Никогда не теряй надежду…
Я не понимал, куда он клонит.
– Что ты хочешь сказать?
– Не знаю. Может, эта Долина-хранящих-камней действительно какое-то особое место? Может, она не просто кладбище чуть священнее других?
Я всегда настороженно относился к концепциям, в которых чувствовался некоторый перебор с мистикой. Однако в данный момент мой друг, кажется, и впрямь верил, что там произошло нечто необычайное, и я ни в коем случае не хотел выказывать бессмысленный скептицизм. В конце концов, нам предстояло еще многое узнать о мире атамидов.
– Я не знаю, как описать это и не выглядеть пустым фантазером. И я знаю, что ты сейчас так и думаешь…
– Нет-нет, ничего подобного…
– Брось, посмотрел бы ты на себя, я же тебя знаю, и не вздумай отнекиваться! И все равно, поверь, она была там. Мы не разговаривали, вообще никак не общались, но она там была. Проснувшись, я почувствовал себя лучше. Лучше, чем чувствовал себя очень долгое время. Как будто с меня сняли огромный груз.
– Только это и важно. Что бы ни произошло в той долине, самое главное – что ты ожил.
– Ты прав. Теперь я чувствую, что могу быть счастлив.
Я долго еще буду вспоминать эти слова – за их внешней простотой скрывалась глубокая истина. Слишком много людей, и, не исключено, я сам в их числе, ждут, что счастье само свалится на них, и даже не думают искать его. А я вот искренне убежден, что если не решить, что можешь быть счастлив, то мало шансов когда-либо им стать. Я медленно поднялся. Хрустнули мои суставы.
– Уже поздно, Танкред. Дам тебе отдохнуть, я же знаю, что вы уходите на рассвете.
Он тоже встал.
– Мы столько всего наслушались о прощаниях, верно? – немного скованно улыбнулся он. – А когда приходит время, не знаешь, как взяться за дело.
Я хотел ответить, но почувствовал, что у меня сжалось горло. Ни слова не выдавить. Тогда я взял его за руки, сохраняя неловкую дистанцию, но он высвободился и просто прижал меня к себе. Прижал крепко, без той сдержанности, которой прикрываются мужчины в таких случаях. На секунду я замер от удивления, потом ответил таким же крепким объятием. Учитывая разницу в росте, я подумал, что наверняка выгляжу смешно, как маленький ребенок, которого приласкал отец, и в обычной ситуации этой мысли было бы достаточно, чтобы испортить момент. Но сейчас, обнимая настоящего друга, я испытал лишь искреннюю радость.
– Я пережил тяжелые времена, – хриплым от волнения голосом проговорил Танкред, – но я счастлив, что прошел через них вместе с тобой. Хочу, чтобы ты знал: я очень горд быть твоим другом.
Прозвучало немного чересчур торжественно. Как я уже заметил, он всегда был неуклюж. Однако ему по крайней мере удалось сказать хоть что-то, а вот я безнадежно онемел. Танкред умудрился найти человека, еще более неловкого в области человеческого общения, чем он сам. Он отпустил меня и отступил в сторону, открыв фетровый полог выхода. Не знаю, позволил ли ему сумрак увидеть мои слезы.
– И последнее, – бросил он мне вслед, когда я уже выходил. – Моя роль в этой истории часто выводила меня на авансцену. Для многих я тот, кто восстал и сказал «нет», тот, кто поставил НХИ на колени.
Он выдержал паузу.
– Но в конечном счете двигателем всего этого был ты. Без тебя, Альберик, ничего бы не было.
Я в последний раз покачал головой и ушел в ночь.
Пробираясь между внушительными каменными глыбами, очертания которых едва вырисовывались в слабом свете моего фонарика, я уже дошел до последней части дороги, ведущей от атамидской стоянки к пещерам, когда вокруг меня начали медленно скапливаться зеленые фосфоресцирующие, светящиеся точки. Мало-помалу их свет стал набирать силу, и через минуту я понял, что на моем пути возникло облако «светлячков центаврийских». Их часто видят рядом с пещерами, но никогда в столь поздний час.
Наша прощальная встреча здорово выбила меня из колеи. Но хоть я и не знаю, когда вновь увижу Танкреда и увижу ли вообще, я чувствую себя счастливым. Выходит, метавоин не единственный, кто завершил часть пути. Налетает порыв ветра, и светлячки исчезают, унесенные дуновением вихря. Холодный воздух пробирает до костей даже сквозь одежду, и я покрываюсь гусиной кожей, но мне все равно. Этот момент бесценен, и понижение температуры на несколько градусов не помешает мне прочувствовать его в полной мере. Потому что я знаю: едва я вернусь в пещеры, едва символически переступлю порог нашего каменного убежища, как для меня начнется новая жизнь. Через несколько месяцев я поднимусь на борт «Святого Михаила» и пущусь в столь ожидаемое обратное путешествие, в конце которого я наконец снова увижу Гийеметту и папу. И эту новую историю мы будем писать вдвоем – вместе с Клотильдой. Как же мне не терпится познакомить ее со своей семьей! Но сейчас мне остается пройти несколько сот метров до пункта назначения, и я решительно настроен не спешить.
Звездный свод простирается от края до края горизонта, рассыпая тысячи своих мерцающих светил, крошечную видимую долю галактики, в которой их миллиарды. В скольких из них есть пригодные для жизни планеты? А среди этих планет на скольких зародились цивилизации? Разумеется, я этого никогда не узнаю. И все же, глядя на них, я с особой силой ощущаю свою принадлежность к этой Вселенной. Те неизвестные цивилизации – наши сестры, как атамиды – наши братья. Нам потребовалась межзвездная война, чтобы это осознать, но по крайней мере мы поняли.
При мысли о невероятной цепочке случайных событий, которая привела меня сюда, я внезапно ощущаю легкое головокружение. Конечно, нет ничего более бессмысленного, чем представлять себе, как малейшее изменение в череде эпизодов дало бы совершенно иной результат; тем не менее я невольно прикидываю, что, если бы Юс’суру не удалось через всю бездну пространства выйти на человека вроде Танкреда, чтобы «подтолкнуть» его совершить исключительные поступки, о которых мы теперь знаем, человечество продолжило бы самую отвратительную бойню в своей истории. А что сказать о встрече с Льето, не будь которой Танкред, вполне возможно, погиб бы в тренировочном куполе, раздавленный стволом дерева? Или же что случилось бы, не познакомься я с Танкредом на процессе Косола? Или если бы он не сумел убедить меня увидеться с ним еще раз? И так далее…
Само собой, эта иллюзия ведущего к неизбежному финалу идеального сцепления фактов всегда приходит, когда ты уже находишься на другом конце цепочки. Если бы по пути что-то пошло не так, меня, скорее всего, не было бы здесь, чтобы обо всем рассказать, а значит, если я здесь, то все прошло как надо. Пустое рассуждение. Но все равно, как завораживающе интересно представлять себе то невероятное стечение мелких деталей, которое способствовало осуществлению необычайной судьбы. Если бы я просто сбежал от насильственной мобилизации, то не стал бы спусковым крючком, пробудившим сомнения Танкреда, ни тем, у кого он нашел приют после своего дезертирства и кто дал ему возможность довести до победного конца его головокружительный план по объединению с атамидами.
Подумать только, что все это произошло благодаря странному типу, с которым я столкнулся в грязных закоулках бидонвиля на окраине Эврё в тот момент, когда собирался встретиться с рекомендованным мне проводником через границу. После мучительной внутренней борьбы, когда я долго взвешивал все за и против дезертирства, мое отвращение ко всему военному в конце концов толкнуло меня на попытку перебраться в Африку в надежде избежать мобилизации. Но цена этого мятежа не ограничивалась левой кредиткой, которую я прятал под подкладкой своего пальто. Нет, эта цена была куда выше. Я отказывался от своей учебы, а главное – от своей семьи. Но, несмотря ни на что, я все-таки нашел себе кучу оправданий, чтобы перейти к действию. И если бы тот незнакомец, умудрившийся с первого взгляда определить, зачем я туда явился, не задал мне один-единственный вопрос: «Вы уже спрашивали себя, в чем смысл вашей жизни?» – я бы, скорее всего, зашел к проводнику, чтобы…
Я вдруг замираю на тропе, пораженный внезапным открытием. В это мгновение до меня доходит, почему тот человек произвел на меня такое странное впечатление, он ведь… Ну да, тогда эта деталь ускользнула от меня, и я решил, что просто не рассмотрел, однако сейчас я уверен. Незнакомец показался мне столь необычным, потому что говорил со мной, не двигая губами!
Он говорил со мной мысленно.
– Юс’сур… Чертов старый разбойник…
У меня на губах расплывается широкая улыбка, я засовываю руки поглубже в карманы. Потом, насвистывая, снова пускаюсь в путь по ночной дороге, легким шагом двигаясь навстречу своему будущему.
Конец
Примечание автора
Хотя разворачивающаяся в будущем история неизбежно является плодом воображения, она опирается также и на прошлое. В описании грядущего мира, вернувшегося к феодализму, мира Dominium Mundi, в основном заимствованы черты, характерные для средневековой Европы. Как мог заметить самый внимательный читатель, прообразами некоторых персонажей были исторические фигуры, прославившиеся в одиннадцатом веке, во времена Первого крестового похода. Однако, если описание характеров некоторых из них естественным образом опиралось на мифы, приписываемые им нашим коллективным подсознанием, другие, напротив, не имеют ничего общего со своими знаменитыми реальными прототипами. Поэтому мне показалось важным уточнить, что данный роман никоим образом не является футуристическим переносом Первого крестового похода и его главных действующих лиц. Скорее, он представляет собой личное прочтение истории, основанное на том очевидном и довольно прискорбном факте, что история неутомимо повторяется, в том числе – и особенно – в своих самых негативных аспектах.
Вместе с тем некоторые элементы этого романа были навеяны знаменитой (во всяком случае, в Италии, во Франции немного меньше) эпической поэмой «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо. Это созданное в шестнадцатом веке произведение талантливо, но, похоже, с массой исторических неточностей повествует о первом крестовом походе, по примеру того, как Гомер обессмертил Троянскую войну, создав свою «Илиаду». Главенствующая роль Танкреда Тарентского в «Dominium Mundi» является прямым откликом на эту поэму.