— Хорошо, — согласился Вик. — Твоя религия проще и понятнее, поэтому я тебе даже немного завидую.
В моей-то религии ничего хорошего тебя не ждет, только тяжелый труд развития своей души, и самое главное он бесконечный. Сколько душу не развивай, все равно мало. Все равно чувствуешь себя глупцом перед богом.
— Так и ты иди в мою религию, — великодушно предложил Майк. — Мне не жалко, религия новая, много вакантных мест, я понятное дело стану верховным жрецом, а вот ты можешь стать моим заместителем.
— За предложение спасибо, — вздохнул Вик, — но я уж как-то буду верить в свою, привык уже, да и результаты кое-какие появились. Вот в темноте могу ходить, да и все живое вокруг чувствую, а иногда и будущее вижу.
— Насчет видения будущего ты пока слабоват, — сказал Майк. — Иначе ты бы меня насчет крыс предупредил, и не были бы мы в таком положении, как сейчас.
— Будущее видеть довольно сложно, — сказал Вик. — А самое главное, что трудно определить время и место события.
— Так ты все-таки видел крыс? — спросил Майк.
— Видеть-то видел, — вздохнул Вик. — Только от моих видений никакого толку. Предупредить-то вовремя я все равно не смог, потому что там, куда ты смотришь, нет времени. Часы, это изобретение человека, всем остальным они не нужны, даже богу.
— А как же он определяет, что и когда должно произойти? — спросил Майк.
— А все происходит само собой, — улыбнулся Вик. — Есть события, есть естественный их ход. Часы, это ещё одни костыли, которые человек для себя придумал, потому что не может видеть и понимать того, что происходит. А бог видит и будущее, и прошлое, он живет в этом потоке и знает, когда можно что-то предпринять, а когда лучше подождать.
— Значит, ты мне и сказать не можешь, что и когда нас ждет? — спросил Майк.
— Это-то, пожалуйста, — грустно усмехнулся Вик. — Ждет нас новая перестрелка, и совсем скоро, это событие я вижу.
— А с кем мы будем стреляться? — спросил Майк. — Впрочем, можешь не говорить, я итак знаю. Очередная банда?
— Да, — сказал Вик. — Ты видишь, как легко самому догадаться о будущем?
— Вижу, — усмехнулся Майк. — А потом мы ещё раз будем стреляться, так?
— Нет, потом мы будем торговаться с мужиками, насчет хлеба, — сказал Вик. — А вот позже, мы с тобой окажемся в каком-то месте, я вижу какой-то дом, в котором с нами кто-то будет делать какие-то неприятные и очень болезненные вещи.
— Пытки? — хмуро спросил Майк.
— Не знаю, не думаю, что это пытки, хоть и очень на это похоже, — покачал головой Вик. — Я не все понимаю, что с нами будет происходить.
— Как это ты не понимаешь? — спросил Майк.
— Очень просто, — пожал плечами Вик. — Вот представь, что ты увидел бы сегодняшний день три года назад, когда ещё не началась война.
— Я бы подумал, что это бред какой-то, — засмеялся Майк. — Жирные крысы, банды, постоянный сумрак, прямо какой-то фильм ужасов.
— Вот и я вижу что-то такое непонятное, — улыбнулся Вик. — Надо прожить сегодняшний день, потом завтрашний, а потом события определятся окончательно, и все станет ясно.
— Кого, или что ты там увидел, что даже понять не можешь? — спросил Майк.
— Не могу сказать, — развел руками Вик. — Но нам будет очень страшно, похоже на баню, но в эту баню кто-то напустит такого едкого пара, что мы с тобой будем там умирать.
— Вот уж бред, так бред, — рассмеялся Майк. — Какая может быть баня, да ещё с газовой атакой? Все, с меня на сегодня достаточно, я ложусь спать.
— Спи, — сказал Вик. — Теперь ты убедился, как я мало знаю и понимаю.
— Это уж точно, — сказал Майк, отворачиваясь к стенке. — Поводырь из тебя никакой, ведешь сам, не знаешь куда. Веришь в то, что сам не понимаешь. Живешь так, как будто живешь последний день…
— И это правда, — пробормотал Вик, залезая на нары. — Ты, сам не зная, сказал то, что знать ещё не должен. Но живу я не последний день, мне ещё надо довести тебя до твоего города…
— Что ты там шепчешь? — спросил Майк.
— Молитву перед сном, — улыбнулся Вик. — У меня же есть бог, а значит, есть кому пожаловаться…
— Тут у тебя передо мной преимущество, мне жаловаться некому, я сам за себя отвечаю, — сказал Майк. — А теперь спим, во сне раны лучше заживают. А нам ещё до моего города идти километров шестьсот, сил и терпения ещё потребуется очень много…
— Тут ты прав, — ответил Вик и, грустно улыбнувшись, закрыл глаза.
Глава шестая
На этот раз ему приснился хороший сон, или почти хороший, потому что концовка сна была плохой. Во сне он летал над разрушенными городами и в обычном сумраке видел, как копошатся внизу люди среди развалин, в поисках еды и питья. Он пролетел над дорогой, разглядывая крыс, снующих между машинами, и завис над вагончиком, в котором они спали, в песчаном карьере. Летать было приятно, он не ощущал своего тела, а в душе разливалось что-то такое, от чего хотелось петь и смеяться.
Потом он медленно полетел над дорогой, туда, куда они должны были идти. В маленьком городке он увидел тех, кто скоро должен был преградить им путь. Банда была довольно большой, но плохо организованной, они часто ссорились и ругались между собой, и Вик подумал, что, возможно, они не так опасны, как ему казалось по своим прежним видениям.
А потом, когда он пролетел над деревней, где им должны были дать им хлеб, он увидел то, что ему очень не понравилось. Он увидел себя и Майка лежащих на полу и извивающихся от острой нетерпимой боли. Они кричали, но это ничего не меняло, боль только усиливалась…
— И чего ты раскричался? — услышал он недовольный голос Майка. — Мне снился хороший сон…
— А мне не очень, — вздохнул Вик, чувствуя, как все тело покрывается холодным потом. Он встал с нар, прижимая руку к груди, чтобы успокоить сердце, и пошел к двери.
— Ты куда? — спросил Майк.
— Мне нужно умыться, — ответил Вик и вышел из вагончика.
В карьере стоял влажный сумрачный предутренний туман, он сел на деревянные ступеньки вагончика и прижался горячим лбом к холодным металлическим перилам. Все вокруг было безмятежным, спокойным и тихим.
Вик подошел к цистерне, сбросил с себя всю одежду и вымылся, не жалея воды.
Потом он оделся и, проваливаясь в мелкий влажный песок, вернулся в вагончик. Вик разжег печку и стал готовить завтрак. Было ещё очень рано, но ему нужно было чем-то занять себя, потому что спать он больше не хотел. Он боялся снова почувствовать ту острую боль, от которой нет спасения…
Он смотрел на языки огня, и понемногу к нему возвращалось спокойствие.
Вик задумался о своем сне, пытаясь отбросить страх, который сейчас только мешал пониманию. Этот страх был иррациональным, идущим от древнего человека, заложенным в его генах.
Он был сродни страху, который древний человек испытывал перед наводнениями, перед лесными пожарами, извержениями вулканов и других природных катаклизмов, когда ничего нельзя сделать и ничего нельзя изменить, потому что от тебя ничего не зависит. Потому что сила твоя так мала, а плоть так мягка и беззащитна. Он снова увидел себя и Майка, они лежали на полу и стонали. Рядом с ними находился ещё кто-то, и именно этот человек и подверг их таким жутких мукам.
Кажется, этот человек был женщиной…
Эта мысль была правильной. Вик понял это по приливу теплоты внутри, появляющееся в нем всегда, когда он что-то угадывал. И самое забавное было то, что она хорошо к нему относилась, он ей нравился…
Вик тихо выругался и попробовал суп, его вкус отвлек его от мыслей. Он снял котелок с огня и позвал Майка, тот проснулся недовольным, но, когда Вик поднес ложку супа к его губам, сразу смягчился. Он слез с нар и сел рядом.
— А ты, что не спишь? — спросил он.
— Уже не хочется, — ответил Вик. — Снятся одни кошмары.
— А суп у тебя получился очень даже неплохим, — сказал Майк. — Готовишь ты гораздо лучше, чем рассуждаешь.
— Это точно, — согласился Вик. — Готовить, это просто, а думать гораздо сложнее.
— Мысли они сами появляются, — сказал Майк. — Думать совсем не трудно, гораздо труднее не думать.
— Это уж кому как, — вздохнул Вик. — Мне и то, и другое трудно.
— Ничего, я тебя научу не думать, — улыбнулся Майк, потрепав его по плечу. — Ты думаешь много потому, что ты — немного сумасшедший, а нормальные люди думают только о практичных вещах. О еде, питье, о женщинах, это правильные мысли и нужные, а все остальное — это глупости, потому что от таких мыслей ничего в твоей жизни не меняется.
— Это не так, — улыбнулся Вик. — Каждая мысль что-то меняет в этом мире, потому любая мысль реальна и обладает своей энергией. А когда много таких мыслей соединяются вместе, то тогда образуется что-то непонятное, и это что-то меняет мир.
— Ты лучше ешь, — сказал Майк. — Я уже сказал тебе, что все это глупости, не имеющие отношения к реальности.
— Ты не прав, — сказал Вик рассеяно. — Из дурных мыслей получаются очень реальные и ужасные вещи. Так, ещё в Германии перед второй мировой войной, некоторые из умных людей, отмечали, что все люди вокруг как будто сошли с ума.
Люди были словно ослеплены или одурманены, и это не могло быть следствием пропаганды.
Что-то первобытное проснулось в людях, а это могло проснуться либо от воздействия бога, либо как раз от их мыслей, когда они соединились вместе. Я думаю, что и та война, рядом с которой мы живем, произошла также от дурных и неправильных мыслей.
— Глупости говоришь, — недовольно сказал Майк, откладывая ложку. — Ты же сам говорил, что войны происходят от перенаселения.
— Это лишь один из факторов, — сказал Вик. — А основной фактор тот, что никто не хочет искать решение этой проблемы, никто не хочет пользоваться разумом, а используют только те решения, которые заложены в нашей программе.
— Ты что-то не так стал говорить, — сказал Майк, внимательно вглядываясь в Вика. — Слишком ты какой-то стал задумчивый.
— Извини, — сказал Вик. — Может, действительно, на мои мысли повлиял приснившийся плохой сон. Это пройдет.