Народу работало много, около 650 человек. С такой оравой не так легко было справляться: часть людей работала добросовестно, а часть из-под палки, никакой заинтересованности в работе у заключенных не было, за всякой мелочью в работе трудно было усмотреть.
Однажды на производство во время работы пришел начальник отделения подполковник М. в сопровождении группы офицеров.
Слышу, подают команду: «Агроном, кончай работу!» Я подал команду бригадирам.
Работу кончили, мы собрались в одном месте и не знаем, в чем дело. Самая горячая пора в работе, и вдруг бросать!
Среди заключенных пошли разные пересуды, некоторые толкуют:
– Наверное, Сталин дал обещанную амнистию? Он же обещал с победой над немецким фашизмом ее дать Советскому народу?
Вдруг слышу зычный голос подполковника М.:
– Агроном, сюда!
Подполковник в руке держит кочешок капусты весом в 150–200 г и неистово кричит:
– Вот, смотри, капусту бросают в отходы! Где твои глаза!
– Виноват, гражданин подполковник, разве за всеми усмотришь? Их ведь здесь работает 650 человек!
После моих слов он еще больше разъярился и кричит:
– С работы снять! Посадить на 5 суток в изолятор!
После этих слов во мне вскипело гражданское советское мужество. Если весной он сорвал полив капусты, и мы недобрали немало тонн урожая, а он не понес никакой ответственности, то за эти несчастные 150 г я должен сидеть в изоляторе?
На миг я забыл, что я бессловесный человек и имею право лишь слушать, а не говорить. И подполковнику говорю: «Большое вам спасибо, гражданин подполковник, работаю в течение всего года, и работаю добросовестно, но бесплатно! За пять суток изолятора в особенности вам приношу благодарность! Я в лагере пробыл 9 лет, и ни одного дня еще не сидел в изоляторе. Какой же я арестант, если не сидел в изоляторе? Я годы сижу ни за что, а вы меня хотите напугать пятью сутками изолятора? Спасибо вам!»
До глубины души мне было обидно. Я не знал, имеет ли право заключенный обижаться на начальство, если начальство его сажает ни за что в изолятор?
Впрочем, меня ни за что посадили на 15 лет, и я не должен был никому говорить, что я сижу ни за что! Это, с точки зрения оперуполномоченного, являлось пропагандой против Советской власти, потому что в Советском Союзе ни за что в лагерях и тюрьмах не сидят.
Как ты ни работай, как ты ни старайся, все равно тюремное начальство в тебе видит лишь презренного врага общества…
На другой день, воскресным утром, в барак пришел надзиратель, забрал меня и повел в изолятор, но не на 5, а только на 3 суток. Что из себя представляет изолятор, я здесь описывать не стану, а скажу лишь несколько слов – это сырое, мрачное помещение с маленьким светом. Нас поместили 6 человек в одну маленькую душную комнату. Спали на голом земляном полу, хлеба давали 300 г на день, горячая пища полагалась через двое суток в третьи, курить не разрешалось…
В этом помещении я просидел трое суток и снова вышел на работу в овощехранилище.
Через некоторое время на овощехранилище приходит подполковник М. Я с ним обошел все объекты работ. Подходим к бурту сложенной свеклы, она согрелась, горит.
Подполковник, видя, что свекла горит, довольно тихо обращается ко мне:
– Почему свекла горит?
– Надо было ее перебрать.
– Почему же не перебрали?
– Меня 3 дня на работе не было.
– А где же был?
– В изоляторе сидел…
На это он мне ничего не ответил.
Находясь в лагере, нельзя забывать ни на минуту, что ты заключенный, «государственно-важный преступник», и что тобой имеет право помыкать любой надзиратель, солдат и вольнонаемный служащий, независимо от того, на какой работе ты находишься…
45. Нашивка номеров
В 1950 году пришла серьезная новость, какой в лагерях Советского Союза еще не бывало. Нам объявили, что каждому заключенному дадут личный номер. И дали…
Номера нашили на спине бушлата, телогрейки, гимнастерки и левой стороне брюк.
Для нашивки номеров в этих местах делали вырезку и нашивали тряпки с номерами (такие номера я видел в кинокартине «Болотные солдаты»[93]).
Вырезка делалась на случай, если заключенный вздумает продать бушлат, телогрейку или брюки, он этого сделать не может, так как под снятым номером окажется дыра.
Сколько было испорчено государственного добра для такого абсурдного мероприятия?
Однажды на производстве ко мне подошел офицер и с удивлением спросил:
– Что это у вас за номера нашиты?
Я говорю:
– Вам лучше знать.
А он:
– Не пойму: строим Социализм, а тут лагеря, да еще с номерами…
На это я с ответом воздержался.
В августе одним вечером мне сообщили, чтобы я завтра на работу не ходил, меня вызывает оперуполномоченный.
На следующий день часов в 11 прихожу в указанный мне кабинет.
Вхожу в кабинет опера, там сидит молодой офицер.
Назвал свою фамилию. Он мне предложил сесть. Я сел.
– За что сидите?
– Я считаю, что ваш вопрос неправилен. Я сижу ни за что. Вы спросите, по какой статье меня судили, я вам отвечу.
– Как же ни за что, когда вам дали 15 лет!
– Лес рубят, щепки летят!
– Да ведь очень велики щепки-то?
– Позвольте мне ответить на это словами следователя, ведшего мое дело. Когда я ему сказал: «Вы, гражданин следователь, не верите в то, что мне предъявляете», он ответил: «Эх, разве вы не знаете, что ваши товарищи, с которыми вы работали на КВЖД, все арестованы?»
Тогда офицер в повышенном тоне сказал:
– Идите!
46. Новое правление
В 1951 г. наше отделение перевели в самостоятельный лагерь[94].
Приехало новое начальство во главе с генералом[95].
В это время в лагере было плохо с питанием, народ сильно отощал.
Начальник лагеря поехал в Караганду и с хозяйственными организациями заключил договора на поставку им кирпича.
Разработали карьер для добычи глины, соорудили несколько печей для обжига сырца кирпича; работа закипела.
Рабочим, работающим на изготовлении кирпича, была увеличена пайка хлеба; кроме этого, всем заключенным ежедневно выдавали по 400 г картофеля. Народ ожил, стал чувствовать себя веселее.
Весной того же года нам сообщили, что за зону на полевые работы мужики ходить не будут.
Для нас это было неплохо. Мы избавились от хождения солдат по пятам и от окрика «шаг вправо, шаг влево, стреляю без предупреждения!».
Вместо этой работы мои товарищи мне предложили работать в парниково-тепличном хозяйстве.
47. Работа на парниках
Мне выделили участок, и мы приступили к рытью котлованов и устройству парников.
Произвели набивку парников навозом, засыпали землей, засеяли капустой и помидорами; получили капустную и помидорную рассаду в первом рамообороте; а во втором рамообороте засеяли огурцы и посадили томаты и другие культуры.
На моем участке было заложено 1450 парниковых рам, а всего было заложено на двух участках около 4900 рам.
Вся эта довольно нелегкая работа была проделана руками стариков-инвалидов[96] за дополнительные 50 г хлеба.
Надо сказать, что старики-инвалиды работали честно и добросовестно; в большинстве своем это были люди, которые всю свою скромную жизнь трудились и лишь по злой воле врагов народа были лишены права на труд…
Однажды на парники пришел начальник санчасти, полковник. Осмотрел все парниково-тепличное хозяйство; наша работа ему понравилась, но он все же предъявил претензии:
– А почему у вас ни в зоне, ни в парниках нигде нет цветов? Надо вам заниматься и цветоводством. Тогда было бы и в зоне красивее…
Надо сказать, что предъявленная претензия была правильная.
Мы ответили, что в 1949 году у нас во всех трех зонах были посажены цветы и заключенные с охотой занимались посевом и уходом за цветами.
В осеннее время было собрано большое количество семян разных цветов. Полагали, что в 1950 году они вновь будут высеяны, но, к нашему стыду и удивлению, весной 1950 года лагерное начальство запретило заниматься цветоводством, мотивируя тем, что цветы являются распространителем туберкулеза!
И вот в зоне теперь вы не найдете ни одного цветочка.
Начальник санчасти нас выслушал, иронически усмехнулся и ушел.
И лишь с весны 1952 года вновь стали заниматься цветоводством во всех зонах. У каждого барака были посеяны и посажены цветы. И как было приятно на них смотреть, и никакой туберкулез от них не прогрессировал.
В парниково-тепличном хозяйстве мы выращивали год от года добротную рассаду свыше 2 000 000 шт. в первом рамообороте.
Во втором рамообороте выращивали в большом количестве рассаду огурцов, помидоров, арбузов, дынь и других культур.
К Первому мая в теплицах старались вырастить огурцы и помидоры, в парниках редис, зеленый лук, укроп, салат.
За выращенную продукцию с потребителя получали деньги в соответствии с существующими государственными ценами, а за рассаду, отпускаемую некоторым хозяйствам, нам за наш труд не платили.
Надо сказать, мы на это не сетовали, нас прежде всего интересовала работа, мы жили и радовались продукту своего труда. Из года в год старались всеми нам доступными силами дать вовремя добротную рассаду, чтобы в поле получить большую урожайность.
В летнее время нам было отрадно смотреть на результат своего труда, ухаживать за выращиванием рассады и беречь все это от неприятных климатических условий.
Старались вывести сорта, которые по своим сортовым качествам урожайности и вегетационному периоду были лучше, чем имеющиеся. В частности, мной был выведен сорт помидоров «Спасская красавица»[97], который по своим качествам урожайности был выше, чем сорта помидоров, культивируемые в данном хозяйстве.