чтобы молодой человек поскорее забрал из его квартиры свою зубную щетку. Донован совсем по-мальчишески запустил в него подушкой. Но у Матье Козловского возникла мысль, что он точно так же может запустить в него любым другим предметом. И настроение у него немного потускнело.
Но погода оказалась прекрасной, и он вот-вот станет папой, и ему было очень любопытно познакомиться с психологом, которого Фредерика описала как темнокожего красавца с бархатным голосом. На двери дома номер 12 было написано: «Постучите и входите». Козловский так и сделал: постучал два раза и направился в приемную. Любопытство сменила некоторая нервозность, когда он увидел, что Фредерика еще не пришла. Он только успел сесть, как в дверях показался Спаситель.
– Фреде… – Спаситель поперхнулся на полуслове.
Козловский тут же вскочил со стула.
– Матье Козловский. Надеюсь, мадемуазель Жовановик предупредила вас о моем приходе?
«Темнокожий красавец» стоял перед ним, и на лице его можно было прочитать: «глазам своим не верю». Спаситель был занят труднейшей работой: он совмещал вот этого месье Козловского с учителем французского языка Алисы, с клиентом ювелирного магазина и с будущим отцом семейства. Он протянул руку для рукопожатия, но удержался от поздравления. Как раз в этот миг и вошла Фредерика.
– Вы, я вижу, уже познакомились, – сказала она с удовлетворением.