– Из Копенгагена.
Она посмотрела на него. Харри ждал. Чувствовал, как между лопатками пробежала капля пота, еще одна выступила на верхней губе. К черту все это, ему требуется лекарство. Сию минуту.
– Не верю я вашей истории, – наконец проговорила она.
– Ладно. – Харри встал. – Мне надо идти.
– Подождите! – решительно остановила его маленькая женщина и жестом велела сесть. – Это не означает, что у меня нет глаз.
Харри сел.
– Я вижу ненависть, – продолжала она. – И скорбь. И чую спиртное. Про сына я верю. – Она коротко улыбнулась. – Чего вы хотите?
Харри постарался взять себя в руки:
– Сколько это стоит? И как быстро будет исполнено?
– Смотря по обстоятельствам, но специалиста лучше, чем у нас, вам не найти. Цена – от пяти тысяч евро плюс накладные расходы.
– Отлично. На следующей неделе?
– Пожалуй… срок несколько маловат.
Женщина помедлила буквально долю секунды, но этого было достаточно. Чтобы он все понял. И она поняла, что он понял. Радиоголоса захлебывались от возбуждения, публика ревела. Явно забили гол.
– Или вы не уверены, что ваш специалист сумеет так скоро вернуться? – спросил Харри.
Она долго смотрела на него:
– Вы до сих пор служите в полиции, верно?
Харри кивнул:
– Я инспектор в Осло.
Возле глаз у нее дернулась мышца.
– Но для вас я не опасен. Хорватия вне зоны моей юрисдикции, и никто не знает, что я здесь. Ни хорватская полиция, ни мое непосредственное начальство.
– Так чего же вы хотите?
– Договориться.
– О чем? – Она нагнулась, убавила громкость радиоприемника.
– О вашем специалисте и моей мишени.
– Что вы имеете в виду?
– Обмен. Ваш специалист на Юна Карлсена. Если он перестанет преследовать Карлсена, я дам ему уйти.
Она вскинула бровь:
– У вас там масса людей против одного моего, господин Хансен. И вы боитесь?
– Мы боимся кровопролития. Ваш специалист уже убил двоих людей и порезал одного из моих коллег.
– Но… – Она осеклась. – Нет, не может быть.
– Если вы не отзовете его, будут еще трупы. И одним из них будет он сам.
Она закрыла глаза. И долго сидела так. Потом вздохнула:
– Если он убил вашего коллегу, вы будете мстить. Как же мне поверить, что вы исполните свою часть уговора?
– Меня зовут Харри Холе. – Он положил на стол свой паспорт. – Если станет известно, что я был здесь без разрешения хорватских властей, дипломатический скандал обеспечен. А я останусь без работы.
Она достала очки.
– Значит, вы готовы сами стать заложником? Похоже, вы не врете, господин… – Она надела очки, прочитала в паспорте: – …Харри Холе.
– Вот о чем я хочу с вами договориться.
– Понимаю. – Женщина кивнула. – Знаете… – Она сняла очки. – Я, возможно, соглашусь на предложенный обмен. Но что толку, если я не могу отозвать его.
– То есть?
– Я не знаю, где он.
Харри пристально смотрел на нее. Видел боль в глазах. Слышал дрожь в голосе.
– Что ж. Тогда можно поговорить о том, чем вы располагаете. Назовите мне имя человека, заказавшего убийство.
– Нет.
– Если полицейский умрет… – Харри достал из кармана фотографию, положил на стол, – ваш киллер, скорее всего, будет убит. А выглядеть все будет так, словно полицейский стрелял для самозащиты. Так-то вот. Если я этому не помешаю. Понимаете? Это тот человек?
– Шантаж на меня не действует, господин Холе.
– Завтра утром я улечу в Осло. На обороте фотографии я запишу номер телефона. Позвоните, если передумаете.
Она взяла снимок, убрала в сумку.
– Это ведь ваш сын? – быстро и негромко обронил Харри.
Она оцепенела.
– Почему вы так решили?
– У меня тоже есть глаза. И я тоже вижу боль.
Она так и сидела, наклонясь над сумкой.
– А вы, Холе? – Она подняла взгляд. – Вы что же, не знаете того полицейского? Раз так легко отказываетесь от мести?
Во рту у Харри пересохло, собственное дыхание обжигало рот.
– Да, – сказал он, – я его не знаю.
Ему послышался петушиный крик, когда он в окно провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол и не исчезла из виду.
В номере он осушил все остальные мини-бутылочки, еще раз блеванул, выпил пива, снова блеванул, посмотрел на себя в зеркало и лифтом спустился в бар.
Глава 23Ночь на воскресенье, 20 декабря. Собаки
Сидя в темном контейнере, он пытался размышлять. В бумажнике полицейского оказалось две тысячи восемьсот норвежских крон, и, если он правильно запомнил обменный курс, этих денег хватит на еду, новую куртку и авиабилет до Копенгагена.
Сейчас у него одна проблема – боеприпасы.
Выстрел на Гётеборггата был седьмым и последним. Он сходил на Плату, поспрошал, как бы достать девятимиллиметровые пули, но ответом стали только пустые взгляды. К тому же, если спрашивать наугад, быстро нарвешься на полицейских агентов.
Он шваркнул бесполезный «льяма минимакс» о железный пол.
С удостоверения ему улыбался молодой полицейский. Халворсен. Сейчас они наверняка сомкнули вокруг Юна Карлсена железное кольцо. Остается только одна возможность. Троянский конь. И он знал, кто станет этим конем. Харри Холе. Софиес-гате, 5; телефонная справочная служба сообщила, что в Осло только один Харри Холе. Он глянул на часы. И замер.
Снаружи послышались шаги.
Он встрепенулся, схватил в одну руку осколок стекла, в другую – пистолет и стал обок дверцы.
Дверца скользнула в сторону. На фоне городских огней обозначился темный силуэт. Затем незнакомец влез внутрь и, скрестив ноги, уселся на пол.
Он затаил дыхание.
Ничего не происходило.
Потом чиркнула спичка, осветила клочок лица пришельца. В руке со спичкой он держал еще и ложку. Другой рукой и зубами надорвал пластиковый пакетик. Он узнал парня по голубой джинсовой куртке и облегченно вздохнул, а парень мгновенно застыл.
– Кто здесь? – Парень всматривался в темноту, торопливо пряча пакетик в карман.
Он кашлянул, шагнул к парню, так что спичка слегка осветила его.
– Remember me?[44]
Парень испуганно посмотрел на него:
– Я говорил с тобой возле вокзала. Дал тебе денег. Ты ведь Кристоффер, верно?
Кристоффер вытаращил глаза:
– Is that you?[45] Иностранец, который дал мне пять сотен? Господи! Ну да, голос я узнаю. Ой!.. – Кристоффер бросил спичку на пол, она погасла. В кромешной тьме голос его зазвучал ближе: – Не возражаешь разделить со мной хату, приятель?
– Можешь ночевать один. Я собирался уходить.
Снова чиркнула спичка.
– Лучше оставайся тут. Вдвоем теплее. Я имею в виду вот это. – Он вынул ложку, налил в нее что-то из маленькой бутылочки.
– Что это?
– Вода с аскорбиновой кислотой. – Кристоффер открыл пакетик, высыпал в ложку порошок, не уронив ни крупинки, потом ловко перехватил спичку другой рукой.
– Ловко у тебя получается, Кристоффер. – Он смотрел, как наркоман подставил спичку под ложку, достал из коробка еще одну и держал ее наготове.
– На Плате меня прозвали Твердая Рука.
– Понятно. Но я ухожу. Только давай поменяемся куртками, тогда ты, может, останешься к утру жив.
Кристоффер глянул на свою хилую джинсовую куртку, потом на его толстую, синюю.
– Господи, ты серьезно?
– Вполне.
– Черт, вот спасибо. Погоди, я сперва приму дозу. Подержишь спичку?
– Может, лучше шприц подержать?
Кристоффер покосился на него:
– Я, может, и зеленый совсем, но на это наркоманское старье меня не купишь! Держи спичку.
Он взял спичку.
Порошок растворился в воде, превратился в прозрачную бурую жидкость. Кристоффер положил в ложку ватный тампончик.
– Чтобы отцедить всякую дрянь, – пояснил он, не дожидаясь вопроса, сквозь вату высосал жидкость шприцем, поднес иглу к руке. – Видишь, кожа чистая. Следов почти что никаких. И вены толстые, хорошие. Чисто целина, все говорят. Но через несколько лет они будут желтые от гнойных болячек, как у них. И Твердой Рукой меня уже никто не назовет. Я это знаю и все равно продолжаю. Глупо, да?
Кристоффер болтал без умолку, встряхивая шприц, чтоб остыл; перетянул плечо жгутом и прицелился иглой в вену, синей змеей проступившую под кожей. Острие вошло в сосуд, и поршень втолкнул героин в кровь. Веки у парня опустились, рот полуоткрылся. Голова откинулась назад, взгляд уперся в подвешенный собачий труп.
Некоторое время он смотрел на Кристоффера. Потом отшвырнул горелую спичку и расстегнул молнию на своей синей куртке.
Когда Беата Лённ наконец дождалась ответа, она почти не слышала Харри по причине дисковерсии «Jingle Bells», фоном звучавшей в трубке. Тем не менее поняла, что он нетрезв. Не оттого, что запинался, совсем наоборот. Она рассказала о Халворсене.
– Тампонада сердца? – воскликнул Харри.
– Внутренние кровотечения наполняют кровью пространство вокруг сердца и мешают ему сокращаться как следует. Пришлось откачать много крови. Сейчас состояние стабилизировалось, но он по-прежнему в коме. Надо ждать. Я позвоню в случае чего.
– Спасибо. Как насчет других новостей?
– Хаген отправил Юна Карлсена и Теа Нильсен обратно в Эстгор, с двумя охранниками. Я поговорила с матерью Софии Михолеч. Она обещала сводить дочь к врачу.
– Хм. А что там с депешей Ветинститута, ну, про мясо в рвоте?
– Они предположили китайский ресторан, потому что, кроме как в Китае, такое нигде не едят.
– Что не едят?
– Собачину.
– Собачину? Погоди!
Музыка смолкла, зато послышались звуки уличного движения. Потом Харри снова заговорил:
– Так ведь, черт побери, в Норвегии собачину не подают.
– Нет, тут особый случай. Ветинститут сумел установить породу, и завтра я позвоню в Норвежский клуб собаководов. У них есть реестр всех чистопородных собак и их владельцев.
– Не вполне понимаю, чем это нам поможет. Собак-то в Норвегии наверняка сотни тысяч.