Заведующим всем с/хозяйством был назначен вольнонаемный агроном, человек, хорошо знающий свое дело и знакомый с климатическими условиями Казахстана.
Заведующий парниково-тепличным хозяйством немедленно приступил к работе по созданию парников и посеву капусты и других культур. Мне был выделен земельный участок в размере 75 га.
Так как никто из нас с поливом знаком не был, пришлось сесть за учебу поливного земледелия.
К моменту посадки в поле капустной рассады мы уже были теоретически знакомы с поливом, так что в период посадки работа у нас пошла полным ходом. Основными культурами были капуста и картофель. С выводом капустной рассады в парники запоздали, поэтому запоздали и с высадкой в поле рассады, так что в 1949 году в поле не получилось ни одного кочана.
К нашему сожалению и стыду, бригадиру (профессору) не работалось спокойно. Он забыл, что он каторжанин с 25-летним сроком, и стал вести разные интриги против вольнонаемного агронома, подбивая к этому заключенных агрономов.
Залез в доверие администрации лагеря. Ему выделили лошадь для объезда участков, иногда в сопровождении офицера или надзирателя.
Стал требовать от участковых агрономов, чтобы они ему отдавали рапорт.
Конечно, никто ему рапорт не отдавал.
Администрации лагеря доносил разные кляузы. Дошел до такого нахальства, что отстранил от работы трех хороших агрономов.
Однажды, беседуя с ним, я обратил внимание на недостатки в его поведении: что он заключенный в лагере еще только два года и говорит о какой-то корпорации, а я уже в лагере 8 лет и знаю, что в лагере никаких корпораций не должно быть, тут есть одни заключенные, отщепенцы общества. Если администрации лагеря вздумается поставить во главе нашей «корпорации» уголовника, отбывшего в лагере два десятка лет, мы все ему будем подчиняться. Таков закон лагеря…
Его бригадирство вскоре было закончено, и он был лишен всех лагерных привилегий.
В прошлых лагерях ежевечерне созывались производственные совещания с участием агрономов, десятников, бригадиров и даже работяг для обсуждения итогов дневных работ и задач на следующий день. Здесь администрация считала ниже своего достоинства обсуждать план работ совместно с заключенными, из-за чего иногда рабочей силы представлялось с излишком. Были дни, когда на уборку одного гектара картофеля выгоняли по 650 человек, благо, что здесь заключенные работали бесплатно, а иногда дополнительно к пайке хлеба выдавали 50–100 г хлеба.
Из-за такого порядка некоторые агрокультуры за весь летний сезон ни разу не пропалывались, не рыхлились и не поливались, такие участки заросли травой, и урожай был очень низкий.
В 1950 году работа в поле шла более организованно, чем в предыдущем.
Парниково-тепличное хозяйство было расширено, посевы для получения рассады капусты и помидоров были произведены вовремя. Агрономический персонал, бригадиры и прочие работники уже имели опыт в поливе, так что работать стало легче, и если в 1949 году не получили с поля ни одного кочана капусты, то в 1950 году отдельные кочаны достигали 10–12 кг, а часть помидоров снимали в зрелом виде.
В этом году к каждому участку был прикреплен офицер, как посредник между производителем-агрономом и начальником конвоя, но это было лишь формально, а по существу прикрепленный офицер никакого влияния на начальника конвоя не имел.
Мы лучше смогли договариваться с начальником конвоя по производственным вопросам, чем прикрепленный офицер.
Однажды во время посадки капусты пришел начальник отделения, подполковник М. В это время где-то прорвалась вода и к нам для полива не поступала. Я обратился к подполковнику, чтобы он сказал начальнику конвоя послать человека исправить ороситель. Но подполковник, ничего не говоря начальнику конвоя, повернулся и ушел с производства.
Стоило с поля уйти подполковнику, как начальник конвоя разрешил мне послать человека, и ороситель исправили.
Это был не единичный случай. Если начальник конвоя не шел навстречу подполковнику, то о лейтенантах и говорить нечего.
Я однажды спросил начальника конвоя:
– Почему вы офицеру не разрешаете проводить необходимые мероприятия?
– Офицеру пойдешь навстречу, думая, что это общее дело, нарушения устава войсковой службы нет, работа идет на открытой местности, все видно, кругом расставлены часовые. А потом этот же офицер на общем воинском собрании выступает, что начальник конвоя потворствует заключенным, и за хорошее дело ты получаешь 3–5 суток карцера.
В процессе с/хозяйственных работ, особенно весенних, очень много было неприятностей, так что непонятно, как можно было выносить все это.
Если в 1949 году в отделении был вольнонаемный агроном, то в 1950 году его не было, а прикрепленные к участкам офицеры в с/хозяйстве ничего не понимали.
Ты делаешь общенародное дело, стараешься сделать так, чтобы было лучше, а от конвоя и надзирателей слышишь в порядке упрека: «Вас сюда пригнали не капусту, не картофель и не помидоры выращивать, а срок отбывать!»
Грустно и горько было слышать такие слова от Советских граждан.
Самое грустное и тягостное было утром при выходе на работу за зону. Выходишь за ворота, конвой принимает по списку бригады. Бригада принята, объявляют: «Идти строем, из рядов не выходить, не наклоняться, с земли ничего не поднимать, руки держать на спине. Шаг влево, шаг вправо, конвой стреляет без предупреждения!»
По бокам бригады стоят солдаты с заряженными автоматами, а на пригорке с обеих сторон поставлены пулеметы в боевой готовности.
В процессе весенней посадочной в течение рабочего дня не раз на поле приходит высшее начальство, и только от него и слышишь: «Давай! Давай!»
Объясняешь, что в соответствии с количеством рабочей силы на производстве можно дать 2,5–3 га для дневной нормы, а сверх нормы – 10–12 %.
А от начальства слышишь: «Иди ты к черту со своей нормой! Вот суток на 5 посадим тебя в изолятор, тогда будешь знать, что такое твоя норма!»
Что же хорошего ждать от тюремщиков? На то они и тюремщики…
В северных лагерях со стороны лагерного начальства к заключенным было отношение человеческое…
В одну июньскую ночь выпал обильный теплый дождь: лил всю ночь. Насос для полива к этому времени не был установлен. Я своему старшему агроному предложил произвести посадку капустной рассады во влажную почву, без полива, он со мной согласился.
Воспользовавшись благами природы, мы в этот день посадили 5,5 га.
Зная, что в ближайшие 3–4 дня воды не будет, и боясь, чтобы наша посадка не погибла, на следующий день мы из зоны взяли с собой несколько деревянных ведер и гончарных горшков.
Пришли в поле, расставили людей: одних с ведрами для подноски воды, других с горшочками для полива воды под каждое растение, третьих подсыпать землю на политую площадь под растениями, чтобы дольше сохранилась влага.
Работа шла хорошо, думал, к концу рабочего дня всю эту площадь обработаем, а через пару-тройку дней поставят мотор, и тогда основательно польем всю площадь.
В процессе к нам пришел начальник отделения подполковник М. Спрашивает: «Что делаете?»
Я ему рассказал о процессе работ. После этого он с прикрепленным офицером Ц. пошел осматривать вчерашнюю посадку рассады. Что они говорили между собой, неизвестно, но когда вернулся офицер Ц., то от имени подполковника М. приказал бригады с этой работы снять и перевести на посадку капустной рассады без полива.
Я сказал офицеру Ц., что без подлива воды под капусту мы можем погубить всю вчерашнюю посадку на 5,5 га.
Это распоряжение было просто-напросто вредительское. Я получил ответ: «Не твое дело обсуждать распоряжение подполковника, тебе дано распоряжение, и ты его выполняй!»
Ну нет! Хотя я и заключенный, этого вредительского распоряжения выполнять не буду и подсобником вредительства быть не хочу!
Бригады с полива снял, перевел на участок, где должна производиться посадка капустной рассады. Воды нет. Я сел, и сели члены бригады, к работе не приступаем.
Офицер мне говорит:
– Что не приступаете к работе?
– Нет воды! Вода будет, к работе приступим.
– Пойдешь в изолятор!
– Ну что ж, пойду, но без воды к посадке не приступлю! А если хотите производить посадку без воды, то вот вам бригады, ими и командуйте!
Часа через три пошла вода, и бригады приступили к работе. В этот день со всеми проволочками мы сделали мало, не то что вчера.
На другой день на работу пришли сюда же. Воды нет, к работе не приступаем, бригады сидят. Офицер Ц. нервничает, наверное, ему попало от подполковника М., что за вчерашний день мало сделали.
Когда бригады сидели, на производство пришли два офицера из охраны для проверки конвоя. Видя, что бригады сидят, они удивились и спрашивают офицера, почему народ не работает.
Он говорит:
– Старик отказывается работать.
– Почему?
– Подполковник М. дал мне распоряжение капустную рассаду садить в сухую землю без полива, а старик не хочет без полива садить.
Офицеры в один голос ему ответили: «Старик прав, кто же садит рассаду в сухую землю, да еще в такую жару! У тебя есть письменное распоряжение на это подполковника М.? А то он откажется от своего словесного распоряжения…»
Тогда я офицеру Ц. вторично говорю: «Вот вам бригады, и вы с ними выполняйте распоряжение подполковника М., а я сяду и не буду принимать участия в этом вредительском деле.
Через пару часов вода пошла, мы приступили к работе, и работа закипела. Надо сказать, что, несмотря на то, что заключенные работали бесплатно, они трудились не за страх, а на совесть, в каждом чувствовался советский гражданский долг.
В тот же день на производство приехал начальник совхоза капитан К., я ему доложил обо всем. Он мои действия одобрил, а что за мои правильные действия мне придется сидеть в изоляторе, ничего не поделаешь, потому что подполковник выше его…
Я работал на овощехранилище руководителем всеми работами: переборка картофеля, квашение капусты, засолка огурцов и помидоров и т. д.