Он думал только об одном: последняя возможность достать Юна Карлсена – как можно скорее покинуть зал.
Очутившись в фойе и услышав, как обитая дверь закрылась и музыка вмиг оборвалась, он тотчас замер. Девушка ушла недалеко. Стояла у колонны посреди фойе, с телефоном в руках, набирала сообщение. Двое мужчин в костюмах разговаривали у другой двери зала, а две гардеробщицы с отсутствующим видом сидели на стульях за стойкой. Он проверил: пальто по-прежнему укрывало револьвер – и уже хотел направиться к девушке, как вдруг услыхал справа топот бегущих ног. Повернулся и успел увидеть долговязого мужчину с лицом в красных жилках и широко раскрытыми глазами, который мчался прямо к нему. Харри Холе. Черт, время упущено, пальто помешает направить револьвер на полицейского. Он отпрянул к стене, когда рука полицейского схватила его за плечо, и совершенно растерялся, когда Холе рванул на себя дверь зала и исчез внутри.
Он уткнулся головой в стену, крепко зажмурился. А когда медленно выпрямился, увидел, что девушка, переминаясь с ноги на ногу, прижимает к уху телефон, а на лице у нее написано отчаяние. Он шагнул вперед, стал прямо перед ней, слегка отодвинул пальто, чтобы она увидела револьвер, и медленно, отчетливо произнес:
– Please come with me[58]. Или мне придется убить вас.
Он увидел, как ее глаза почернели, когда зрачки расширились от страха; телефон упал на пол.
Продолжая звонить, телефон с коротким стуком упал на рельсы. За мгновение до того, как увидел на дисплее номер Теа, он подумал, что звонит тот же, кто вчера вечером молчал в трубку. Это наверняка была женщина, хоть и не сказала ни слова, сейчас он уже не сомневался. Она, Рагнхильд. Стоп! В чем дело? Он сходит с ума? Надо сосредоточиться на дыхании. Ни в коем случае нельзя терять над собою контроль.
Он изо всех сил стиснул черную сумку, меж тем как к перрону подходил поезд.
Двери со вздохом скользнули в стороны, он вошел в вагон, поставил чемодан в багажную стойку, нашел свободное место.
Пустое кресло зияло, словно дыра от выбитого зуба. Харри всматривался в лица по обе стороны от этого кресла, но они были слишком старые, слишком молодые или не того пола. Вернувшись к первому креслу девятнадцатого ряда, он присел на корточки подле седовласого старика:
– Полиция. Мы…
– Что? – громко переспросил старик, поднеся ладонь к уху.
– Полиция, – тоже громко повторил Харри. Он заметил, что чуть впереди мужчина с проводком возле уха встрепенулся и заговорил, наклонясь к лацкану пиджака. – Мы ищем человека, который, по-видимому, сидел в середине этого ряда. Вы не видели, кто-нибудь выходил?
– Что?
Пожилая дама, судя по всему спутница старика, наклонилась к Харри:
– Он только что вышел. Из зала. Прямо посреди песни… – Последние слова она произнесла таким тоном, будто решила, что именно поэтому полиция его и разыскивает.
Харри бегом метнулся обратно к двери, распахнул ее, промчался через фойе и вниз по лестнице в вестибюль, к выходу. Увидел снаружи спину в форменной куртке и еще с лестницы крикнул:
– Фалькейд!
Сиверт Фалькейд обернулся, увидел Харри и открыл дверь.
– Вот только что тут не выходил мужчина?
Фалькейд покачал головой.
– Станкич в здании, – сказал Харри. – Поднимай тревогу.
Фалькейд кивнул, поднес ко рту лацкан куртки.
Харри поспешил назад, в фойе, заметил на полу маленький красный мобильник и спросил у гардеробщиц, не выходил ли кто из зала. Они посмотрели друг на друга и хором ответили «нет». Он спросил, есть ли другие выходы, кроме лестницы.
– Только запасный, – сказала одна.
– Да, но дверь там громко хлопает, мы бы слышали, – добавила другая.
Харри стал у дверей зала, скользнул взглядом слева направо, пытаясь прикинуть, как можно уйти. Если на сей раз Мартина сказала правду, то здесь в самом деле был Станкич? И немедля сообразил, что она не лгала. Сладкий запах еще висел в воздухе. Парень, на которого он едва не налетел у входа в зал. А еще сообразил, как он ушел.
Когда Харри распахнул дверь мужского туалета, навстречу хлынул ледяной воздух из открытого окна. Он прошел к окну, посмотрел вниз, на карниз и на парковку, хлопнул ладонью по подоконнику:
– Черт! Черт!
Какой-то звук в одной из туалетных кабинок.
– Алло! – окликнул Харри. – Кто здесь?
В ответ вода в писсуаре со злобным бульканьем ушла в сток.
И снова этот звук. Вроде всхлипа. Харри глянул на дверцы – на одной красный сигнал «занято». Он лег на пол и, увидев ноги в туфлях-лодочках, крикнул:
– Полиция! У вас все в порядке?
Всхлипывания смолкли.
– Он ушел? – спросил дрожащий женский голос.
– Кто?
– Он сказал, чтобы я сидела тут пятнадцать минут.
– Ушел.
Дверца открылась. Теа Нильсен сидела на полу, между унитазом и стеной, макияж растекся по лицу.
– Он грозил убить меня, если я не скажу, где Юн, – сквозь слезы проговорила она, будто просила прощения.
– И что вы ему сказали? – спросил Харри, помогая ей подняться и сесть на крышку унитаза.
Она захлопала глазами.
– Теа, что вы ему сказали?
– Юн прислал эсэмэску. – Отсутствующим взглядом она смотрела на стену туалета. – Написал, что его отец заболел и что вечером он улетает в Бангкок. Представляете? Именно сегодня вечером.
– В Бангкок? Вы сказали об этом Станкичу?
– Сегодня вечером мы должны были встречать премьер-министра. – По щеке Теа скатилась слезинка. – А он даже на мой звонок не ответил…
– Теа! Вы сказали Станкичу, что Юн вечером улетает?
Она кивнула, как лунатик, будто это совершенно ее не касалось.
Харри вышел в фойе, где Мартина и Рикард разговаривали с человеком, в котором он узнал одного из телохранителей премьер-министра.
– Отбой! – громко сказал Харри. – Станкича в здании уже нет!
Все трое обернулись к нему.
– Рикард, там ваша сестра, будьте добры, позаботьтесь о ней. А вас, Мартина, прошу со мной.
Не дожидаясь ответа, он подхватил девушку под руку, ей пришлось чуть ли не бежать вместе с ним по лестнице к выходу.
– Куда мы? – спросила она.
– В аэропорт.
– А я-то зачем?
– Будешь моими глазами, дорогая Мартина. Высмотришь для меня невидимку.
Он всматривался в свое отражение в окне вагона. Лоб, нос, щеки, рот, подбородок, глаза. Старался понять, в чем секрет. Но ничего особенного над красной шейной косынкой не углядел, только бесстрастное лицо, глаза да волосы, такие же черные на фоне стен туннеля между Центральным вокзалом и Лиллестрёмом, как ночь за окном.
Глава 33Вторник, 22 декабря. Самый короткий день
Ровно за две минуты тридцать восемь секунд Харри с Мартиной добежали от Концертного зала до перрона станции «Национальный театр», где еще через две минуты сели на скорый поезд, который шел в Лиллехаммер с остановкой на ословском Центральном вокзале и в аэропорту. Конечно, электричкой быстрее, зато ждать не пришлось. Они заняли последние два свободных места в вагоне, полном солдат, едущих домой на рождественскую побывку, и студенческих компаний в колпаках рождественских гномов, с пакетами вина.
– Что происходит? – спросила Мартина.
– Юн в бегах, – коротко ответил Харри.
– Он знает, что Станкич жив?
– Юн бежит не от Станкича, а от нас. Знает, что изобличен.
Мартина смотрела на него широко открытыми глазами:
– В чем изобличен?
– Толком не знаю, с чего начать.
Поезд подъехал к перрону Центрального вокзала. Харри выглянул наружу – ни следа Юна Карлсена.
– Началось с того, что Рагнхильд Гильструп предложила Юну два миллиона крон, чтобы он помог Гильструпам купить часть армейской недвижимости, – сказал он. – Юн отверг ее предложение, так как не верил, что она будет молчать. Однако же за ее спиной связался напрямую с Мадсом и Албертом Гильструпами. Потребовал пять миллионов и поставил условие: Рагнхильд не должна знать об этом. Они согласились.
Мартина открыла рот от изумления:
– Откуда тебе это известно?
– После смерти Рагнхильд Мадс Гильструп не выдержал, сломался. И решил разоблачить весь этот сговор. Он позвонил в полицию по номеру, указанному на визитной карточке Халворсена. Халворсен не ответил, но Мадс оставил сообщение на ответчике. И несколько часов назад я его прослушал. В частности, он говорит, что Юн потребовал заключить письменный договор.
– Юн любит порядок, – тихо сказала Мартина.
Поезд отошел от станции, мимо дома начальника вокзала, покатил по серым восточным районам, мимо задних дворов, разбитых велосипедов, бельевых сушилок с пустыми веревками, закопченных окон.
– Но при чем здесь Станкич? – спросила Мартина. – Кто заказал Юна? Мадс Гильструп?
– Нет.
Поезд нырнул в черное ничто туннеля, и в темноте голос ее был едва внятен за перестуком колес:
– Рикард? Только не говори, что Рикард…
– Почему ты решила, что это Рикард?
– В ту ночь, когда Юн меня изнасиловал, именно Рикард нашел меня в уборной. Я сказала, что споткнулась впотьмах и упала, но видела, что он не поверил. Он помог мне добраться до кровати, никого не разбудив. И хотя он никогда ничего не говорил, меня не оставляло ощущение, что он видел Юна и понял, что произошло.
– Хм, вот, значит, почему он так тебя защищает. Видно, любит по-настоящему.
Она кивнула.
– Наверно, потому-то я… – И осеклась.
– Да?
– Потому я и не хочу, чтобы заказчиком оказался он.
– Ну что ж, твое желание исполнено. – Харри посмотрел на часы. Через пятнадцать минут они будут в аэропорту.
Мартина в смятении взглянула на него:
– Ты… ты ведь не хочешь сказать…
– Что?
– Ты не хочешь сказать, что отец знал об изнасиловании? И что он… он…
– Нет, твой отец здесь ни при чем. Убийство Юна Карлсена заказал…
Внезапно поезд вынырнул из туннеля – черное звездное небо раскинулось над белой сверкающей землей.