– Ну и ладно, – буркнул Роберт. – Мне от него требуется только одно: чтобы все было готово к моменту, когда в кульминационный момент церемонии Урбан произнесет свою краткую речь. После чего ваш дьякон может спокойно кануть в безвестность, откуда мы его и вытащили. Если мы выбрали это бесхребетное ничтожество, чтобы заменить Петра Пустынника, то лишь потому, что иначе его пост по всей логике занял бы епископ Филипп де Пон-дю-Руа. Что было бы совершенно недопустимо! Я никогда не прощу этому чванливому прыщу, что на дисциплинарном совете он голосовал в пользу Танкреда Тарентского.
Раздраженный разговором, постоянно сворачивающим на темы, которые навевали неприятные воспоминания, Роберт де Монтгомери резко встал, прихватил свой мессенджер и направился к двери.
– Пригласите командующего Фейнберга, – бросил он в крошечный аппарат.
– Вы что же, не хотите помариновать его еще немного? – удивился Раймунд де Сен-Жиль.
– Нет, – буркнул Роберт, приостанавливаясь на пороге, чтобы ответить. – Я устал. Меня это больше не забавляет. Всего доброго.
И хлопнул дверью.
– Снег на Рождество! – проворчал Паскаль, стоя у порога палатки и глядя наружу. – При других обстоятельства и впрямь было бы над чем посмеяться.
На самом деле снег уже давно растаял. Как и в первый раз, он испарился, едва взошло солнце, а на смену ему не замедлил прийти дождь – разверзлись хляби небесные, и из быстро набежавших темных туч хлынули потоки. Однако, по-моему, Паскаль просто вспомнил те первые слова, на которые он сподобился, проснувшись утром.
До возвращения Танкреда, конечно.
Накануне вечером, когда праздник шел к концу, я в скором времени заметил, что Танкреда нигде не видно. Я перемолвился с Уз’кой, одним из самых молодых мудрецов в караване и, между прочим, учеником Тан’хема, и тот, не зная, что мне ответить, посоветовал обратиться к своему учителю. Я послушался и тут же отправился к нему в палатку. Старый атамид с некоторым смущением сообщил мне, что Танкреду пришлось отлучиться по важному делу и что он, скорее всего, вернется еще до рассвета.
Его ответ поверг меня в полное замешательство. Что могло понадобиться Танкреду в пустыне глубокой ночью? Грозит ли ему какая-то опасность? Почувствовав мое беспокойство, Тан’хем поспешил заверить, что моему другу ничего не грозит и он скоро вернется. Меня это удовлетворило лишь отчасти. Но я доверял Тан’хему, так что пожелал ему доброй ночи и удалился, не настаивая на объяснениях.
Ночь была долгой, а сон неглубоким. Я много раз просыпался в маленькой бивуачной палатке, которую делил с Клотильдой, и задавался вопросом, вернулся ли уже Танкред. Часа в четыре утра я даже встал и пошел заглянуть к нему в палатку, чем вызвал протесты подруги, которой не понравилось, что я открыл дверь в такую холодрыгу.
В шесть утра, поняв, что мне уже не заснуть, я окончательно покинул палатку с намерением приготовить себе завтрак. Снег засыпал весь лагерь.
Ко мне присоединился Паскаль, в кои-то веки пробудившийся в такую рань, и весело воскликнул:
– Представляешь? Рождественский снег на «планете-пекле»! Хоть повеселимся!
Последовала короткая, но отчаянная игра в снежки между ним, мной и подоспевшим Номи. Зная, что снежный покров вот-вот исчезнет, мы хотели во что бы то ни стало хоть раз воспользоваться им вволю. Проходящие мимо атамиды смотрели на нас как на полоумных. Удовлетворив свой ребяческий порыв, мы согрели воду для чая, а потом положили на плоские камни в костре несколько атамидских лепешек.
Не прошло и получаса, как Номи заметил два странных летучих существа, которые на большой скорости приближались к нам. Мы с Паскалем посмотрели в ту сторону, куда он указывал, но нас слепило солнце, уже поднявшееся над горизонтом. Несколько минут спустя мы испытали огромное удивление, увидев двух атамидов с гигантскими крыльями, которые спустились к лагерю и мягко приземлились. Я, конечно, знал о существовании этой особенной разновидности, но собственными глазами еще никогда не видел ее представителей.
Они показались мне великолепными. Такие же внушительные, как воины, но куда более грациозные. Я наслаждался их лицезрением, когда с удивлением заметил, что каждый из них несет на спине по пассажиру, и мое изумление удвоилось, когда я увидел, что один из их пассажиров – Танкред! Решительно, от этого парня в любую минуту можно ждать сюрпризов.
Пассажиром второго летучего атамида был старый мудрец еще более древнего вида, чем Тан’хем, – если такое возможно. Выглядели оба совершенно измученными. Хотя не прозвучало ни единого слова, я понял, что они кратко переговорили мысленно, после чего Танкред направился к нам, а Тан’хем с огромным почтением пригласил к себе второго пришельца.
– Танкред! – обратился я к другу, когда тот подошел. – Ты где был? И что за манера смываться без предупреждения!
Вид у нормандца был ужасный. Наверняка он не слишком много спал этой ночью, да и путешествие на спине атамида вряд ли можно считать отдыхом.
– Черт, я умираю от голода, – только и сказал он, набрасываясь на лепешки, которые жарились в огне.
– Ты, главное, не стесняйся! – воскликнул Паскаль. – Это были мои!
Танкред сделал вид, что готов их вернуть, но вид у него был такой несчастный, что Паскаль закатил глаза:
– Да ладно тебе, конечно бери.
И Танкред принялся есть лепешки, лучше было бы сказать, поглощать, так он проголодался. Я приготовил ему чай и подождал, пока он насытится, чтобы наконец приступить к расспросам.
– Ну а теперь можешь сказать, что ты делал ночью, или это ваш с Тан’хемом секрет?
Экс-лейтенант посмотрел мне в глаза, и я увидел, что его взгляд изменился.
– Я все вам расскажу. Только сначала надо собрать беглецов. Это касается нас всех.
Собрать всех оказалось не так просто. После вчерашнего праздника одни еще отсыпались в своих палатках, другие завтракали вместе с атамидами, третьи в сторонке совершали утренний туалет.
Когда наша маленькая группа наконец была в сборе, я попросил у Си’кат разрешения воспользоваться большой палаткой, которую она занимала со своей семьей, так как все наши были двухместными. Моих знаний атамидского языка было еще недостаточно, чтобы целиком сформулировать эту просьбу словами, поэтому мне пришлось изобразить падающий на наши головы дождь, чтобы она поняла, что, судя по уже собирающимся темным тучам, вскоре нам потребуется укрытие. Она ответила любезным жестом, означавшим, что мы можем воспользоваться общим помещением ее палатки – чем-то вроде гостиной с толстыми коврами и широкими подушками, где ее обитатели собирались по вечерам, когда засыпали дети.
Кроме Танкреда и меня самого, присутствовали Льето Турнэ, Паскаль Жалоньи, Сильвио Арнабольди, Клотильда Вожерлен, Ленард Линден, Номиноэ Керневель и Анселен. Мы торопливо уселись – нас всех сжигало любопытство: не терпелось узнать, что же Танкред хочет нам рассказать.
Однако ничем развлекательным, как оказалось, и не пахло…
Танкреду понадобилось чуть больше часа, чтобы поведать о своем ночном приключении, но воздействие его рассказа на наше маленькое собрание оказалось огромным. Думаю, бредовый, почти сверхъестественный характер странного перелета, который он совершил на спине атамида, а затем встреча в глубине гор с бесконечно старым существом, ранее говорившим с ним в снах, во многом усилил эффект, который произвели эти откровения на наши умы.
Вообще-то, имели место три типа реакции.
Те, кто не имел никаких религиозных убеждений, сначала были ошеломлены, как может ошеломить нечто невероятное, лишающее дара речи, а потом почувствовали нечто вроде возбуждения при мысли, что концепция, столь широко принятая и оказывающая такое влияние на все слои общества, будет наконец-то признана тем, чем она всегда и являлась: простой иллюзией. Среди них был и я, вместе с Клотильдой и Ленардом.
Те, кто никогда не хотел – или не мог – решить для себя вопрос о существовании Бога, кто сомневался в истинности Священного Писания, при этом доброжелательно относясь к религии, кто ненавидел лицемерную клерикальную верхушку, тяготея при этом к духовности, были глубоко задеты. Таковы были оставшиеся бесшипники: Номи, Сильвио, Паскаль и Анселен. Они долго молчали, глядя в пустоту или обхватив руками голову.
Зато те, кто верил безоглядно, кто посвятил свою жизнь Господу и Его сыну, кто сражался и убивал во имя Его, вот те страдали.
Мне никогда не узнать, что чувствовал в ту ночь Танкред, один на один с Юс’суром, но я видел реакцию Льето. Я видел, как мрачнел по мере повествования гордый фламандский солдат, как на его лицо ложилась трупная бледность. Я видел, как он каменел, пока не превратился в совершенно неподвижную глыбу, словно заледенев от ужаса и даже не моргая. А под конец я видел, как он вскочил, зашатался и кинулся к выходу из палатки, как упал снаружи на колени среди камней, и его вывернуло только что съеденным завтраком. Все это я видел, и у меня слезы навернулись на глаза от сочувствия.
Танкред вышел следом, опустился рядом с ним на колени и обнял за плечи. Я видел их со спины, так что не мог понять, говорил ли он что-нибудь. Думаю, сказать ему было нечего. Прошло много времени, прежде чем они поднялись и вернулись в палатку. Льето едва держался на ногах, цеплялся за своего бывшего лейтенанта и, войдя, сразу рухнул на подушки. Танкред остался стоять.
– Что произошло после рассказа Предка? – спросила Клотильда.
– Я не очень хорошо помню, – ответил экс-лейтенант. – Думаю, я заснул. Когда я проснулся, было еще темно, так что, мне кажется, спал я недолго. Юс’сур сидел у огня и смотрел на меня. Я попросил попить: у меня ужасно пересохло во рту. Он указал на деревянный сосуд в углу пещеры, куда почти по капле стекала вода из источника. Пока я пил, он не сводил с меня глаз. Закончив, я спросил его, чего он от меня ждет. Для чего позвал? Вот что он мне ответил: «Я знаю историю А’а/Иисуса, потому что я Предок. Это важнейшее повествование для моего Ордена. Но теперь я последний из Предков, и мой конец уже близок. Я был глуп. Глуп и эгоистичен, что так долго оставался в уединении. Этот рассказ, как и все знание, традиционно принадлежавшее Предкам, рискует навсегда исчезнуть под обломками тотальной войны между нашими двумя народами, и все