Моя жена, дочь, мать, сестры не менее моего претерпели унижений и оскорблений…
Мать не вынесла этой незаслуженной горести и скончалась[102], не дождавшись своего сына…
Жена и дочь были вынуждены жить в одной квартире со стукачами-бериевцами, которые в течение всего этого периода продолжали играть свою гнусную роль…
В течение этих злосчастных 14 лет мною было написано 18 жалоб[103], и на имя кого только я их не писал; в них сколько было слезных просьб и жалоб на судебную несправедливость…
Надо прямо сказать, что правительственные «сатрапы» к этим жалобам были глухи. Все эти чиновники ходили под крылышком Культа Личности и его главного сатрапа Берии…
Каждый из них дорожил своим привилегированным положением, в силу этого они были далеки от нужд и горести народных масс, а если уж давали ответы на ту или иную жалобу, то их ответы были стереотипны и напоминали ответы бывших царских чиновников…
Для наглядности приведу два ответа Главной Военной прокуратуры Красной армии.
Первый ответ – от 27 января 1943 года № Н-42.
Гр-ке Кузнецовой Е.А.
г. Горький, ул. М. Горького, дом № 45, кв. 8
«Сообщаю, что Ваша жалоба по делу Кузнецова С.И. рассмотрена, и так как оснований к пересмотру приговора по его делу не имеется, Ваша жалоба оставлена без удовлетворения.
Вот еще ответ на жалобу моей матери:
От Главной Военной прокуратуры 4 марта 1943 года № 15974-41 г-ке Кузнецовой Евдокии Кузьминичне.
г. Горький, ул. М. Горького, дом № 45, кв. 8
«Сообщаю, что повторно поданные Вами жалобы по делу сына Кузнецова Степана Ивановича Главной Военной Прокуратурой Красной армии рассмотрены и оставлены без удовлетворения, за отсутствием оснований к пересмотру его дела.
Ряд ответов на мои жалобы были получены через лагерь, но большее количество их осталось без ответа.
Не раз товарищи по несчастью говорили мне: «Что ты пишешь, кому пишешь? Все равно толку не будет!» Да, они были правы…
Надо сказать, что, должно быть, я очень верил в справедливость наших высших органов и людей, возглавляющих их…
Я не мог допустить, чтобы в Советском Союзе торжествовала несправедливость! В особенности в судебных органах и прокуратуре, которые были призваны к соблюдению революционной законности.
Кто мог думать, что это все делается в угоду Культа Личности, и кто мог предполагать, что правая рука Главы Правительства, партии, является матерым шпионом иностранной разведки в лице Берии и что везде и всюду сидели пособники их гнусных дел, а если кто и знал, то молчал, боясь потерять свои насиженные тепленькие места и свою шкуру…
Итак, они творили свои гнусные, мерзкие дела до марта 1953 года, и только со смертью Сталина раскрылась вся их гнусность, и они за все это понести должное возмездие.
5 мая спал плохо от разных в голове засевших дум…
Вышел из барака, на улице ярко светило солнце, небо чистое, нет ни облачка.
Принесли завтрак, есть не хочется. Собрал свой скарб, заложил в рюкзак, приготовился, жду сигнала на выход к вахте, а сигнала все нет и нет…
Товарищи по совместной работе собрались идти на парники. Прощаюсь с ними с пожеланием скорого освобождения.
Наконец подали команду: «Освобождающиеся, выходи!»
Забираю свои вещи, иду к вахте, там машин еще нет. У вахты собралось много народа: это пришли проводить нас товарищи, настроение у тех и других грустно-радостное.
Скоро покину эту злосчастную зону. В этой зоне я пробыл 6 лет. За эти годы много пришлось перетерпеть разных невзгод и человеческих унижений. Не раз приходилось слышать из уст надзирателей, что здесь мы и оставим свои кости. Но этого не случилось…
Машин все нет.
Последний раз пошел на парники проститься с товарищами по несчастью и работе. Ведь я здесь проработал 6 лет, за это время немало было вложено в хозяйство и моего труда, сколько было переживаний и невзгод.
На бывшем пустыре были выстроены 18 теплиц и 4500 парниковых рам.
Из года в год давали повышенные урожаи. На поля давали высокого качества рассаду в количестве около 2 000 000 шт.
Я вывел сорт помидоров под названием «Спасская красавица», который по урожайности и крупности превышал все сорта, культивируемые в данном хозяйстве.
Мы здесь работали не за страх, а на совесть.
Рабочий коллектив болел за свое производство, переживая за невзгоды и радуясь своим и общим успехам.
Я приведу один случай. Это было в 1953 году, в ночь с 10 на 11 мая был заморозок в –7–8 градусов, парники закрыты были рамами, а сверху матами. Где рассада была накрыта одними рамами или одними матами, она замерзла.
Сообщили в управление, оттуда пришла комиссия, о гибели рассады составили акт и тем дело кончили. Форма соблюдена, акт составлен, виновных нет.
Нам было очень жаль гибели рассады, в гибели рассады мы видели гибель нашего труда, а труда было заложено немало…
Мы стали искать выход для ее спасения и нашли.
На день парники оставили закрытыми, не давая проникновения к рассаде дневного света. Рассада стала постепенно отходить, и к вечеру она приняла нормальный вид.
И вот люди, имеющие сроки в 10–25 лет, имеющие звание «фашисты», радовались этому, словно маленькие дети, получившие к празднику игрушку. Мы все радовались, что заложенный в рассаду труд не погиб.
В следующую ночь вновь ударил мороз, снова рассада замерзла, но мы уже имели опыт, не горевали и даже не вызывали комиссию, а последовали предыдущему опыту и спасли свою рассаду.
Невольно напрашивается вопрос: почему люди, лишенные всех человеческих и гражданских прав, так сильно беспокоятся об этом, когда для этого есть администрация?
Нет, здесь в каждом заключенном говорил Советский гражданин. Он является неотъемлемой частью советских граждан. Он лишь по проискам врагов народа сюда заключен, и рано или поздно он вновь вступит в ряды Советских граждан.
Конечно, надзор, охрана и администрация этого не понимали, да и не могли понять, как это так, что человек осужден якобы за важное государственное преступление, а он из кожи вон лезет и бьется за получение высокого урожая, да еще без оплаты труда.
Не раз и не два были такие случаи. В весеннее время на парниках работы очень много, каждый час дорог. Утро, солнце уже поднялось высоко, спешим на парники, надо снять с рам маты и поднять рамы, а то рассада вытянется и погибнет.
Идем к воротам, просим пропустить нас на парники. Парники и теплицы в общей загороженной и охраняемой часовыми зоне.
И вот на нашу просьбу получаем ответ: «Что вы беспокоитесь! Пусть администрация беспокоится! Вас сюда пригнали срок отбывать, а не рассаду выращивать!»
Вот вам ответ. А ведь эти люди именовали себя Советскими гражданами и гордились, что они в органах работают десятки лет.
Однажды был такой случай. В зоне во всех бараках идет шмон, на парники нас не выпускают. Наш старший не раз ходил на вахту к дежурному и просил выпустить хоть часть рабочих снять маты и поднять рамы с теплиц и парников, но все просьбы были бесполезны. С вахты звонили в управление к дежурному офицеру, но также безрезультатно.
В этой же зоне находился барак, в котором помещались одни каторжане, и они оказались куда лучше всех этих чиновников, сидящих на государственной шее. Вот эти каторжане по своей инициативе вышли, сняли маты и подняли рамы.
Отсюда вытекает, что для заключенных было дороже спасти будущий урожай, чем для администрации и надзора.
Таких примеров можно было бы привести бесчисленное множество, но я полагаю, что и этих достаточно. Такое безобразие творилось до 1953 г. С 1953 года, после смерти Сталина и разоблачения Берии, на парники и теплицы нас выпускали беспрепятственно.
Долгожданные машины подошли к воротам зоны.
Сердце забилось сильнее. Наконец увижу и основательно почувствую долгожданную свободу, я ее ждал 14 лет и наконец дождался.
Простились с провожающими нас товарищами по несчастью, с которыми в этом лагере прожили 6 годков.
До 1953 года никто из нас не думал, что из Спасска кому-либо удастся выйти на свободу, а если и удастся, то он затеряется в степях Казахстана.
От администрации и надзорной службы не раз приходилось слышать: «Раз сюда попали, то отсюда вам не выбраться».
Несмотря на все эти вражеские угрозы и предсказания, мы не покладая рук до последнего дня пребывания в лагере добросовестно и честно трудились на благо своей социалистической родины, считая себя неотъемлемой частью советских людей.
Нас стали пропускать в ворота зоны по спискам, но уже спрашивали только фамилию, имя, отчество, не спрашивая срок, начало и конец срока, статьи и пункты.
Вышли за зону, погрузились в автомашины.
53. Еду на свободу
Как-то еще не верилось, что мы покинули эту злосчастную зону, где нам неоднократно сулили здесь похоронить свои кости. Да так, вероятно, и было бы, если бы не умер Сталин и если бы Центральный комитет КПСС не разоблачил Берию как матерого врага Коммунистической партии и Советского народа.
Наши машины направились в Караганду через Джумабек, где мы проходили в зимнюю темную ночь шесть лет назад.
В Джумабеке меня встретили два моих друга: врач и наш старший агроном, с которыми мы проработали в течение шести лет, перенося все тяжести и невзгоды лагерной жизни.
Наша машина прибыла в Караганду около 11 часов дня. Сделали остановку около милиции, где нам выдали паспорта[104], паспорта были с некоторыми гражданскими дефектами.
Затем нас отвезли на вокзал, купили для каждого по ж.-д. билету и раздали на руки.