– Если в итоге будет схвачен искомый подозреваемый, я подтвержу, что вы оказали нам помощь.
– И мне сразу выплатят вознаграждение?
– Да.
Туре задумался. О Кейптауне. О святочных гномах под палящим солнцем. В телефоне что-то скрипнуло. Он набрал воздуху, собираясь ответить, и тут бросил взгляд в свое дорогущее зеркало. В тот же миг он понял разом три вещи. Что скрипело не в телефоне. Что высококачественных наручников в наборе для начинающих за 599 крон по почте не получишь. И что с большой вероятностью свое последнее Рождество он уже отпраздновал.
– Алло? – послышалось в телефоне.
Туре Бьёрген и рад был ответить, но тонкий нейлоновый шнурок с блестящими шариками, так похожий на елочное украшение, перекрыл доступ воздуху, необходимому для работы голосовых связок.
Глава 19Пятница, 18 декабря. Контейнер
Четыре человека сидели в машине, которая ехала сквозь тьму и метель по дороге, окаймленной высокими сугробами.
– Эстгор вон там, левее, – сказал Юн.
Он сидел сзади, обнимая за талию перепуганную Теа.
Халворсен свернул на проселок. Харри смотрел на разбросанные тут и там усадьбы, светящиеся огнями то на взгорках, словно маяки, то в рощах.
Когда Харри сказал, что квартира Роберта уже не годится как надежное укрытие, Юн сам предложил Эстгор. И настоял, чтобы Теа поехала вместе с ним.
Халворсен зарулил во двор между белым жилым домом и красным сенным сараем.
– Мы позвоним соседу, попросим его приехать на тракторе и немного расчистить снег, – сказал Юн, когда они, утопая в свежих сугробах, шли к дому.
– Ни в коем случае, – отрезал Харри. – Никто не должен знать, что вы здесь. Даже в полиции.
Юн подошел к стене дома возле крыльца, отсчитал пять досок вбок, сунул руку в снег и под дощатую обшивку.
– Вот он. – В руке он держал ключ.
В доме, казалось, было еще холоднее, чем снаружи, крашеные деревянные стены заледенели, и голоса отдавались гулким эхом. Они потопали ногами, стряхивая снег с обуви, и прошли в большую кухню с деревянным обеденным столом, буфетом, лавкой и плитой в углу.
– Я затоплю, – сказал Юн, выдохнув облако морозного пара, потер руки. – Под лавкой есть дрова, но надо бы принести побольше из сарая.
– Могу сходить, – вызвался Халворсен.
– Проложите тропинку. На крыльце стоят две лопаты.
– Я с вами, – тихонько пробормотала Теа.
Снегопад резко прекратился, прояснилось. Харри курил у окна, глядя, как Халворсен и Теа в белом свете луны расчищают дорожку. В печи потрескивал огонь, Юн сидел на корточках, смотрел на языки пламени.
– Как ваша подруга отнеслась к истории с Рагнхильд Гильструп? – спросил Харри.
– Она меня простила. Ведь это было до нее.
Харри изучал свою сигарету.
– Все еще никаких соображений насчет того, что Рагнхильд Гильструп могла делать в вашей квартире?
Юн покачал головой.
– Не знаю, заметили вы или нет, – сказал Харри, – но нижний ящик вашего письменного стола был взломан. Что вы там держите?
Юн пожал плечами.
– Личные вещи. Письма в основном.
– Любовные? К примеру, от Рагнхильд?
Юн покраснел.
– Я… я не помню. Бо́льшую часть выбросил, хотя, возможно, сохранил одно или два. Но ящик был заперт.
– Чтобы Теа их не нашла, оставшись одна в квартире?
Юн медленно кивнул.
Харри вышел на крыльцо, напоследок затянулся сигаретой, бросил окурок в снег и достал мобильник. После третьего гудка Гуннар Хаген ответил.
– Я перевез Юна Карлсена в другое место, – сказал Харри.
– Уточните.
– Незачем.
– Пардон?
– Это место безопаснее прежнего. Халворсен останется здесь на ночь.
– Где, Холе?
– Здесь.
Слушая молчание в трубке, Харри догадывался, что́ будет. Наконец Хаген снова заговорил, тихо, но очень отчетливо:
– Холе, ваш начальник только что задал вам конкретный вопрос. Не отвечать – значит игнорировать приказ. Я ясно выражаюсь?
Харри часто думал, что как-то не так устроен, что ему бы не помешало иметь чуть побольше инстинкта выживания в обществе, какой присущ большинству. Но ему это не дано, не дано, и всё.
– Почему вам так важно это знать, Хаген?
Голос Хагена дрожал от ярости:
– Я скажу, когда вам можно задавать вопросы, Холе. Ясно?
Харри ждал. Долго. А услышав, как Хаген глубоко вздохнул, сказал:
– Усадьба Скансен.
– Что?
– Прямо к востоку, недоезжая Стрёмма, полицейского полигона в Лёренскуге.
– Так-так, – в конце концов проговорил Хаген.
Харри отключился, набрал новый номер, глядя на освещенную луной Теа, которая смотрела в сторону уборной. Она перестала чистить снег и замерла в странно оцепенелой позе.
– Скарре у телефона.
– Это Харри. Что нового?
– Ничего.
– Никаких подсказок?
– Ничего серьезного.
– Но народ звонит?
– А то! Слыхали ведь, что обещано вознаграждение. Плохая идея, по-моему. Только масса лишней работы для нас.
– Что говорят?
– Ну что они могут говорить? Описывают похожие лица, которые видели. Самое забавное: в оперчасть позвонил один парень, заявил, что Станкич у него, прикован к кровати, и допытывался, достаточно ли этого для вознаграждения.
Харри подождал, пока Скарре отсмеется.
– А как они установили, что он врет?
– Не понадобилось, он повесил трубку. Запутался, видать. Твердил, что видел Станкича раньше. С пистолетом, в ресторане. Чем вы-то занимаетесь?
– Мы… Что ты сказал?
– Я думал…
– Нет. Насчет того, что он видел Станкича с пистолетом.
– Ха-ха, фантазия у народа ого-го, верно?
– Свяжи-ка меня с дежурным из оперчасти, с которым ты говорил.
– Так ведь…
– Давай, Скарре.
Скарре переключил его, Харри поговорил со старшим и уже после двух-трех фраз попросил побыть на линии.
– Халворсен! – Голос Харри раскатился по двору.
– Да? – Халворсен вышел на лунный свет перед сараем.
– Как звали официанта, который видел в туалете парня с пистолетом, перемазанным в мыле?
– Как я могу помнить?
– Мне плевать как, вспоминай.
Эхо гудело в ночной тишине между стенами дома и сарая.
– Туре вроде бы. Кажется.
– Точно! Он и по телефону назвался Туре. А теперь, милок, вспомни фамилию.
– Э-э… Бьёрг? Нет. Бьёранг? Нет…
– Давай, Лев Яшин!
– Бьёрген. Точно. Бьёрген.
– Брось лопату, возьми с полки пирожок.
Патрульная машина ждала их, когда Халворсен и Харри двадцать минут спустя проехали мимо Весткантторг и свернули на Шивес-гате, к дому Туре Бьёргена, адрес которого дежурный получил у метрдотеля «Бисквита».
Поравнявшись с патрульной машиной, Халворсен затормозил и опустил окно.
– Третий этаж, – сказала полицейская за рулем и показала на освещенное окно на сером фасаде.
Харри перегнулся через Халворсена к окну.
– Мы с Халворсеном поднимемся в квартиру. Один из вас остается здесь, на связи с оперчастью, один пойдет с нами, будет держать под наблюдением черный ход. У вас в багажнике найдется ружье? Я позаимствую.
– Найдется, – ответила полицейская.
Ее коллега наклонился к окну:
– Вы Харри Холе, да?
– Верно.
– В оперчасти сказали, у вас нет разрешения на оружие.
– Не было.
– А-а.
Харри усмехнулся.
– Проспал первые осенние стрельбы. Но могу вас порадовать: на вторых я был третьим во всем корпусе. О’кей?
Патрульные переглянулись.
– Ладно, – буркнул полицейский.
Харри распахнул дверцу, замерзшие резиновые прокладки хрустнули.
– Ну что ж, проверим, что там с этим звонком.
Второй раз за два дня Харри держал в руках МР-5, когда позвонил по домофону в квартиру некоего Сейерстедта и объяснил перепуганной женщине, что они из полиции. И что она может подойти к окну и убедиться, а потом уж открыть. Она так и сделала. Полицейская прошла во двор, стала там, меж тем как Халворсен и Харри поднялись по лестнице.
Латунная табличка с черной надписью «Туре Бьёрген» красовалась над звонком. Харри вспомнил, как Бьярне Мёллер во время первого задержания научил его простейшему и весьма эффективному способу выяснить, есть ли кто дома. Он приложил ухо к дверному стеклу. Ни звука.
– Заряжен и снят с предохранителя? – шепнул Харри напарнику.
Халворсен достал табельный револьвер и стал у стены слева от двери.
Харри позвонил.
Затаил дыхание, прислушался.
Позвонил еще раз.
– Ломать или не ломать, вот в чем вопрос, – прошептал Харри.
– В таком случае надо сначала позвонить адъютанту полиции и получить разрешение на обыск.
Звон стекла оборвал фразу Халворсена, приклад автомата ударил по двери. Харри быстро сунул руку внутрь и отпер.
Они скользнули в прихожую, Харри жестом показал Халворсену, какие двери надо проверить. А сам стремительно прошел в гостиную. Пусто. Но он тотчас заметил, что по зеркалу над телефоном ударили чем-то твердым. Посредине выпал круглый осколок, а от отверстия, как от черного солнца, разбегались к золоченой узорной раме черные лучи. Харри сосредоточился на приоткрытой двери в дальнем конце гостиной.
– На кухне и в ванной никого, – шепнул за спиной Халворсен.
– О’кей. Будь готов.
Харри двинулся к двери. Он уже почуял. Если тут что-то есть, то именно за этой дверью. На улице затарахтел дефектный выхлоп. Вдали взвизгнул тормозами трамвай. Харри заметил, что инстинктивно сжался. Словно стараясь уменьшиться в размерах.
Стволом автомата он толкнул дверь, быстро шагнул внутрь и прижался к стене, чтобы противник не видел его силуэта в проеме. Держа палец на спуске, подождал, пока глаза привыкнут к темноте.
В свете, падавшем из гостиной, он увидел большую кровать с латунными спинками. Из-под одеяла торчали две голые ноги. Он шагнул вперед, взялся одной рукой за угол одеяла, откинул его.
– Господи Иисусе! – вырвалось у Халворсена.
Он остановился в дверях и, недоверчиво глядя на кровать, медленно опустил револьвер.