Глава 32Вторник, 22 декабря. Исход
На часах была уже половина седьмого, но в убойном отделе кипела работа.
Улу Ли Харри застал возле факса. Бросил взгляд на поступающее сообщение. Отправлено из Интерпола.
– Что происходит, Ула?
– Гуннар Хаген обзвонил всех и вызвал в отдел. Здесь поголовно все. Будем брать этого, который убил Халворсена.
В голосе Ли сквозила решимость, которая, как Харри подсказала интуиция, отражала настроение, царившее этим вечером на седьмом этаже.
Харри прошел к Скарре. Тот стоял у стола и быстро, громко говорил в телефон:
– Мы можем устроить тебе и твоим ребятам большие неприятности, очень большие, Аффе. Если ты не поможешь и не пошлешь своих на улицу, то мигом окажешься на первом месте в нашем разыскном списке. Ясно? Итак, хорват, среднего роста…
– Волосы светлые, собраны в хвостик, – сказал Харри.
Скарре поднял голову, кивнул начальнику.
– Волосы светлые, собраны в хвостик. Если что, сразу звони. – Он положил трубку. – Прямо как на войне, всех мобилизовали для участия в операции. Впервые вижу такое.
Харри хмыкнул.
– Есть что-нибудь насчет Юна Карлсена?
– Ничего. Правда, его подруга, Теа, сказала, что они договорились встретиться вечером в Концертном зале. У них места в ложе для почетных гостей.
Харри взглянул на часы.
– У Станкича еще полтора часа, чтобы сделать свое дело.
– Это как же?
– Я звонил в Концертный зал. Все билеты распроданы еще четыре недели назад, и без билета внутрь никого не впускают, даже в фойе. Иными словами, если Юн войдет в Концертный зал, он в безопасности. Позвони в «Теленор», узнай, работает ли сегодня Туркильсен и может ли он отследить мобильник Карлсена. Да, позаботься, чтобы возле Концертного зала было достаточно полицейских, с оружием и с ориентировкой. Потом позвони в канцелярию премьер-министра и предупреди насчет усиленных мер безопасности.
– Я? – Скарре опешил. – В… канцелярию премьер-министра?
– А то, – сказал Харри. – Ты же теперь большой мальчик.
У себя в кабинете Харри набрал один из шести телефонов, какие помнил наизусть.
Пять остальных были – телефон Сестрёныша, родительского дома в Уппсале, мобильника Халворсена, старый домашний номер Бьярне Мёллера и уже отключенный номер Эллен Йельтен.
– Ракель.
– Это я.
Он услышал, как она выдохнула:
– Я так и подумала.
– Почему?
– Потому что думала о тебе. – Она тихонько засмеялась. – Так-то вот. А что?
Харри зажмурился.
– Я мог бы завтра повидаться с Олегом. Я ведь обещал сказать когда.
– Отлично! Олег обрадуется. Ты заедешь за ним? – Чувствуя, что он медлит, она добавила: – Мы одни.
Харри и хотелось и не хотелось спросить, что она имеет в виду.
– Постараюсь быть около шести.
Как сообщил Клаус Туркильсен, мобильный Юна Карлсена находился где-то на восточной окраине Осло, в Хёугеруде или в Хёйбротене.
– Толку от этого, считай, никакого, – сказал Харри.
Примерно час он беспокойно ходил по комнатам, прислушивался к разговорам, потом надел куртку и сказал, что поедет в Концертный зал.
Незаконно припарковав машину в одной из улочек поблизости от Виктория-террасе, он прошел мимо Министерства иностранных дел, спустился по широкой лестнице на Руселёкквейен и свернул направо, к Концертному залу.
По большой открытой площадке перед стеклянным фасадом, съежившись от холода, спешили нарядно одетые люди. У подъезда стояли двое плечистых мужчин в черных пальто, с наушниками в ушах. А вдоль фасада на некотором расстоянии друг от друга шестеро полицейских в форме держали под наблюдением дрожащую публику, которая не привыкла видеть городскую полицию, вооруженную автоматами.
В одном из людей в форме Харри узнал Сиверта Фалькейда и подошел к нему:
– Я и не знал, что «Дельту» тоже подключили.
– Нас не вызывали, – сказал Фалькейд. – Я сам позвонил в оперчасть и спросил, нужна ли наша помощь. Он ведь был твоим напарником, верно?
Харри кивнул, достал из кармана пачку сигарет, предложил Фалькейду. Тот покачал головой.
– Юн Карлсен на появлялся пока?
– Нет, – ответил Фалькейд. – Когда подъедет премьер-министр, в почетную ложу мы всех подряд пускать не станем. – В эту минуту ко входу подкатили два черных автомобиля. – Кстати, вот и он.
Харри увидел, как премьер вышел из машины и его быстро препроводили к подъезду, а когда дверь открылась, успел заметить в проеме кое-кого из встречающих – широко улыбающегося Давида Экхоффа и далеко не радостную Теа Нильсен, причем оба были в форме Армии спасения.
Он закурил.
– Черт, ну и холодина, – сказал Фалькейд. – Ноги совершенно окоченели, голова тоже.
«Я тебе завидую», – подумал Харри и, докурив сигарету до половины, сказал:
– Он не придет.
– Похоже на то. Будем надеяться, что он еще не нашел Карлсена.
– Я имею в виду Карлсена. Он понял, что игре конец.
Фалькейд посмотрел на великана-следователя, которого считал подходящим кандидатом для «Дельты», пока до него не дошли слухи о злоупотреблении алкоголем и необузданном нраве.
– Какой игре? – спросил он.
– Долго рассказывать. Пойду в зал. Если Юн Карлсен все же появится, возьмите его под стражу.
– Карлсена? – Фалькейд аж растерялся. – А как же Станкич?
Харри бросил сигарету, которая зашипела в снегу и погасла, и медленно, будто обращаясь к самому себе, проговорил:
– Н-да… в самом деле, как же Станкич?
Он сидел в полумраке, поглаживая пальцами лежащее на коленях пальто. Из динамиков струились негромкие переборы арфы. Узкие лучи точечных ламп скользили по публике – вероятно, так предполагалось создать напряженное ожидание перед началом концерта.
По передним рядам пробежало движение, когда в зал вошла группа людей, человек десять – двенадцать. Некоторые порывались встать, однако тотчас послышался шепот, тихие голоса, и народ опять уселся. В этой стране явно не выказывали политикам подобных почестей. Вновь пришедших проводили к местам в трех рядах впереди него, которые пустовали на протяжении тех тридцати минут, что он сидел тут в ожидании.
Он приметил одного мужчину в штатском, с проводком возле уха, но полицейских в форме здесь не было. Количество полицейских снаружи опять-таки не вызывало тревоги. Он думал, их будет гораздо больше. Ведь Мартина сказала, что на концерте ожидают премьер-министра. С другой стороны, количество полицейских не имеет значения. Он же невидим. Еще более, чем обычно. Он удовлетворенно огляделся. Мужчин в смокингах много, не одна сотня. Ему уже представлялась неразбериха. И простой, но быстрый отход. Он побывал здесь накануне и наметил путь отступления. А напоследок, перед тем как войти сегодня в зал, проверил, что окна в мужском туалете не заперты. Простенькие окна легко открывались, были достаточно велики и располагались достаточно низко, чтобы в два счета вылезти на наружный карниз, а оттуда спрыгнуть вниз, на крышу одного из припаркованных автомобилей. Быстро надеть пальто и прямиком на оживленную Хокон-VII-гате, затем две минуты сорок секунд быстрым шагом – и он на перроне станции «Национальный театр», где с двадцатиминутным интервалом курсировали поезда, следующие в аэропорт. Он сядет на тот, что отходит в 20.19. Перед тем как уйти из туалета, он сунул в карман пиджака две таблетки дезодоранта.
У входа в зал пришлось снова предъявить билет. Он с улыбкой покачал головой, когда билетерша о чем-то спросила по-норвежски и кивнула на его пальто. Взглянув на билет, она указала ему место в ложе для почетных гостей, которая представляла собой просто четыре ряда в середине зала, отмеченные красной лентой. Мартина объяснила ему, где будут сидеть Юн Карлсен и его подруга Теа.
Вот они, наконец-то. Он посмотрел на часы. Шесть минут девятого. Зал погружен в полумрак, а свет со сцены слишком яркий, чтобы разглядеть лица гостей, но тут вдруг их осветил один из подвижных точечных прожекторов. Он лишь на секунду увидел бледное страдальческое лицо, однако не сомневался: эта женщина сидела на заднем сиденье автомобиля рядом с Юном Карлсеном, тогда, на Гётеборггата.
Похоже, впереди возникла какая-то заминка, но в конце концов все расселись по местам. Он стиснул под пальто рукоять револьвера. В барабане шесть патронов. Непривычное оружие, спуск потуже, чем у пистолета, однако он весь день тренировался и освоился с этой штукой.
Точно по мановению незримой руки, в зале воцарилась тишина.
Какой-то человек в мундире вышел вперед, судя по всему, приветствовал собравшихся и сказал что-то еще, побудившее зал встать. Он тоже встал, глядя на окружающих, которые молча склонили голову. Должно быть, кто-то умер. Потом человек в мундире произнес еще несколько слов, и все сели.
Затем наконец-то поднялся занавес.
Харри стоял в темноте за кулисой, глядя, как занавес скользит вверх. Свет рампы не позволял ему видеть публику, но она была там, дышала словно огромный зверь.
Дирижер взмахнул палочкой, и хор Ословского 3-го корпуса запел псалом, который Харри слышал в храме:
Стяг спасенья развевайся,
Священный поход начался.
– Извините, – послышалось за спиной.
Харри обернулся и увидел молодую женщину в очках и наушниках.
– Что вы здесь делаете? – спросила она.
– Полиция, – ответил Харри.
– Я помощник режиссера. Будьте добры, не стойте на дороге, вы мешаете.
– Я ищу Мартину Экхофф, – сказал Харри. – Она здесь?
– Она вон там. – Помреж кивнула на хор.
Харри тотчас увидел Мартину. Она стояла в заднем ряду, на самой верхней ступеньке, и пела с серьезным, чуть ли не страдальческим выражением на лице. Словно пела об утраченной любви, а не о борьбе и победе.
Рядом с ней Рикард. В отличие от Мартины на его губах играла блаженная улыбка. И лицо сейчас, когда он пел, было совсем другим. Ни следа замкнутости и робости, глаза у парня сияли, он, похоже, всей душой верил в то, о чем пел, верил, что весь мир вместе с ними будет служить во имя Господа делу милосердия и любви к ближнему.