— Мне, Вера, здесь снова, курат, хозяйство не поднять. Я написал старшему брату в Канаду. Он зовет к себе и обещает помочь обустроиться. Я с семьей решил ехать. — Матти допил кофе, поставил чашечку на блюдце и продолжил:
— Твой муж оста вил мне деньги. Я спрятал его золото, и оно после разбоя уцелело. Ты можешь поехать с нами, можешь остаться у Юри. Решай сама. Вера задумалась. Оставаться рядом с границей ей было страшно. Филлиповой казалось, что чекисты не успокоятся и могут появиться вновь. Но если она уедет, как Тимур ее найдет? Эта мысль стала решающей.
— Я очень благодарна тебе, Матти, за все. Но Тимур вернется за мной сюда, а меня нет. Поэтому, если Юри не против, я бы осталась у него.
— Я буду очень рад, дочка, — ответил старый эстонец.
— Придется мне, курат, довольствоваться одной хозяйкой, — пошутил Матти, но голос его звучал грустно. Он достал из-за пазухи мешочек и положил его возле Юри:
— Вот червонцы Тимура. На них можно жить долго. Я когда увидел вместо моего дома пожарище, испугался, что эти парни, курат, нашли деньги Веры. Но они не так сообразительны. — Мати встал из-за стола и протянул Вере руку.
— Я вас всегда буду помнить. — Вера хотела еще что-то сказать, но слов не нашла, бросилась на шею рыбака, чмокнула его в щеку, покрытую светлой колючей щетиной, и убежала. Сдерживать слезы она больше не могла.
До обеда Вера с постели не вставала. Юри несколько раз заглядывал в комнату, но девушка притворялась спящей, и он уходил. Днем послышался рев мотора, и на двор хутора въехал грузовой автомобиль с крытым кузовом. Юри заглянул к Вере и на этот раз решительно направился к ее постели.
— Сюда привезли задержанного бандита. Липник хочет, чтобы ты на него посмотрела. Сейчас его приведут.
— Подождите минутку, я оденусь и выйду, — пообещала Вера и, как только за Юри закрылась дверь, вскочила, причесалась. Одеваться ей не пришлось, потому что она лежала в юбке и блузке.
Девушка уселась возле стола в гостиной и не отрываясь смотрела на входную дверь. Через минуту она открылась и на пороге возникли двое молодых людей в военной форме, а между ними — небритый угрюмый человек в стеганом ватнике и валенках. Его провели в комнату и поставили возле стола. За ними вошел знакомый Вере офицер Ян Вейке.
— Посмотри на этого типа внимательно, — попросил он.
Вера стала бледной как мел, но заставила себя взглянуть на угрюмое лицо, заросшее темной щетиной. Мужчину она узнала сразу. Он был в ее особняке. Только тогда не в стеганом ватнике, а в кожанке и брюках. Это он снимал портки в ее спальне, готовясь к насилию.
— Я знаю этого человека. Он чекист и расстрелял моего отца. Фамилия его Козелков, — крикнула Вера. Ей овладела страшная ярость. Девушка сжала кулаки и бросилась на задержанного.
Ян Вейке с трудом ее остановил.
— Не надо, Вера. Он получит по заслугам.
— Сука… — прошипел чекист, и Козелкова увели.
Вера опустилась на стул и горько заплакала.
— Не плачь, дочка. Бандит не стоит твоих слез, — услышала она голос Юри и поняла, что больше этих людей не боится. Она их ненавидит.
В «Издательском доме Рачевской» царило уныние. На вахте вместо охранника сидела секретарша Юля, которую Синицын видел впервые. В день убийства Юля не работала, поскольку Рачевская по выходным ее не занимала.
Финансовые дела «Издательского дома» после гибели генеральной директрисы оказались плачевными. Светлана Михайловна решала служебные проблемы, пользуясь своими личными отношениями с партнерами. И теперь выяснилось, что две последние книги типография печатала ей в долг. Деньги за книги скоро не вернешь, их реализация растягивается на месяцы. Поэтому, выплатив долг, осиротевший «Издательский дом» был не в состоянии выдать зарплату сотрудникам. Один за другим начали самораспускаться отделы. Отдел охраны прекратил свои функции первым. Но мадам Керн продолжала каждый день к восьми утра являться на работу.
— Здравствуй, малыш, никак ты опять по мою душу? Вот уж не думала… — но при этом в басе главной редакторши особенного удивления Синицын не заметил.
— Здравствуйте, Софья Леонардовна. Вы угадали, опять по вашу душу.
— Присаживайся, малыш.
Синицын сел и отметил на столе Керн помимо папок с авторскими текстами плитку шоколада «Аленушка».
— Не та, не думай, — поймав взгляд следователя, заверила Софья Леонардовна. — Ту умыкнули, как я тебе, малыш, и доложила. Поймали убийцу?
— Пока я не могу об этом говорить, — уклонился Слава.
— И не поймаете. Васик спрятался от правосудия в сумасшедшем доме. Запил якобы с горя и тютю на лечение. — И Софья Леонардовна, откинувшись всей своей массой в кресле, царственно посмотрела на Синицына.
— Почему вы не допускаете самого простого? Он любил свою жену и тяжело переживает утрату.
Керн снова взглянула на Славу, но теперь так, словно перед ней сидел настоящий сумасшедший:
— Тетку на пятнадцать лет себя старше? Молодой красивый кобель? Ты, малыш, в своем уме?!
— А почему нет? Такие примеры известны даже у знаменитостей. Любил же свою супругу Кончаловскую поэт Сергей Михалков и, кажется, прожил с ней до ее смерти. А Кончаловская имела с мужем такую же разницу, как Васик с Рачевской.
— О чем ты, малыш? Михалков поэт, личность необыкновенная. Их связывало с Натальей духовное родство. А Васик инженер-электрик, да еще и пьяница!
Софья Леонардовна говорила столь убежденно, что Синицын решил спор не продолжать.
— Я пришел к вам, чтобы спросить, почему вы в нашей прошлой беседе умолчали об одной важной детали?
— Я все сказала, малыш. — Софья Леонардовна от волнения отломила кусочек плитки и положила в рот. — Прости, что не угощаю. Но плитка шоколада — мой дневной рацион.
— Не беспокойтесь. В отличие от некоторых молодых людей я к шоколаду равнодушен, — успокоил даму Слава. — Вы умолчали, что встретили в коридоре юношу.
— Я умолчала?!
— Да, вы. Вы пришли на работу и, по вашим словам, сразу отправились в туалет. А на обратном пути в коридоре вы встретили парня. Неужели не помните?
— Прекрасно помню. Я сразу и сказала об этом охраннику. Но этот юнец оказался его внуком. Гурьевич меня выслушал и потом, когда провожал на встречу с вами, очень просил о его внуке не говорить. Ведь мальчишка ушел до убийства Светы. Я и не стала.
— Соболев-внук вашего охранника?! Ничего себе виражи! — воскликнул Слава и, не прощаясь, вылетел из кабинета главной редакторши.
В райотделе ни Конюхова, ни капитана Синицын не застал. Он вынул из ящика письменного стола визитку со служебным телефоном отца Соболева и тут же позвонил:
— Алексей Владимирович, здравствуйте! Мне необходимо срочно вас повидать.
Если не возражаете, я сам подъеду.
Соболев не возражал, и Слава, записав адрес, поспешил к нему на Минское шоссе, где находился научный институт, поскольку на четырнадцать часов он вызвал на допрос его сына.
Алексей Владимирович его уже ждал, нервно прохаживаясь по огромному холлу.
Светлое здание из стекла и бетона строили в последние годы советской власти, и его масштабы внушали уважение.
— Что случилось, Вячеслав Валерьевич? Вы с хорошими новостями или с худыми?
— Я не с новостями, а с вопросом, от которого может зависить многое, — поспешил с ответом Слава.
— Хотите, поднимемся ко мне в кабинет?. — предложил Соболев.
Синицыну было любопытно, как выглядит кабинет вулканолога, и он согласился. Они вошли в лифт и поднялись на пятнадцатый этаж. Огромные коридоры выглядели пустынно, и, миновав с десяток дверей, старший лейтенант с Соболевым никого из сотрудников не встретили.
— У вас что, все в отпусках? — поинтересовался Синицын, подивившись непривычному для учреждения покою.
— Нет, но большинство наших летом трудятся в «поле», а те, кто есть, тихо сидят за компьютерами, — ответил Алексей Владимирович, открывая Славе дверь своего кабинета.
Синицын зашел и огляделся. Это была очень маленькая комната с огромным, почти во всю стену окном. Десять квадратных метров были завалены книгами и всевозможными коробками. Папки с бумагами громоздились штабелями вперемешку с кусками вулканической породы, альбомами и диаграммами. На столе, кроме процессора с монитором, стоял еще и принтер. Малюсенькое свободное место занимал электрический чайник, банка растворимого кофе и пачки сигарет «Ява».
Пепельница не вмещала окурки, и часть их выпала на стол.
— Извините за бардак, но для моей привычки так работать это идеальный порядок. Присаживайтесь, — пригласил Соболев.
Слава опустился на единственный свободный стул и с трудом пристроил ноги между коробками.
— Алексей Андреевич, простите, если мой вопрос покажется нескромным, но я задаю его не из праздного любопытства, — начал Синицын.
— К моему глубокому удивлению, мне показалось, что во время нашей первой встречи мы прекрасно поняли друг друга, — с присущей ему манерой улыбаться лишь краешками губ отозвался Соболев.
Слава отметил, что отец обвиняемого сегодня не так бледен, и в его взгляде уже не сквозит столь отчаянная тоска.
— Что же вас так глубоко во мне удивило? — предполагая причину, усмехнулся он.
— Да, именно это, — подтвердил догадку следователя Соболев. — Мне казалось, что в милиции работают совсем другие люди.
— Примитивные болваны? расшифровал Слава.
— Ну, так грубо я не стал бы формулировать. Но по сути, вы не слишком далеки. Я милиционеров болванами не считал, но что ваш контингент не слишком рафинирован, думал, — признался Соболев. — Поэтому побаивался встречи с сотрудником данного ведомства. Так, давайте вопрос.
— Ладно, оставим характеристики моим коллегам на вашей совести. Но поверьте, в милиции, простите за банальность, как и везде, встречаются люди разные. К сожалению, не только болваны, но и воры, взяточники. Однако стричь нас всех под одну гребенку не правильно. А вопрос мой таков: что представляет из себя ваша семья? Опишите подробно ее членов.