етничала с ним – первой подбегала к стальным дверям и каждый раз оборачивалась, якобы удивленная, что он за ней поспевает. «Она считает это подарком, – догадался Ёрш, – знаком любви и дружбы». Он вдруг понял, как много должен рассказать Эмили. В самом деле, она не знала практически ничего. Вспомнилась ее реакция, когда он вскользь упомянул зов и миссию, – нервный, грубоватый смешок. А какое лицо у нее было, когда он ее оборвал! Оно буквально дышало сомнением. Внезапно Ершу захотелось остаться одному.
Только он был не один – вагон наполняли свет, жара и шум. На фоне внешнего шума Ёрш слышал голоса.
Начались они с шороха, наползали из-под пола – из-под линолеума и волокон древесины, опасливо огибали двери и устройства громкой связи, приближались тихо, без предупреждения. Скоро едва уловимый шорох перерос в гомон разговора, точно доносящегося из соседней комнаты, а потом Ёрш четко различил три голоса. В них гудели турбины, шелестело его собственное дыхание, и стучал раскачивающийся на рельсах поезд. Каждый раз голоса звучали иначе, подобно радио, которое то включаешь, то выключаешь, и в них не было ни капли фамильярности, только печаль и какая-то настойчивость. Его имя не называлось, гибель мира не упоминалась, хотя ничто другое не обсуждали.
Значит, за дело. Как в джазовой композиции «Джелли Ролла» Мортона – «Скорее вставай, соблазнять начинай!» Ёрш распахнул дверь в конце вагона – по лицу хлестнул горячий вибрирующий воздух туннеля. «Еще чуть-чуть, – подумал Ёрш, и ему тотчас полегчало. – Ждать осталось совсем немного. Скорее вставай, соблазнять начинай!» Открыв следующую дверь, он увидел Эмили и машиниста.
– Вот ты где! – радостно воскликнула Эмили. – Похоже, нам не следует находиться на этом поезде!
– Похоже, ты права, – буркнул Ёрш.
Над правым глазом невысокого машиниста красовались две тонкие полоски пластыря. Кожа была нездоровая, землистая, а пластырь – точно такого же оттенка. «Как так получилось? – про себя удивился Ёрш. – Неужели ему пластырь по спецзаказу изготовили?»
Голоса не отреагировали.
– Что вы делаете на моем поезде? – осведомился машинист, глядя то на Ерша, то на Эмили.
Ёрш промурлыкал песенку из рекламного ролика о сосисках.
– Ты чего? – нахмурился машинист.
– Не знал, что это ваш поезд.
– Думал, он твой, да? – ухмыльнулся машинист.
Ёрш не ответил.
– Присядь на минутку, сынок. Вот сюда, рядом со своей подружкой. – Машинист похлопал по сиденью, совсем как сикх миллион лет назад. «Вроде бы не коп и не дежурный по станции, а форма красивая, цвета ночи, – отметил Ёрш. – И складки, и заломы, как на обычной ткани, только почему-то тени не отбрасывают».
Времени оставалось в обрез, но Ёрш кивнул. Машинист развалился на сиденье и едва не касался его локтями и коленями.
– Вам не следует находиться на этом поезде, – заявил он. – Но тебе это и так известно.
Ёрш нахмурился и втянул живот, превращаясь в щепку.
– Сити-холл – конечная станция, – продолжал машинист, часто дыша через полуоткрытый рот. Затем он прищурился и плотно сжал губы.
– Куда мы дальше поедем? – полюбопытствовала Эмили.
– Вы – никуда, – отрезал машинист.
– Я имела в виду, какая следующая станция?
– Сити-холл.
– Но вы же сказали, Сити-холл – конечная станция!
– Да, сказал, – парировал машинист. Теперь он смотрел только на Эмили.
– Кажется, мы действительно никуда не едем! – вздохнула девушка, откидываясь на спинку сиденья.
Ёрш засмеялся, а машинист с хриплым стоном схватил его за шкирку. Неизвестно почему, но Ершу вспомнилась песенка Бутси Уайта «Моркофельное пюре».
– Сейчас врежу! – закричал Ёрш. – Лицо в моркофельное пюре расквашу!
– Только попробуй, – спокойно отозвался машинист. Эмили перестала смеяться, с опаской посмотрела на обоих и засмеялась снова. Машинист отпустил Ерша, неторопливо вытер руки о форменную куртку цвета ночи и апатично уставился в пустоту. Поезд сильно качнулся влево, выровнялся и со звуком, напоминающим собачий зевок, подкатил к станции, той же самой, но с другой стороны.
– Как в зеркале! – шепнула Эмили, незаметно для машиниста подмигнув Ершу.
Машинист встал и вытянулся по стойке «смирно».
– Ну, детишки, вытряхивайтесь отсюда!
Двери распахнулись. Ёрш с Эмили тут же вскочили и безропотно сошли на платформу. Машинист застыл, прижав ко лбу кулак. Прозвучало ля-до, двери захлопнулись, а он даже не шевельнулся.
– По-моему, мы его обидели! – сказала Эмили.
– Он призрак, состоит из волоконной оптики, – шепнул Ёрш. – Я закрыл его рот на замок.
Эмили обняла Ерша за плечи и ловко развернула лицом к себе.
– Слушай, Хеллер, ты красавчик, ты прикольный, мне хочется пойти с тобой на ту старую станцию, но, пожалуйста, перестань пороть чушь. Ты до смерти меня пугаешь, а ведь ты вовсе не страшный! – Эмили буравила Ерша взглядом до тех пор, пока он не кивнул. – Вот, правильно! Ты лапочка, гений, а без одежды будешь чудо как хорош! – Девушка улыбнулась. – Я серьезно, Хеллер! Штаны на тебе явно лишние.
– В школе я иногда ходил без штанов, – отозвался Ёрш. – Меня наряжали в рубашку с длинными-длинными рукавами.
– В смирительную рубашку? Зачем?
– Тебе этого лучше не знать.
«Сейчас захохочет», – с опаской подумал Ёрш, но девушка промолчала.
– По-моему, тебе стоит со мной поделиться, – через какое-то время сказала она. – Не держи все в себе, разгрузи голову, ну хоть немного!
Ёрш в замешательстве коснулся своей макушки.
– Да, да, Хеллер, там у тебя свободного места не осталось.
– Откуда ты знаешь, как я выгляжу без одежды?
– Пошли, придурок! Пошли скорее! – Эмили сделала пять шагов и развернулась резко, как дуэлянт. – Сам же говорил: времени в обрез.
«Я такое не говорил, по крайней мере вслух», – про себя отметил Ёрш, но быстро нагнал девушку и двинулся за ней в конец платформы. Над переполненным мусорным контейнером висел монитор с пыльным исцарапанным экраном, на котором беззвучно двигались фигурки, напоминающие стало баранов. Эмили подняла голову и замахала руками.
– Что это за фигурки? – поинтересовался Ёрш.
– Люди. – Эмили снова замахала руками, но на экране ничего не изменилось. – Люди сзади нас.
Застыв у монитора, они стали ждать. Ершу показалось, что два «барана» приблизились.
– Ты прав! – вздохнула Эмили. – Они впрямь одинаковые.
– Кто одинаковый?
– Не кто, а что. Лица тех людей.
«Неужели я и это говорил?» – снова удивился Ёрш. Туннель и платформу разделяла невысокая, примерно до пояса, калитка – такие родители ставят на втором этаже, чтобы ребенок не упал с лестницы. Из туннеля пахнуло мочой. Ёрш кивнул Эмили и толкнул калитку. «Входящие, оставьте упованья»[4], – сказал он себе. Голоса согласились. Черные от смазки петли калитки даже не скрипнули.
Едва калитка осталась позади, голоса окрепли. Они по-прежнему звучали из соседней комнаты, но куда громче, да еще и бились о хрупкую, как стекло, перегородку. Когда Ёрш свистел или напевал песенку, голоса затихали, но, увы, ненадолго. Ёрш догадывался: куда эффективнее говорить вслух. Только о чем? Следовало немедленно подобрать тему. Эмили не шла, а медленно, с опаской кралась вперед, обеими руками хватаясь за стену туннеля, и безостановочно чертыхалась. Чего она так боится? На широкой и гладкой бетонной дорожке через каждые шесть-семь шагов попадались выступы. Невольно вспомнилась утренняя прогулка по туннелю. Хезер Ковингтон темнота ничуть не смущала – она двигалась легко и непринужденно, шуршала полиэтиленовыми гольфами, оборачивалась, помогала ему, называла малышом, солнышком, деточкой. Эмили замерла: к станции приближался очередной поезд шестого маршрута. Ёрш хотел ее обогнать, но девушка схватила его рукав.
– Мать твою, Хеллер, не торопи меня! Расскажи что-нибудь. Историю, анекдот – что угодно!
Ёрш посмотрел на подругу, коснулся ее щеки и на секунду задумался.
– Ладно, Эмили, – наконец проговорил он. – Вот тебе история…
Дальше они побрели рука об руку, но все равно шатались, как плохо скрепленные вагоны. Ёрш рассказывал о том, что случилось в школе. Он поверить не мог, что решился на откровение, и Эмили тоже. Даже голоса испуганно затихли и прислушались.
ГЛАВА 13
Эмили меня поместили в спальню но не в отдельную а в общую. Забрали одежду пачку Бенсон энд Хэджис цветные карандаши бумажник в котором лежала твоя фотография и отвели в спальню с застеленными клеенкой кроватями. На одной лежал плотно завернутый в одеяло мужчина. Кто это? спросил я но мне велели заткнуться. Высокие темнокожие красавицы-медсестры правой рукой гладили по головке а левой отвешивали подзатыльники. Что это за школа? спросил я. Что здесь изучают? Это летняя школа Уильям ответили медсестры. Посмотри в окно! Я подошел к окну и увидел пухлые белые облака желтые листья свое отражение и паруса на реке увидел все что полагалось видеть. Да все вижу! сказал им я. Умница! ответили медсестры. Наша школа высоко-высоко из окон видно далеко-далеко поэтому ее название в переводе с испанского означает Прекрасный вид. Ты счастливчик что к нам попал! Они погладили меня по головке и закрыли дверь. Мне не нравится что школа высоко! шепнул я. И что видно далеко тоже. Зачем мне это? Увы медсестры уже скрылись в коридоре.
Мужчина в одеяле меня не заметил. Он хрипел жевал губы и вопил что хочет встать с кровати и вылизать каждую медсестру. Раз в день медсестры по две или по три заглядывали к нам в спальню перекладывали его на другую кровать и протирали клеенку губкой. Мужчина успокаивался едва медсестры к нему прикасались выпячивал слюнявые губы и вздыхал. Его тело было по-девичьи мягким. Вместо штанов на него надевали рубашку с длинными рукавами и звали Малышом. Получив новое одеяло Малыш заливался смехом и мочился от радости. Медсестры улыбались в ответ снимали с него рубашку комкали промокали его голую промежность и уходили закрыв за собой дверь. Кто-то сказал мне что раньше Малыш служил в полиции.