Были созданы фальшивые псевдохристианские реликвии и назначен специальный агент, чтобы в строжайшей тайне доставить их в святилище и произвести подмену. Под грифом абсолютной секретности и именем святого отца монах Петр Пустынник взял на себя непосредственное осуществление плана; он, например, подписал указ о синтезе той противоестественной ДНК и внедрил демонического Волкмара на борт «Святого Михаила». Разумеется, Урбан лично занимался подробностями этой махинации, но за ее осуществление отвечали Петр и Роберт де Монтгомери. Никто больше на борту не был в курсе. Излишне объяснять вам, какой занозой стала для них ваша личная месть Испепелителю.
Итак, достаточно христианским армиям истребить несколько миллионов низших существ, и Акия Центавра будет принадлежать людям и только людям, с поощрительным призом в виде истинной гробницы Христа, которая, подобно звездному маяку, станет притягивать будущие волны колонистов. И пусть историки грядущих поколений пишут, что мы совершили чудовищный геноцид, это уже не имело бы значения, поскольку колонизация стала бы свершившимся фактом.
Танкред, с самого начала рассказа смотревший куда-то вдаль, поднял голову и взглянул на своего собеседника.
– Почему Петр открыл вам все?
– Роль бывшего претора в этом мрачном заговоре сводилась к положению послушного исполнителя. Он отводил глаза от самых неприятных аспектов, чтобы убедить себя, что главным остается спасение того, что считалось религией наших отцов. Однако в отличие от папы цинизм этого человека не был безграничным, и когда он столкнулся с жестокой реальностью истребления, его убежденность рухнула, и он оказался перед фактом гнусного преступления, сообщником которого стал. И Петр не выдержал. Едва Роберт со своей кликой поняли это, они оклеветали проповедника и бросили в тюрьму за государственную измену. Так что жизнью он обязан исключительно своей популярности в войсках.
– Почему вы не пали вместе с ним? Ведь должны же они были заподозрить, что он вам все рассказал.
Годфруа Бульонский недобро улыбнулся:
– Полагаю, я для них тяжеловат и столкнуть меня труднее.
Он снова наполнил свой бокал и предложил Танкреду не стесняться. Экс-лейтенант вежливо отказался.
– Однако теперь я, как и все умеренные, должен проявлять крайнюю осторожность. За вашим дядей и за мной ведется постоянное наблюдение, и любой наш неверный шаг может стать роковым.
Пораженный внезапной мыслью, Танкред воскликнул:
– Святые угодники! Ну что я за дурак! Мое присутствие здесь может вас серьезно скомпрометировать. Я немедленно ухожу!
Годфруа встал и положил ему руку на плечо, чтобы удержать.
– Не беспокойтесь. Придя ко мне, вы рискуете куда больше. К тому же у меня дубленая шкура, меня так просто не взять, не то что какого-то священника.
– Так вот почему, несмотря на все, что вам известно, вы продолжаете сражения. Отказавшись, вы дадите им предлог уничтожить вас.
– А стоит мне пасть, Боэмунд немедленно разделит мою участь, и вскоре умеренные перестанут существовать. Тогда все будет намного хуже, в том числе и для атамидов. Оставаясь на своем посту, я представляю собой противовес власти Роберта де Монтгомери. Слабенький противовес, конечно, но я жду своего часа.
– Такому идеалисту, как вы, наверняка невыносимо участвовать в подобном предприятии.
Нормандец попал в точку. После откровений Пустынника Годфруа много размышлял. Ночные раздумья даже лишили его сна, и в его окружении заметили мучения герцога, как бы он ни старался скрыть их. Но все его поиски выхода ни к чему не привели. И не было никакой возможности ни отыграть назад, ни остановить войну, ни помешать виновникам продолжать творить зло. И это его убивало.
Неожиданно у входа в модуль раздался голос.
– Монсеньор! – позвал его адъютант. – Я не могу найти капитана! Монсеньор, вы здесь? Я могу зайти?
– Ни в коем случае! – рявкнул Годфруа. – Я не желаю, чтобы меня беспокоили! Ждите наверху, рано или поздно главный контролер и сам найдется!
– Э-э… Слушаюсь, господин герцог.
Танкред автоматически выпустил шлем «Вайнер-Никова», закрыв голову золотистой поблескивающей сферой. Когда опасность миновала, он снова втянул его.
– Не беспокойтесь о своем капитане, – ответил он на вопросительный взгляд герцога. – Он лишь получил дозу анестетика, который перестанет действовать меньше чем через час. Зато, если вы не возражаете, я оставлю себе его экзоскелет. Мне нужны кое-какие запасные детали…
– Делайте с ним что угодно, а он закажет себе новый в технических мастерских.
Годфруа подошел к входной двери, чтобы проверить на экране глазка, действительно ли адъютант удалился, после чего обратился к Танкреду:
– Вы мне так и не открыли причину своего прихода. Я уверен, что вы и без меня знали почти все, что я вам рассказал. Ведь не для того же вы пришли сюда, чтобы проверить истинность ваших предположений.
– И правда, не для этого.
Земля содрогнулась. Внизу, в долине, с новой силой продолжились бомбардировки.
– Там будет большая битва, – заметил Танкред. – Атамиды восстанут и выступят против крестоносцев.
Герцог Нижней Лотарингии онемел от удивления.
– Не спрашивайте, откуда я знаю, – продолжал Танкред, – и насколько замешан. Вам это ни к чему; напротив, вы в случае допроса на детекторе лжи подвергнетесь ненужному риску. Я бы не хотел, чтобы вас сочли моим сообщником.
К Годфруа наконец вернулся дар речи.
– Я всегда знал, что ваши враги вас недооценивают; но не представлял, до какой степени. Чего вы от меня ждете?
– Я пришел попросить вас не принимать участия в предстоящем сражении. Возможно даже, если это не противоречит вашим принципам, встать на нашу сторону, когда придет момент. С таким союзником, как вы, победа будет за атамидами, в этом я нисколько не сомневаюсь.
Будто раздавленный внезапной усталостью, герцог снова рухнул в кресло.
– Вы не можете просить меня об этом, Танкред. Я отказываюсь выступать против своих. Несмотря на весь позор, который я испытываю из-за того, что мы творим с атамидами, я человек…
– Какая разница! – неожиданно вспылил экс-лейтенант. – Человек или атамид, какая, к черту, разница? Они такие же живые мыслящие существа, как и мы! По отношению к людям у вас не больше моральных обязательств, чем к ним!
Годфруа удрученно покачал головой:
– Не говорите мне этого. Вы же знаете, как искренне я разделяю ваши взгляды на этот вопрос. Но то, о чем вы просите, выше моих сил.
Танкред не нашел, что ответить. Он просто смотрел на человека, которого так уважал. Годфруа не смог выдержать его взгляд.
– Дайте мне время, – в конце концов почти прошептал он. – Дайте мне время, и, возможно, я найду способ свергнуть претора и все остановить…
В ответ Танкред отрицательно покачал головой.
– Атамиды ежедневно гибнут тысячами. Они не могут позволить себе такую роскошь, как ожидание. Мы перейдем в наступление, как только будем готовы.
Годфруа перехватил взгляд Танкреда.
– Понимаю, – только и сказал он. – Я понимаю.
Герцог медленно поднялся и подошел к стоящему посреди модуля дезертиру.
– В таком случае, – начал Танкред, – если, к несчастью, нам придется…
Его голос прервался от волнения. Потом он хрипло продолжил:
– Если, к несчастью, судьба сведет нас на поле боя, я хочу, чтобы вы знали… «Удача ль, неудача ль, все равно! Я тем уж победил, что стал твоим Соперником»[35].
При этих словах вся печаль и смирение перед судьбой, которые угнетали сердце Годфруа, мгновенно исчезли. Он обнял Танкреда, насколько это позволял «Вейнер» экс-лейтенанта.
– Возможно, в бою мы и станем противниками, но, что бы ни случилось, окажите мне честь, позволив считать себя просто вашим другом.
Танкред кивнул и направился к двери. Прежде чем открыть ее, он обернулся и спросил у герцога:
– А как мой дядя? Он хорошо себя чувствует?
Годфруа сжался. Больше всего ему не хотелось, чтобы разговор с Танкредом коснулся семьи Тарент. С самого начала он колебался, сообщить ли молодому человеку о смерти Эда, его отца. В любом случае герцог понимал, что это известие причинит тому огромную боль, хотя ничего не изменит в положении его близких на Земле. Так что бессмысленно было и сообщать ему. Однако, если бы Танкред спросил напрямую о семье, Годфруа не смог бы солгать.
– Да, – медленно произнес он в смущении. – Он чувствует себя хорошо.
Шлем скафандра Танкреда внезапно взвился вверх и скрыл его лицо.
– А… Клоринда? – продолжил он раздавшимся через динамики бесстрастным голосом. – Вы что-нибудь о ней знаете?
– Ничего конкретного, но, по-моему, с ней все в порядке.
Золотистая сфера не позволяла различить черты экс-лейтенанта, и Годфруа не мог понять, какое выражение появилось на его лице при упоминании об итальянской амазонке.
Танкред сделал прощальный жест, задействовал отпирающее устройство двери и быстро вышел, чтобы мгновенно исчезнуть среди скал.
15 января 2206 ОВ
– Альберик, на подходе еще две атамидские делегации!
Я недовольно морщусь, но не из-за этой новости, а потому, что Плелен крикнул мне прямо в ухо.
Быстро откинувшись назад, я восклицаю:
– Эй, я же не глухой!
В тесноте узкого коридора Плелен заметил меня только в последний момент, когда едва со мной не столкнулся. Тогда он вцепился в меня, чтобы не потерять из виду, и поспешил выдать новость, не обращая внимания на то, что мои органы слуха находятся всего в нескольких сантиметрах от его речевых. Чем и была вызвана моя недовольная гримаса.
Чтобы не препятствовать движению, я оттащил нашего химика к стене.
– С какой стороны?
– Одну группу из трех человек, идущих пешком, заметили северные наблюдатели. Другую засекли на юго-западе. Там один субъект на летающем атамиде.
– Значит,