— Ого! Неудивительно, что Бастиан почувствовал мой укус.
— Ещё как почувствовал. Ты выбрала идеальное место — мы там очень уязвимы и никогда не поворачиваемся к врагу спиной. Но как ты догадалась превратиться в такое чудо?
— Никак. Я дракончиком была. Просто хотела помочь Вэйланду, отвлечь Бастиана. А когда меня начало трясти — всё, что хотела, это удержаться и не слететь. Наверное, тогда и превратилась. Невольно.
— Так вот почему Бастиан вдруг стал удары пропускать, — оказалось, Вэйланд нас прекрасно слышал. — Словно что-то ему мешало, отвлекало. Элла, хорошая моя, если бы не ты, не уверен, что справился бы. Ты снова меня спасла.
— Я просто не могла оставаться в стороне, — смущённо опустила глаза. — Должна была как-то помочь…
— И ты помогла. Очень. А я даже не заметил тебя.
— Я заметил, — хмыкнул Реарден. — Не сразу понял, кто это. Но кто ещё, настолько крохотный, мог так отважно кинуться на помощь моему внуку?
— Спасибо, что остановил, — сказал Вэйланд деду. — Если бы я убил Бастиана, как бы с этим жил? Как посмотрел бы в глаза дяде и тёте.
— Тебя бы никто не винил, — покачал головой Реарден. — Наверное, на твоём месте любой бы сорвался. Но жить с этим было бы… нелегко.
Какое-то время мы летели молча, осмысливая то, что сейчас произошло. И что могло произойти. Потом я осознала, что летим мы в полной тишине — не слышно всхлипываний Россины.
— Уснула? — спросила, видя, что дракончик на руках у Вэйланда не шевелится, а его крылышки вяло свисают.
— Да. Наплакалась и уснула. И это хорошо. Бедная моя малышка. Я не представляю, что вы обе пережили. Какой ужас испытали. Называется — слетали на пикник.
— Бастиан всё равно выслеживал бы меня, не сегодня подкараулил бы, так завтра или через два дня. Он просто зациклился на том, чтобы меня убить. Почему-то считал, что все его беды от меня.
— Совсем с ума сошёл, — вздохнул Вэйланд.
— Интересно, как он умудрился снять ошейник? — задумался Реарден. — Сам не мог, того хранителя, который ему помог в прошлый раз, нашли, отстранили от работы и выслали в прибрежную деревню. Эльфы подобной магией не владеют. А больше у него и друзей-то не было, насколько я знаю. Хотя… после всего произошедшего — а знал ли я вообще своего внука?
— Это его мама сделала. Он сам сказал. Поверила в его раскаяние, он сказал, что только заслон от вони поставит, и всё.
— Да, матери — они такие, — вздохнул старый король. — Наверное, ещё и переживала за него, вдруг поранится — а исцелиться не сможет. А теперь ей с этим жить.
И снова мы летели молча, думая каждый о своём. Я вспомнила ещё одно сегодняшнее происшествие, которое как-то потерялось на фоне всего остального. Я сумела поставить защиту! Как? Вот как? Я же ничего не сделала, никаких силовых потоков и внутренних источников не задействовала, как мне объясняли в своё время драконы, а я вообще ничего не поняла. И неизвестно, смогу ли повторить это всё по желанию, как с огнём.
Ладно, может быть, когда всё успокоится — попробую снова. Не в такой ситуации, конечно, но не обязательно же огнём в меня дышать. Можно водой облить или песком осыпать. Или ещё что- нибудь. Как-то же драконы тренируются, должны знать. Потом спрошу.
Посмотрела на Россину. Бедняжка! Столько пережила. И самое ужасное — увидела, что драконы бывают не только добрыми защитниками. Но от Вэйланда не шарахнулась, потянулась к нему. Наверное, пока не проснётся, не узнаем, как на ней вся эта история отразилась. Эх, скорее бы тот лекарь душ освободился, вдруг он теперь ещё нужнее будет?
Нас встречала расстроенная королева и кучка слуг. Судя по всему, все уже знали или догадывались, что произошло — ведь даже отсюда можно было легко разглядеть сражающихся драконов. Вэйланд уложил дочь на вынесенные из дома матрасы, поскольку занести её внутрь, а тем более — уложить в кроватку не было никакой возможности, пока она — дракончик. Ей ещё предстояло научиться превращаться обратно, но будить ребёнка ни у кого рука не поднялась.
Реарден, обратившись, прижал к себе жену, а я помчалась в свою комнату, превращаться из дракончика в девушку и одеваться. И рот прополоскать. Когда вернулась, Вэйланд крепко прижал меня к себе и покрыл поцелуями всё лицо. Это не было похоже на наши обычные «затискивания», было чувство, что он пытается убедить себя, что я жива, на самом деле жива, что глаза его не обманывают.
— Я думал, что потерял тебя. Думал — сойду с ума от отчаяния. Не знаю, как бы жил дальше без тебя, моя хорошая.
И он снова целовал мои щёки, виски, волосы, потом притиснул к себе, слегка покачивая. А я обняла его, радуясь, что он тоже жив, потому что испугалась не меньше.
— Я пошлю гонца во дворец, — сказал Реарден жене. Она сидела возле Россины, гладя её по мордочке.
— Бедный мой сын. Не представляю, как он это переживёт. Спасибо тебе, Элла, — королева обернулась ко мне. — Ты снова спасла моего внука, и внучку тоже. Нам тебя послало небо, не иначе.
— Бабушка, как всегда, права, — шепнул Вэйланд мне на ухо.
Я смутилась. Разве они не понимают, что это всё случилось из-за меня? Не останься я здесь, когда принесла Вэйланда, Бастиан не стал бы меня выслеживать, не попытался бы убить Россину вместе со мной, Вэйланд бы не подвергся новой опасности. Но… если бы я не осталась, я бы никогда не узнала этих чудесных драконов, ставших моей новой семьёй. И не полюбила бы моего принца так, как любят только в сказках.
Наверное, всё же не стоит чувствовать себя такой виноватой?
Не знаю, сколько времени мы так стояли — мне было хорошо в объятиях Вэйланда, уютно и безопасно. Казалось, пока он рядом — ничего плохого со мной случиться не может, а стоит ему меня отпустить… Не знаю, фантазии не хватало придумать, но то, что не хочу этого, знала точно. Как и то, что стоять вот так всю жизнь мы тоже не сможем.
Так и случилось. Сначала прилетели коричневые драконы с Бастианом, и Вэйланд, обратившись, улетел давать им распоряжения. В итоге Бастиан и его охрана разместились внизу, там, где заканчивалась скала и начиналась дорога. Уж не знаю, почему именно там, может, трём драконам было бы тесно во дворе, а может, Вэйланд не хотел, чтобы малышка увидела того, кто так её напугал.
Из замка вынесли стул, на нём Бастиан и сидел теперь, в окружении трёх драконов, не сводящих с него глаз.
Только мой дракон вернулся и едва успел меня обнять, как зашевелилась Россина, просыпаясь, и мы кинулись к ней. Она уткнулась мордой Вэйланду в живот, обхватила лапами и отказывалась отцепляться, бормоча «нет!» на просьбы бабушки выпустить папу. Наконец, он просто наклонился, неудобно изогнувшись, и начал шептать что-то дочери в ушко. Это продолжалось довольно долго, а потом — я даже момент не уловила, — на матрасе сидел уже не чёрный дракончик, а маленькая девочка. К моему удивлению — в той же самой одежде, в какой летела на пикник.
Вспомнила о том, что драконы не только свою одежду зачаровывают, но и детскую, а раз с Россины сняли ошейник — магия в ней разблокировалась, и хотя никак себя не проявляла, на неё уже можно было «цеплять» заклятие. Жаль, что со мной такое невозможно.
Мы с Вэйландом отнесли малышку в детскую. Точнее — он нёс, а я шла рядом, держа её за руку. Там он усадил её на колени и сказал, что папе нужно уйти по делам, но он будет часто-часто приходить. Потом объяснял ей, что теперь она, конечно, может становиться драконом, но если сделает это в комнате, то своими крыльями разобьёт все свои игрушки и поломает кроватку, а ей ведь этого не хочется?
А уж если она обратится, когда будет у меня на руках или коленях — то просто раздавит. При этих его словах в глазёнках Россины появился настоящий ужас, и она отчаянно замотала головой. Превращаться можно только на улице — кажется, это она теперь усвоила прочно.
Весь оставшийся день мы провели в детской. Честно говоря — никуда выходить и не хотелось, нагулялись уже сегодня досыта. Я, наверное, теперь ещё не скоро захочу побывать на пикнике.
Россина тоже была очень тихая. Она не хотела играть, сидела у меня на коленях и просила сказку. И я рассказывала о Любимой Дочке и Папе-Драконе, вновь придумывая продолжение, чтобы хоть как-то объяснить малышке произошедшее сегодня. Оказывается, когда Папа-Дракон победил Злого Колдуна, тот затаился — хотел снова навредить Любимой Дочке. Выследил её и напал. Но на этот раз Папа-Дракон победил его навсегда — и Злой Колдун уже никогда не сможет никому причинить вред.
Вспомнив слова Реардена, я внесла в сказку дополнение — оказывается, Злой Колдун наложил на Любимую Дочку заклятие, поэтому она не могла говорить и превращаться. И то, что Россина заговорила и превратилась в дракончика, означало, что заклятие спало, а Злой Колдун побеждён. Окончательно и безвозвратно. Я повторяла и повторяла это малышке, пока она в это не поверила.
А вот сама я была в сомнениях. Бастиану уже однажды дали шанс, сохранив жизнь там, где положена смертная казнь. А что будет теперь? Хотя… Если всё же казнят — плакать о нём я точно не буду. Главное — это сделает не Вэйланд, и ему не придётся жить с мыслью, что убил собственного кузена.
Говорила Россина пока мало. В основном — одно слово. «Элла», «сказка», «пить».
— Спало? — уточняла о заклятье, когда я рассказывала о Злом Колдуне.
— Папа? — что означало: «А когда папа снова придёт?»
Вэйланд приходил. Забегал так часто, как мог. Иногда — буквально на минуточку, обнять и поцеловать нас обеих. Иногда задерживался подольше, рассказывал, что происходило в замке, за стенами детской.
Прилетели король и его брат с женой. Потом — несколько членов совета, те, кто был в столице на момент прилёта туда гонца с сообщением. На Бастиана вновь надели ошейник, и теперь его караулили не три дракона на улице, а всего один, в человеческом облике, уже в самом замке.
Родители Бастиана были убиты горем, мать винила себя так, что ни у кого не хватило моральных сил предъявить ей обвинение в преступлении — а то, что она сделала, было самым настоящим преступлением, и если бы Бастиану удалось задуманное, её бы судили, как соучастницу.