– Сволочи, никакого уважения!
– Мы же такого не допустим, парни?
– Отпустите его немедленно!
– Вы его не уведете!
Капитан в замешательстве замер перед Танкредом.
– На вашем месте, – тихо сказал ему Танкред, – я бы забыл про наручники.
Полицейский выпрямился и огляделся вокруг. Под его началом было приблизительно столько же людей, сколько оставалось от 78-го, но на солдат это как будто не производило никакого впечатления, а некоторые уже достали из ножен оружие. Но главное, оцеплявший их полицейский кордон сам в свою очередь был оцеплен другими подразделениями группы, солдаты которых, пусть и не такие разгоряченные, вели себя не менее враждебно. Капитан чувствовал, что ситуация в любую секунду рискует выйти из-под контроля.
– Вы можете что-нибудь сделать? – спросил он Танкреда.
– Для начала уберите наручники, – ответил тот.
Офицер, достаточно опытный, чтобы понимать, что в некоторых случаях лучше не спорить, снова убрал наручники в карман, потом отошел на несколько шагов и знаком приказал двум своим людям, державшим Танкреда за руки, поступить так же.
Лейтенант 78-го п/к тут же повернулся к своему подразделению и сказал достаточно громко, чтобы его услышали все:
– Солдаты, слушайте меня!
Когда люди увидели, что их командир свободен в своих движениях, волнение немного улеглось.
– Солдаты! – продолжал Танкред. – Ваша поддержка очень важна для меня и доказывает, я не напрасно горжусь вами! Вы лучшее подразделение, которым я когда-либо командовал, и я не хочу, чтобы такие достойные люди, как вы, расплачивались за решение, которое я принял вполне сознательно. Это не ваш бой, друзья мои! Дайте полицейским выполнить полученные ими приказы, они не больше, чем вы, ответственны за ошибки наших военачальников!
Раздались кое-какие недовольные голоса, но его слов оказалось достаточно, чтобы напряжение спало. Льето, не двигаясь с места, с печальным и покорным видом смотрел на друга.
– Спасибо, – сказал капитан полиции, снова приближаясь к своему пленнику. – Мне бы хотелось, чтобы все прошло без осложнений.
Танкред повернулся к нему лицом.
– Тогда не будем мешкать, – бросил он устало.
– Вы наверняка чертовски хороший офицер, раз ваши люди так вас уважают. Уверен, что вся эта история простое недоразумение и вы очень скоро к ним вернетесь.
– Боюсь, что нет, – проговорил нормандец глухим от волнения голосом. – Это что угодно, но только не недоразумение.
Глядя прямо перед собой со странно отсутствующим видом, Танкред покинул летное поле в окружении целого подразделения военной полиции. Солдаты расступались, чтобы пропустить их, – без единого возгласа протеста, без единого угрожающего жеста. Внезапно позади, у трапа раздался голос. Это был прапорщик Юбер.
– Солдаты, в честь лейтенанта, по моей команде, смирно!
Звучные хлопки семтаковых перчаток по боевому оружию слились в мощную канонаду, когда солдаты вставали по стойке смирно. Приказу прапорщика подчинились все подразделения.
Камера была маленькой и неудобной, но по сравнению с земными тюремными стандартами НХИ это был номер люкс. Три метра на три, с небольшим окошком наверху, куда просачивался дневной свет, нормальная койка, вполне пристойный туалетный уголок, панель Интра и даже стол с письменными принадлежностями. Танкред был удивлен.
Тем лучше, подумал он, неизвестно, сколько времени я здесь проведу в ожидании суда.
Он бы с удовольствием прилег, чтобы немного передохнуть, но ему пока так и не предоставили возможности снять боевой экзоскелет, а Танкред был уверен, что койка не выдержит такого веса. А уж стул возле стола и подавно. За неимением лучшего он прислонился спиной к стене, сполз вниз, пока не оказался в сидячем положении, и отключил сервомоторы скафандра. Теперь он мог расслабить мускулы, усевшись внутри комбинезона, ставшего жестким.
Закрыв глаза и медленно дыша, Танкред наконец позволил себе поразмышлять над случившимся. Больше всего лейтенанта удивляло собственное расположение духа: он чувствовал себя хорошо, вместо того чтобы чувствовать себя как нельзя плохо. По крайней мере настолько же плохо, как после разжалования на дисциплинарном совете, ведь то, что его ждет, будет, без сомнения, еще хуже. Однако ему было до странности хорошо. В сущности, он даже испытывал облегчение.
Я давно уже должен был это сделать. Все последние пятнадцать лет я убеждал себя, что создан для войны, хотя всем сердцем, всем своим существом ненавидел ее.
Он всегда играл какую-то роль. Роль идеального воина, роль доброго христианина, роль наследника знатной семьи, которому уготовано блестящее будущее, роль рыцарского героя с благородными помыслами. Целый хоровод персонажей, который кружился вокруг его истинной личности, по-настоящему не приближаясь к нему.
И вот сегодня на улицах столицы Акии Центавра все разлетелось вдребезги. Из прежних персонажей не уцелел ни один. После долгих лет, когда он выбивался из сил, стараясь сохранить хрупкое равновесие, эта абстракция вдруг потеряла всякую важность в его глазах. Остался только он сам. Танкред.
Его военная карьера закончена. Это очевидно. Каков бы ни был исход суда, ему больше никогда не позволят занимать ни один пост в действующей армии. И тем не менее, если три с половиной месяца назад разжалование и лишение военных наград погрузили его в самую глубокую скорбь, сегодня благодаря какому-то чуду, тайной которого владеет только человеческий мозг, окончательный крах военной карьеры вызывал лишь полное безразличие. И облегчение.
Конечно, придется объяснять необъяснимое семье, и отец будет смертельно огорчен. Придется также выдержать и колкие взгляды общества. Но вскоре для него начнется новая жизнь. Сначала он понесет наказание за свое неповиновение, потом проведет как минимум несколько месяцев в тюрьме. Однако вполне вероятно, что его прошлые заслуги и происхождение позволят ему избежать слишком суровой кары. А потом, после окончания кампании, останется только дождаться возвращения «Святого Михаила» на Землю и…
Внезапно эта мысль была вытеснена другой, неизмеримо более сильной. Мыслью, которая мелькнула у него в сознании, едва он отдал приказ о незаконном отходе, и которую с тех пор тщательно подавлял, чтобы она не мешала ему думать.
Клоринда.
Волна боли поднялась и едва не затопила его.
Не сейчас! Не думай о ней!
Танкред заставил свои мысли вернуться в прежнее русло.
Когда полет закончится, ему будет немногим больше тридцати шести, и в новой жизни перед ним откроются все возможности. Может даже, он станет управляющим родового имения, как однажды в шутку посоветовала Ниса! Не стоит обманываться, подобное преображение было бы из ряда вон выходящим. Профессиональные солдаты редко оказываются способны без проблем вернуться к мирной жизни. Какая-то часть их существа навсегда остается на полях сражений. Но Танкред был готов. Эта перспектива возбуждала его.
Однако существовала еще одна сторона проблемы, и она омрачала его внезапный энтузиазм. Он предоставит атамидов их трагической судьбе. Машина крестовой войны перемелет эту цивилизацию, а он ничего не сделает, чтобы противостоять этому не имеющему никакого оправдания холокосту. Но в конце концов, что он может в одиночку против христианских армий? Уж ему ли не знать, что практически ни один солдат ни разу не выкажет ни малейшего сочувствия к этим созданиям. Никогда никто не признает за ними хотя бы права на существование!
Но я же не несу ответственности за их несчастье! Мне самому теперь придется защищаться от этой армии и…
Клоринда.
И снова, как удар кулаком, на него обрушилась мысль, которую он несколько часов не подпускал к себе.
Клоринда.
После того что случилось, она никогда не захочет с ним даже заговорить, не то что встретиться!
Не думай об этом!
Ценой еще одного усилия он попытался вновь обуздать эту мысль. Слишком рано позволить ей заполнить его рассудок. В ближайшее время ему понадобятся все его душевные силы, чтобы противостоять…
– Ну и каково это – все потерять?
Танкред вздрогнул. Повернул голову в сторону раздавшегося голоса. По другую сторону перегородки из двухатомного стекла, из которой состояла выходящая в коридор стена камеры, находился Роберт де Монтгомери.
Выправку герцога Нормандского подчеркивал его украшенный фамильным гербом мундир НХИ. Идеально постриженная черная борода по-прежнему обрамляла его тяжелую челюсть, придавая волевой вид, и он казался как никогда в форме – возможно, его бодрила атмосфера войны, которую он так любил. Однако те немногие, кто оказывался способен достаточно долго выдержать его взгляд, могли заметить в нем проблеск чуть безумной взвинченности, из-за которой создавалось впечатление, что в любую секунду и без всякого повода герцог может взорваться.
Увидев своего старого врага, Танкред упал духом. Это был последний человек, которого сейчас ему хотелось бы видеть. Он устало дернул клапан, высвобождающий сочленения экзоскелета, снова обрел свободу движений, медленно поднялся с пола и подошел к стеклянной перегородке.
Облаченный в доспехи Танкред выглядел впечатляюще, а от каждого его шага сотрясался термобетонный пол. Но Роберт де Монтгомери даже не моргнул при его приближении.
– Не стоило тебе восставать против меня, жалкий пес! – надменно выплюнул он. – Вот куда это тебя привело.
– Я никогда не сожалею о своих поступках, – медленно произнес Танкред, размышляя, что еще задумал герцог. – Только время зря терять.
Роберт издал сухой смешок.
– Никогда не сожалеешь о своих поступках, да? Очень может быть, что скоро это изменится. Сегодня я с тобой наконец-то покончу. Раздавлю сапогом, а потом навсегда о тебе забуду, потому что ты станешь ничем.
Слегка встревоженный, Танкред нахмурился. Он достаточно хорошо знал этого змея, чтобы понимать, когда тот заранее ликует в предвкушении очередной подлости.