Она попыталась сгладить ситуацию.
– Послушайте, вы должны понять, – произнесла она, изо всех сил стараясь сдерживаться. – Поставьте себя на мое место и на место моих однополчан. Вы же не хотите лишить амазонок их единственной метавоительницы?
– Вы действительно не понимаете. Даже если бы я пропустил вас вперед других – чего не случится, – все равно на ремонт ушло бы несколько дней! Если хотите вместо того, чтобы терять мое время, послушаться доброго совета, лучше возьмите на складе один из запасных «Вейнеров» и потратьте ближайшие часы на то, чтобы его наладить перед этим проклятым боем!
Как такой дебил мог стать специалистом по экзоскелетам «Вейнер-Ников»?
В чудовищной ярости, скручивающей живот, Клоринда молча покинула начальника над техниками; тот презрительно фыркнул, а потом вернулся к нескольким десяткам развешанных в гигантской мастерской распотрошенных «Вейнеров».
Выбираясь из этого шумного и перенасыщенного тяжелыми запахами места, Клоринда надеялась сделать большой глоток свежего воздуха, который позволил бы ей успокоиться. Но она забыла про климат Акии Центавра. Уже поднявшаяся, несмотря на ранний час, температура навалилась ей на плечи, как удушающее ярмо.
Возбуждение в Новом Иерусалиме достигло предела. Люди и машины мчались во все стороны, лихорадочно пересекаясь в вихрях пыли, которая резала глаза и обжигала слизистую. Хотя все, кто попадался ей в данный момент на глаза, как будто вполне владели собой и ситуацией, спокойно и старательно выполняя поставленные перед ними задачи, за этой напускной уверенностью Клоринда ясно различала признаки паники.
К ней это не относилось. Напротив, единственным снедающим ее страхом было не принять участие в таком событии, остаться в стороне, когда другие отправятся творить легенду и покрывать себя славой. Мысль надеть какой-либо другой экзоскелет, а не ее собственный, и сражаться не под своим гербом внушала ей отвращение; тем не менее, если она хочет в ближайшее время спуститься на равнину, придется смириться и последовать совету начальника мастерской. Суеверный страх на мгновение коснулся ее, заставив вздрогнуть, но она твердо решила действовать разумно.
– Хватит! – прорычала она, топнув ногой. – Я же не на пустом месте мета! Мой экзоскелет или другой – какая разница! Главное – сражение!
Отбросив колебания, она отправилась на склад. Если поторопиться, через три часа она сможет получить полностью экипированный и подогнанный под нее «Вейнер». Штабу еще предстоит перегруппировать войска в зависимости от новых непреложных обстоятельств, так что боевые действия точно не начнутся раньше полудня.
Она уже представляла себя на передовой, в авангарде армий крестоносцев. Столкновение будет на редкость жестоким, куда более похожим на средневековые сражения в сомкнутом строю, чем на технологичные войны современности. Тем лучше, она сможет выплеснуть свою ярость!
9:21
Количество собравшихся в центральном зале Генерального штаба армий крестоносцев намного превышало обычное число аккредитованных штабистов. Посреди обширного пространства как никогда ярко сияла гигантская голограмма тактического управления, проецируемая ISM-3n. Огромный светящийся сфероид рассылал молочные псевдоподии до самого купола, венчающего зал, разбрасывая по стенам деформированные отблески множества возникающих в самом его сердце картин.
Но только одна из них притягивала всеобщее внимание. А вовсе не многочисленные технические диаграммы, не тактические проекции или симуляции и даже не образ самого Praetor peregrini, готовящегося взять слово, – хотя именно его изображение было крупнее всех остальных. Нет, это был простой вид со спутника на Новый Иерусалим и равнину вокруг него. Сам вид все знали в мельчайших подробностях, потому что обращались к нему бесчисленное количество раз за последние месяцы, но сегодня он предстал совершенно иным. На изображении были ясно видны сотни тысяч атамидов, которые, подобно коричневой волне, грозящей все захлестнуть и густеющей с каждым часом, собрались вокруг города.
Ни один из присутствующих в командной надстройке семнадцати сеньоров и семидесяти шести высокопоставленных чинов, как и ни один из теснившихся на первом этаже ста тридцати пяти офицеров промежуточного звена, не смотрел больше никуда. Все они были бледны. И не только из-за льющегося на них белесого света.
Глядя на них, герцог Нормандский клокотал от презрения и гнева.
Он уселся в кресло претора, на этот раз установленное на возвышении, то есть на чем-то вроде помоста, устроенного в западной части надстройки. Оттуда он был виден всем – в том числе низшим офицерам с первого этажа. Однако никто на него не смотрел.
К нему подошел Ознен Тафур и, опершись о край помоста, всем своим тяжелым костяком дотянулся до уха хозяина.
– Все, чьего присутствия вы требовали, уже здесь, монсеньор, – прошептал он. – Все сеньоры и высокопоставленные чины, вплоть до командующих.
Герцог слегка шевельнул пальцами, сделав помощнику знак исчезнуть. Он не любил, чтобы его видели рядом с Озненом, особенно в официальной обстановке. У Тафура нет и никогда не будет даже минимума представительности, необходимой, чтобы появляться рядом с верховным главой девятого крестового похода. Этот простой факт напомнил Роберту, какой невосполнимой утратой стала для него смерть Аргана.
Быстрым и точным прикосновением к командной панели, закрепленной на левом подлокотнике кресла, Роберт де Монтгомери включил общий голосовой канал.
– Сеньоры и офицеры, прошу вашего внимания.
Усиленный репродукторами центрального зала Генерального штаба, мощный голос Praetor peregrini заставил всех повернуться в его сторону. Роберт быстрым взглядом окинул присутствующих, отыскивая своих главных врагов. Боэмунд Тарентский сидел в другом углу надстройки, подчеркнуто отвернувшись к голограмме. Годфруа Бульонский уселся рядом со штабными баронами, хотя среди тех были одни ультра. Роберт тут же разозлился на себя за то, что не сдержался и поискал их глазами: значит, они все еще внушают ему страх.
– Момент настал! – начал он, стараясь придать своему голосу такую же страстность, с какой при подобных обстоятельствах говорил бы Петр Пустынник. – Настал день решающего столкновения. День, который решит исход войны. Армагеддон созданий Божьих против созданий нечистых! Я знаю, что многие из вас растеряны, что вид такого множества монстров, стекающихся под наши стены, заставляет содрогнуться даже самых закаленных. Поэтому я хотел собрать вас всех, чтобы в последний раз напомнить о высших целях сражения, которое мы ведем вот уже почти сто пятьдесят дней! Мы странствующие разведчики…
От непроизвольного сокращения мышц нижняя челюсть претора задрожала, и ему пришлось прервать фразу. Начало речи было неудачное, он это понимал, и гнев, с самого начала обжигавший желудок, усилился еще больше. Какого черта он лишен ораторского таланта проклятого Петра Пустынника!
– Мы странствующие разведчики человечества, – продолжал он, – изгнанные из собственного мира отравленными ветрами, которые оставила нам в наследие Война одного часа. В ближайшее время никто не вправе забывать об этом! Вспомните о женах и детях, о родителях и братьях, которых все мы оставили позади, о том, с какой надеждой они ждут окончания нашего похода, поскольку истинно говорю вам, сейчас, когда мы освободили гробницу Господа нашего Иисуса Христа, мы пойдем по пути, указанному нам Всемогущим, и превратим этот мир в новую Землю обетованную!
Среди собравшихся возникло некоторое беспокойство. Хотя это ни для кого уже не было секретом, политика полного завоевания планеты никогда еще так открыто не провозглашалась представителем высших сфер власти. А покорение целой планеты подразумевало долгую войну, очень долгую. Решительно, речь, которую Роберт замыслил вдохновляющей, все дальше заводила его в болото.
К дьяволу высокопарные словеса! – подумал он.
– Эти гнусные создания осмеливаются восстать против нас? Ну что же! Мы раздавим их, словно тараканов, коими они и являются! Я хочу, чтобы в час пополудни наши войска были готовы к атаке и помешали атамидам полностью развернуть свои силы. Я хочу, чтобы наши легионы спустились в долину и смели их ряды, показав, что мы не боимся их, и устрашив возможные подкрепления!
В аудитории возникло волнение. Послышался неодобрительный ропот, хотя, как это часто случается, определить его источник было невозможно. Роберт продолжал, не останавливаясь и делая вид, будто ничего не заметил. Однако слегка повысил голос.
– Чем дольше мы будем ждать, тем многочисленнее они станут! Кто знает, сколько их еще появится, если мы будем тянуть до бесконечности? Поэтому я хочу, чтобы мы бросили все наши силы – а они, поверьте мне, велики – против этих паразитов и без промедления изничтожили их. Послание остальным народам Акии станет только красноречивее: сопротивляться крестоносцам бесполезно! Я хочу…
Внезапно с первого этажа раздался чей-то пронзительный голос.
– Сеньор претор! – выкрикнул пультовик. – Сеньор претор, срочное сообщение…
– Не перебивайте… – начал Роберт де Монтгомери, пораженный наглостью техника.
– Мне очень жаль, сеньор претор, но это сообщение от Танкреда Тарентского!
Все заговорили одновременно, подняв в зале волну шума. Новость заставила общее напряжение подскочить на несколько градусов, хотя оно и без того зашкаливало.
Кретин пультовик! – внутренне взорвался Роберт. Ты мне за это заплатишь.
Теперь, когда техник публично объявил о послании, Praetor peregrini оказался перед дилеммой: или он удалится, чтобы без посторонних глаз ознакомиться с сообщением, или прикажет немедленно зачитать его при всех. Но он категорически не желал создавать впечатление, будто поддался панике или, еще того хуже, придал слишком большое значение этому посланию, если прервал ради него военный совет. Он решил пойти на риск и ознакомить с ним всех.