Какой радостью станет для него возможность покарать их лично после долгих публичных унижений!
А кстати, почему бы ему самому не взять бразды правления будущим крестовым походом?
Как говорится, если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам. А кто, как не святейший отец, имеет законное право руководить подобным предприятием? Ибо Урбан прекрасно понимал, что пусть даже медицинская технология Ватикана способна творить чудеса – а в его случае она действительно сотворила чудо, – весьма маловероятно, что он проживет достаточно долго, чтобы присутствовать при триумфальном возвращении десятого крестового похода.
Построить и оснастить новый корабль, пересечь пространство, выиграть вторую войну и вернуться; все это займет время, которым он, скорее всего, более не располагает. Таким образом, чтобы завершить свое правление истинным триумфом – освобождением последнего приюта Христа! – а заодно и утолить свою жажду мести всем предателям и бездарям, которые провалили первую попытку, самым надежным способом остается назначить себя самого Praetor peregrini нового крестового похода.
«…осознавая всю огромность жертв, на которые пошли великие страны Новой христианской империи ради осуществления девятого крестового похода, мы обратимся к каждой из них с просьбой о содействии по мере возможности в деле подготовки десятого крестового похода, второго в межзвездной эре. Однако никто не вправе уклоняться от своей доли ответственности христианина. Так, королевства или герцогства сеньоров, предавших Церковь и отказавшихся сражаться во имя ее на Акии, будут аннексированы либо конфискованы ватиканскими властями и отданы под протекторат вплоть до нового распоряжения. Разумеется, население этих областей, не несущее ответственности за действия своих сеньоров, может ничего не опасаться со стороны войск НХИ».
Как настоящий виртуоз в использовании средств массовой информации, Урбан IX ничем не выдал, какую бурю чувств породило в нем крушение крестового похода. Пусть события вынудили его срочно импровизировать в прямом обращении к миру, лицо понтифика перед камерами выражало лишь здравую сдержанность руководителя, озабоченного суровостью мер, которые ему приходится принимать.
В глубине души Урбан был исполнен уверенности. Так или иначе, он выправит ситуацию. Ему всегда это удавалось. Рано или поздно он раздавит армию идиотов и уничтожит оскверняющие эту планету демонические легионы. Но на данный момент главным было убедить народы НХИ. Следовало любой ценой избежать появления в общественном сознании мысли, что армия, посланная по другую сторону звезд, возможно, имела вескую причину отказаться продолжать войну. Жизненно важно как можно скорее, пока журналисты не начали во всем копаться, представить официальное объяснение.
Незамедлительно выступив с официальным заявлением, Урбан выбивал почву из-под ног умеренных, которые без твердых доказательств не осмелятся поставить под сомнение слово папы. А единственное твердое доказательство находится в четырех световых годах отсюда без единой возможности до него добраться – каналы тахион-связи полностью контролируются Ватиканом. Годфруа Бульонский или Боэмунд Тарентский могут что угодно рассказывать на Акии, на Земле их никогда не услышат…
Внезапно что-то привлекло внимание Урбана. В центре его кабинета задрожал воздух.
Это огромное пространство, пропорции которого соответствовали торжественному приемному залу, занимало последний этаж дворца Сикста V и выходило окнами на площадь Святого Петра. В начале своего понтификата Урбан целиком его перестроил, чтобы во время аудиенций оно поражало воображение посетителей, и с этой целью повелел разместить на потолке внушительную фреску, изображающую Войну одного часа и ее губительные последствия, увиденные глазами Католической церкви, а также пришествие Новой христианской империи. Дабы избавить папу от излишних передвижений, кабинет был оборудован самыми современными системами и среди прочих кабиной супертахионной связи, а также сверхзащищенной телестудией, которая благодаря прямому и приоритетному доступу к спутниковой сети могла вещать даже в случае осады.
Не прерывая своей речи, Урбан перевел взгляд влево. Посреди кабинета, за плечом первого оператора, прямо под изображением разрушения Северной Америки чудовищными термоядерными грибами, возникло нечто вроде миража. Воздух завибрировал.
Урбан запнулся на каком-то слове, но продолжал говорить. Воздух вибрировал все сильнее и как будто начал загустевать. Урбан запнулся второй раз, потом заговорил бессвязно, все еще не решаясь остановиться. Операторы изумленно переглядывались. Воздух как будто потемнел, в нем проступила массивная форма. Урбан окончательно замолчал и вытаращил глаза. Операторы обернулись, следуя за его взглядом.
Раздался звучный хлопок, и по залу распространилась ударная волна – простое механическое последствие мгновенного появления плотного тела в пространстве, прежде заполненном воздухом.
В центре кабинета Урбана IX материализовался солдат в боевом экзоскелете армии крестоносцев.
От удивления папа икнул и забыл закрыть рот. Стоящий посреди изящной мебели cinquecento[54] времен понтификата Климента VII солдат казался огромным, монументальным. Кровь и песок, перемешавшись, покрывали пластины его доспехов; десятки царапин, вмятин и следов огня свидетельствовали, что он только что вышел из боя. Лица не было видно за опущенным шлемом. Человек сделал два шага в сторону, словно потеряв ориентацию и пытаясь обрести равновесие, но быстро пришел в себя.
Восемь швейцарских гвардейцев, стоящих на посту у входа, тут же открыли огонь. Поскольку боевое оружие в папском кабинете было запрещено, они имели при себе только обычное вооружение. Пули рикошетили от «Вейнера», лишь добавляя ему несколько новых царапин.
– Вызовите специальные войска! – проревел в микрофон командир охраны. – Немедленно!
Солдат в экзоскелете приставил к плечу винтовку Т-фарад и прицелился в охранников.
– Прекратить огонь, оружие на землю! – приказал он через внешний репродуктор экзоскелета. – Выполнять!
Швейцарские гвардейцы продолжали стрельбу, не обращая внимания на ультиматум. Тогда солдат открыл огонь. Восемь залпов Т-фарад, и восемь человек рухнули на глазурованные плиты. Затем он повернулся к личному секретарю Урбана IX, который сидел за столом, перпендикулярным папскому, и, замерев, смотрел на разыгравшуюся сцену.
– Закройте бронированные двери! – бросил ему солдат голосом, который благодаря налобному репродуктору экзоскелета звучал как металлический скрежет. – Немедленно закройте бронированные двери или последуете за ними!
Он сопроводил последние слова красноречивым движением ствола винтовки в сторону лежащих у входа восьми тел. За дверями в вестибюле послышался шум и крики. Прибыли спецвойска. Секретарь сунул дрожащую руку под стол и незаметно нажал тревожную кнопку, которая управляла бронированными дверьми. Тяжелые плиты из сверхпрочного сплава с грохотом опустились перед всеми проемами и окнами зала, одновременно погрузив помещение в полную темноту. Однако продлилась она лишь мгновение: свет тут же автоматически зажегся снова. Солдат в экзоскелете, казалось, расслабился и перестал целиться в секретаря из своего оружия.
– Ну вот, теперь на какое-то время нас оставят в покое, – проговорил он, поворачиваясь к папе.
Подошвы его экзоскелета громко клацали по плитам. Он втянул забрало шлема, оно обнажило его голову и спряталось в ворот «Вейнера». Урбан тут же узнал Танкреда Тарентского, племянника Боэмунда Тарентского, экс-лейтенанта армии крестоносцев, расквартированной на… Акии Центавра.
– Вы, здесь! – побледнев, пронзительно воскликнул папа. – Клянусь Господом, как… такое возможно?
В это мгновение Урбан вспомнил, что он в прямом эфире по всем каналам мира. Он хотел встать и уже взялся было за подлокотники, но совсем лишился сил. Обычно в таких случаях личный секретарь кидался предложить ему руку. Но на сей раз тот, испуганный внезапным появлением, даже не приподнялся со своего стула.
Танкред Тарентский двинулся к Урбану IX. Каждый его шаг дробил или раскалывал плиты. Осколки керамики разлетались во все стороны.
– Сядьте на место! – приказал он. – Немедленно!
Гигант остановился меньше чем в метре от папы. Он был страшен. Урбан заметил, что тот вошел в поле зрения камер. Весь мир мог видеть это воплощение мощи, нависшее над хрупким стариком, каким был он сам. Следовало прекратить передачу. Урбан открыл рот, собираясь заговорить, но, словно прочтя его мысли, Танкред Тарентский обратился к операторам:
– Если хоть один из вас вздумает отключить камеру, уложу на месте!
Глухой шум доносился с другой стороны бронированных дверей. Спецвойска пытались взорвать их. К несчастью, подумал Урбан, они сверхпрочные, и, чтобы с ними справиться, понадобятся долгие минуты. А за это время может случиться что угодно. Он, обычно соображающий так быстро, никак не мог собраться с мыслями.
– Но… как? – залепетал он, сознавая, насколько жалко выглядит. – Как вы сюда попали?
Черты племянника Боэмунда Тарентского закаменели, словно он вспомнил, зачем пришел. Он наклонился, и его лицо едва не коснулось лица святейшего отца. Камера, снимавшая крупным планом, обеспечивала оптимальное изображение обоих мужчин.
– Она умерла у меня на руках, – прорычал бывший солдат, выделяя каждое слово.
Урбан ощущал запах крови, исходящий от боевого экзоскелета.
– Она умерла из-за вас! – продолжал Танкред. – Все, кто погиб на этой войне, обязаны этим вам лично, пресвятейший отец!
Он грохнул кулаками по подлокотникам кресла, и те разлетелись вдребезги. Урбан подскочил.
– Я должен бы стереть вас в порошок прямо здесь, в вашем бархатном кресле, чтобы навсегда помешать творить зло. Но я этого не сделаю. То, что вас ждет, гораздо хуже. За каплю крови каждую Твои глаза потоком слез заплатят!