Харри сбавил скорость. На спидометре тридцать пять. И, к своему удивлению, почувствовал не фрустрацию, а лишь усталое смирение. Может, повзрослел наконец, покончил с дурацкой манерой выставлять рога и кидаться в атаку, едва кто-нибудь махнет красной тряпкой? Харри глянул на Хагена. Ноги работают как шарниры, лицо покрылось тонкой пленкой пота, поблескивающей в свете ламп.
Харри утер пот. Несколько раз глубоко вздохнул. И снова нажал на педали. Через секунду-другую пришла приятная боль.
Глава 13Четверг, 17 декабря. Тиканье
Иной раз Мартина думала, что Плата не иначе как лестница в преисподнюю. И все равно испугалась слухов, что муниципальный совет по социальным вопросам намерен к весне отменить распоряжение насчет территории свободного оборота наркотиков. Противники Платы выдвигали очевидный довод: это место служило рынком наркотиков для молодежи. Мартина считала, что у людей, полагавших, будто происходящее на Плате может кому-то казаться заманчивым, либо крыша поехала, либо они никогда там не бывали.
Подспудный же довод сводился к тому, что площадка, ограниченная белой чертой на асфальте со стороны Йернбанеторг, портила облик города. И разве не равнозначно вопиющему банкротству самой успешной – по крайней мере, самой богатой – социал-демократии на свете допускать, чтобы наркотики и деньги открыто переходили из рук в руки прямо в сердце столицы?
Тут Мартина была согласна. Это банкротство. Фиаско в борьбе за общество без наркотиков. Но если бороться против расширения оборота наркотиков, то лучше разрешить их продажу под неусыпным оком камер наблюдения на Плате, чем под мостами на Акере и в темных дворах на Родхусгата и по южной стороне крепости Акерсхус. И Мартина знала: большинство тех, кто так или иначе имел дело с нарко-Осло, – полиция, социальные работники, наркоманы, уличные проповедники и проститутки, – разделяли эту точку зрения; лучше Плата, чем все прочие альтернативы.
Правда, зрелище весьма неприглядное.
– Лангеманн! – окликнула она мужчину, который стоял в темноте возле автобуса. – Супчику сегодня вечером не желаешь?
Но Лангеманн ретировался. Видно, получил свою дозу и двинул куда-то, чтобы сделать укол.
Она сосредоточенно наливала суп южанину в синей куртке, когда услыхала, как совсем рядом у парня в тонком пиджаке, ждущего своей очереди, стучат зубы.
– Держи! – Она налила супу и ему.
– Привет, милашка! – раздался сиплый голос.
– Венше!
– Иди сюда, обогрей бедолагу! – добродушно засмеялась стареющая шлюха, обнимая Мартину.
В нос ударила крепкая вонь одеколона и дезодоранта, какой было пропитано платье в обтяжку, с узором под леопарда. Но примешивался еще один запах, хорошо знакомый, она почуяла его прежде, чем залп Веншина амбре заглушил все.
Они сели за один из свободных столиков.
Хотя иные из иностранных шлюх, наводнивших округу за последний год, тоже употребляли дурь, все же среди них этот порок встречался реже, чем среди норвежских конкуренток. Венше – одна из немногих норвежских шлюх, которые не употребляли наркотики. Вдобавок она, по ее словам, начала работать дома, с постоянной клиентурой, и Мартина видела ее все реже.
– Мне тут надо приглядеть за сыном подруги, – пояснила Венше. – За Кристоффером. Говорят, он загулял.
– Кристоффер? Не знаю такого.
– А-а, забудь, – махнула рукой проститутка. – У тебя другое на уме, как я погляжу.
– Да ну?
– Не ври. Я ведь вижу, когда девчонка влюблена. Это он?
Венше кивнула на парня в форме Армии спасения, с Библией в руке, который как раз сел рядом с человеком в пиджаке.
Мартина покраснела:
– Рикард? Нет, уволь.
– Честно? Он глаз с тебя не сводит, с тех пор как я пришла.
– Рикард – хороший парень, – вздохнула Мартина. – Во всяком случае, он сразу добровольно вызвался подежурить здесь. Ведь того, кто должен был дежурить, убили.
– Роберта Карлсена?
– Ты его знала?
Венше печально кивнула, потом снова оживилась.
– Забудем покойников, лучше расскажи-ка мамочке, в кого ты влюблена. Вообще-то давно пора.
Мартина улыбнулась:
– Я и не знала, что влюблена.
– Да ладно тебе.
– Нет, правда, я…
– Мартина? – послышался другой голос.
Она подняла голову и увидела умоляющие глаза Рикарда.
– Вон тот парень говорит, у него нет ни теплой одежды, ни денег, ни жилья. Не знаешь, в Приюте есть места?
– Позвони и спроси у них, – сказала Мартина. – Теплые вещи есть наверняка.
– Конечно. – Рикард не сдвинулся с места, хотя Мартина опять обернулась к Венше. Она и не глядя знала, что верхняя губа у него вспотела.
Рикард пробормотал «спасибо» и вернулся к парню в пиджаке.
– Ну, рассказывай, – с жаром прошептала Венше.
Северный ветер снаружи бросал в стену автобуса снежную крупу.
Со спортивной сумкой на плече Харри шел по улице, сощурив глаза от ветра, который больно швырял в лицо мельчайшую колючую ледяную крупу. Когда он поравнялся с «Блицем», занятым бомжами домом на Пилестредет, зазвонил телефон. Халворсен.
– За последние двое суток с таксофонов на Йернбанеторг дважды звонили в Загреб. По одному и тому же номеру. Я туда позвонил и попал на администратора гостиницы. Они не смогли мне ответить, кто звонил из Осло и с кем разговаривал. О Христо Станкиче тоже не слыхали.
Харри хмыкнул.
– Мне продолжать насчет Загреба?
– Не надо, – вздохнул Харри. – Отложим, пока не убедимся, что этот Станкич представляет для нас интерес. Выключи все, когда будешь уходить. Завтра потолкуем.
– Погоди!
– Да тут я, тут.
– Есть еще кое-что. В дежурную часть только что поступил звонок от официанта из «Бисквита». Он сообщил, что утром заходил в туалет и столкнулся там с одним из посетителей.
– Что он там делал?
– В том-то и штука. В руке посетитель держал…
– Я имею в виду официанта. У персонала всегда есть собственный туалет.
– Об этом я не спросил, – нетерпеливо сказал Халворсен. – Слушай. В руках посетитель держал что-то зеленое, мокрое…
– Похоже, ему надо к врачу…
– Очень смешно. Официант клянется, что это был пистолет, перепачканный жидким мылом. Контейнер для мыла был открыт.
– «Бисквит»… – повторил Харри, обдумывая информацию. – Это на Карл-Юханс.
– В двух сотнях метров от места убийства. Спорим на ящик пива, что пистолет тот самый. В смысле… sorry, спорим…
– Кстати, ты должен мне двести крон. Остаток твой.
– Но фишка в другом. Я спросил приметы. Он не сумел назвать ни одной.
– Прямо припев в этом деле.
– Не считая того, что-де узнал парня по пальто. Жуткое такое пальто, из верблюжки.
– Yes! – выкрикнул Харри. – Малый с шейной косынкой на снимке публики, на Эгерторг вечером накануне убийства Роберта Карлсена.
– Официант, правда, заметил, что верблюжка ненастоящая, имитация. А он, похоже, в этом разбирается.
– То есть?
– Ты же знаешь. У них особая манера говорить.
– У кого «у них»?
– Привет! У гомиков. Короче говоря, парень ушел с пистолетом. Это все, что мы пока знаем. Я еду в «Бисквит», покажу официанту фотографии.
– Хорошо, – сказал Харри.
– О чем ты думаешь?
– Думаю?
– Я успел немножко изучить тебя, Харри.
– Хм. Я думаю о том, почему официант не позвонил в дежурную часть сразу же, утром. Спроси его об этом. Ладно?
– Вообще-то, Харри, я и сам подумал об этом.
– Конечно. Извини.
Харри отключился, но через секунду телефон загудел снова.
– О чем забыл? – спросил Харри.
– Что?
– А-а, это ты, Беата. Слушаю.
– Хорошие новости. Я закончила в гостинице «Скандия».
– Нашла следы ДНК?
– Пока не знаю, у меня немного волос, которые с тем же успехом могут принадлежать уборщикам или более раннему постояльцу. Но полчаса назад я получила результаты баллистической экспертизы. Пуля в молочном пакете Юна Карлсена выпущена из того же оружия, что и найденная на Эгерторг.
– Хм. Значит, версия о нескольких киллерах отпадает.
– Да. Больше того. Портье из «Скандии» после твоего ухода кое-что вспомнила. Пальто у этого Христо Станкича было заметное. Имитация…
– Дай угадаю. Вроде как верблюжье?
– Так она сказала.
– Вот оно! – воскликнул Харри так громко, что изрисованная граффити стена «Блица» отбросила гулкое эхо на безлюдную центральную улицу.
Харри отключил связь и перезвонил Халворсену.
– Да, Харри?
– Христо Станкич – наш киллер. Дай в ориентировку верблюжье пальто, пусть разошлют всем патрульным экипажам. И… – Харри улыбнулся пожилой даме, которая семенила ему навстречу, скрежеща «кошками», надетыми на сапоги, – надо установить постоянный контроль за телефонной сетью, чтобы мы знали, если кто позвонит в загребскую гостиницу «Интернациональ» и с какого номера. Поговори с Клаусом Туркильсеном с Ословского регионального узла «Теленор».
– Это же прослушка. Нам нужно получить разрешение, а на это уйдет целый день.
– Это не прослушка, нам нужен лишь адрес звонящего.
– Боюсь, «Теленор» разницы не увидит.
– Ты только скажи Туркильсену, что говорил со мной. О’кей?
– Можно спросить, почему он вдруг согласится рискнуть ради тебя работой?
– Долгая история. Несколько лет назад в СИЗО его чуть не избили до полусмерти, а я его спас. Том Волер и его подручные, ты знаешь, как бывает, когда хватают эксгибициониста и прочих.
– Эксгибиционист, значит.
– Бывший, по крайней мере. Охотно оказывающий услуги в обмен на молчание.
– Понятно.
Харри закончил разговор. Дело пошло, и он больше не чувствовал ни северного ветра, ни колючей снежной крупы. Иной раз работа делала его совершенно счастливым. Он повернул и зашагал обратно в управление.
В одноместной палате Уллеволской больницы Юн почувствовал сквозь простыню вибрацию мобильника и быстро схватил его.
– Да?
– Это я.
– А-а, привет, – сказал он, даже не пытаясь скрыть разочарование.