– Сильвия, знаешь, есть такая притча про двух лягушек, упавших в сосуды со сметаной. Одна сказала, что это конец, подняла лапки и утонула. А вторая стала барахтаться изо всех сил, взбила масло и опираясь на комок, выскочила на свободу. Мы будем взбивать масло! Если лошади пали, значит, пойдем пешком! У нас есть ноги, есть руки, есть желание жить! У тебя есть такое желание?
Подруга смотрела на меня с немного странной улыбкой. Я восприняла это как сомнение и твердо пообещала:
– Мы дойдем! Не смей сомневаться! Дойдем вопреки всем трудностям!
Эх, мне бы впереди народных масс да в светлое будущее с таким энтузиазмом! Что там ДнепроГЭС или еще какая стройка века, сейчас мне была по плечу дорога на Луну пешком. Вот только проведаю дома Федьку с Вятичем и прямиком на спутницу Земли. Надо же, как бывает полезно остаться в степи без ничего. Когда жить захочется, откуда и энтузиазм берется?
– Конечно, мы дойдем.
– Ага, я сейчас только сниму все с Джейхун.
Я отправилась к своей кобыле, но не столько для того, чтобы действительно снять с нее нужные вещи, сколько чтобы скрыть слезы. Мне очень хотелось плакать, но совсем не хотелось, чтобы Сильвия это видела. Именно поэтому я возилась вокруг убитой кобылы так долго, а когда обернулась назад, то обомлела…
Ноги с трудом принесли меня обратно. На том самом месте, где я несколько минут назад оставила Сильвию, сидел… Вятич! Сидел и спокойно смотрел на меня.
Я помотала головой, но видение не исчезло. Мой муж, который должен быть далеко-далеко в Новгороде, находился прямо передо мной. Ноги перестали меня держать, и я тихонько сползла на землю напротив Вятича. Я чуть не задала совершенно идиотский вопрос: «А где Сильвия?» – но рот, открывшись, не выдал ни звука, однако распахнутым остался. Рядом с Вятичем на земле лежали доспехи моей буйной подруги.
Я закрыла глаза, потом открыла, все еще не в силах поверить в превращение, но Вятич никуда не делся. Наверное, я слишком долго беззвучно разевала рот, не в состоянии осознать произошедшее, Вятич даже пришел на помощь:
– Ну, ты, наконец, спросишь, где Сильвия, или уже догадалась?
– Ты… ты…
– Я, Настя, я.
– Я убью тебя! – Я набросилась на него почти с кулаками.
– Узнаю свою буйную женушку. Пожалей хоть до людей, одна же в степи останешься! – хохотал мой муж. – Поцеловала бы сначала, что ли?
Я пришла в себя не скоро, обнаружить вместо подруги, с которой столько всего пройдено и пережито, собственного супруга, который все это время должен был сидеть с сыном в Новгороде… Такое могла выдержать не всякая психика. Моя выдержала с трудом при помощи самого распространенного и действенного женского средства. Нет, не скандала, а рева.
Вятич держал меня в объятиях, а я ревела. Долго и как-то вкусно, со слезами выплескивая все накопившееся за многие годы. Я в тринадцатом веке десять лет, бывало всякое, и счастливое, и по-настоящему страшное, но я не позволяла себе плакать, а сейчас плакала. И муж не осуждал, он гладил меня по голове, как маленькую, и уговаривал:
– Ну, ну, выплачься, полегчает…
Когда, наконец, вздрагивания моих плеч прекратились и осталось только звучное шмыганье носом, я сумела поинтересоваться:
– Зачем ты это сделал?
– А что я должен был делать, наблюдать, как тебя насилуют, продают на невольничьем рынке, убивают? Что?
Я вспомнила эффектную Сильвию с ее мощным бюстом и хмыкнула, надо же догадаться!
– Но… почему женщина?
– Потому что мужчине ты бы не позволила себя опекать, ведь не доверяла же Кариму.
– Он не догадывался?
– Неужели стал бы за мной ухаживать? Знаешь, он ведь жениться предлагал, пришлось напоминать о драконе. Жаль Карима…
Я тоже вздохнула, действительно жаль.
– А зачем такие формы?
– Бюст размером с два арбуза напрочь отбивает у окружающих способность замечать остальное. Это ты легко можешь выдавать себя за парнишку, мне изображать даму, как помнишь, было сложно.
Я помнила. Сильвия была жуткой недотепой во всем, что касалось дамских штучек, словно она действительно мужик в юбке. Хотя, какая там юбка, юбки как раз не было.
– Нет, я все равно тебя убью!
Вятич рассмеялся, уткнувшись мне в волосы:
– Согласен, но только дома. Федька ждет.
– А как мы туда попадем?
Я с ужасом вспомнила, что мы посреди степи далеко от любого человеческого жилья и без лошадей.
– Ну, ты же обещала, что обязательно дойдем. Причем обещала слабой женщине.
– Ха! Слабая она! А как мужиков раскидывать и коней одним ударом опрокидывать?
Глаза мужа смеялись.
– Пойдем, пойдем, героиня. Вставай.
– Я еще чуть посижу, ноги не держат.
– Пойдем, Настя, нам до темноты надо добраться до колодца, иначе действительно погибнем.
Он помог мне подняться, мы собрали оружие, оно сейчас после воды самое нужное, и вдруг встал вопрос, куда идти. Я ткнула в одну сторону:
– Туда!
Вятич покачал головой: «Нет» – и направился в другую.
Во мне взыграло упрямство:
– Нет, туда. А в ту сторону не пойду.
– Не пойдешь?
– Не пойду!
Муж церемониться со мной не стал, просто перехватил поперек туловища и потащил, как кутенка. Некоторое время я брыкалась, потом сдалась:
– Ладно, будь по-твоему, отпусти, я сама.
Он отпустил и просто продолжил движение, я заковыляла следом:
– А почему мы идем туда?
– Колодец там.
– Откуда ты знаешь?
Глупый вопрос тому, кто столько может.
– Топай, топай, нам еще далеко.
Мы успели дотемна к колодцу, хотя далось это нелегко.
Зато с каким удовольствием я пила и плескалась, хотя вода и не была особенно вкусной, все же степь.
У колодца жил один-единственный дедок, он был глухой, как пень, но старательно кивал в ответ на все вопросы. Как объяснялся с ним Вятич, не знаю, я в это время мылась, но довольно скоро от костерка запахло вареным мясом. Видно, дедок моему супругу поверил, хотя я бы на его месте не стала. Рассуждая здраво, вид двух притащившихся невесть откуда безлошадных мог скорее испугать, чем внушить доверие.
Но я настолько устала, что размышлять об этом была попросту не способна. Поверил и поверил, слава богу.
– Вятич, а он нам не может верблюда продать? У меня в поясе деньги есть зашитые…
– Ну-ка, дай.
Я отдала пояс, но смотреть, как будут торговаться, не стала, уж очень хотелось спать. Укладываясь на узком жестком ложе, я бормотала:
– Завтра утром… с рассветом… чтобы больше пройти…
Вятич погладил меня по головке, как маленькую, поцеловал в темечко:
– Обязательно… Спи, воительница…
Я не видела, как монеты из моего пояса легли на небольшой дастархан в юрте старика. Этого ему могло хватить до конца жизни…
Одного ощущения мягкой постели под боком хватило, чтобы понять: я дома!
Вот это да! Мне что, все приключение с Каракорумом и Вятичем в роли Сильвии приснилось, что ли?!
Но, скосив глаза в сторону, я увидела на лавке арбалет и все поняла. Он всегда перемещал меня во сне. Может, вживую это было зрелищем не для слабонервных, а я девушка впечатлительная?
Вятич спал рядом, я осторожненько поднялась и, накинув на плечи большой плат, решила отправиться к Федьке. Рассвет только занимался, в комнате было еще не слишком светло. Вроде не скрипела, шла на цыпочках, но уже у двери остановил голос Вятича:
– Федя спит, не буди.
– Я только посмотрю.
Он хмыкнул в ответ.
Сын действительно спал, сладко раскинув руки и сосредоточенно сопя. Федя… Федечка… как мне тебя не хватало все эти месяцы! Я старалась не вспоминать, чтобы не было невыносимо больно, но иногда это не удавалось, особенно если видела мальчика такого же возраста и светловолосого. Тогда на глазах невольно появлялись слезы, а к горлу подкатывал комок, мешавший дышать.
Когда я вошла, тревожно вскинулся его воспитатель Карислав, жестом показала, что все в порядке, он лег, но внимательно следил за мной. Они с Вятичем не одобряли мои телячьи нежности, парень уже мечом биться учится, а я все с ласками пристаю.
Сын спросонья пробормотал: «Мама» – и отвернулся на другой бок. Старательно подоткнув одеяло, я отправилась обратно.
– Проверила?
– Как он тут без меня?
– А что без тебя? Не вздумай спросить, для всех ты вчера легла спать, а сегодня встала. Никакого Каракорума.
Я не поверила своим ушам:
– Что?! Ты хочешь сказать…
– Не кричи, весь дом разбудишь. И иди сюда, я тебе все объясню.
– Ты хочешь сказать, что все это мне приснилось? Или ты меня так проучил, чтобы не была слишком самостоятельной?
– Нет, оно было, но мы вернулись обратно к началу. – Голос у мужа твердый, даже жесткий. – Если хочешь повторить, можно повторить, но результат будет тот же – Гуюка убьют.
– Но почему, Вятич? Почему его нельзя оставить в живых, ведь тогда монголы схлестнулись бы между собой, и нам было бы легче.
– Он слишком многим мешал. Так лучше для всех, в том числе и для него. Он одинок, в заносчивости или еще почему растерял друзей, обидел жену, всех, а одинокому в клубке змей не место.
Я улеглась и некоторое время молчала.
– Вятич, а историю вообще можно менять или это решается без нас? Я пыталась, но ничего не получалось. Рязань пала, Козельск сожгли…
– Но ведь и на Неве шведов с датчанами побили, и рыцарей на Чудском озере тоже.
– Ты хочешь сказать, что там и наша заслуга?
– Есть немного… А историю менять можно, только тогда она будет совсем другой. Хочешь изменить?
– Я уже пыталась, не получается.
– Не так пыталась.
Я насторожилась, мой муж зря таких вопросов не задает, что-то здесь не так…
– Настя, тебе пора пройти Посвящение. Если хочешь, конечно. Ты доказала, что многое можешь сама, что достойна.
– Это изменит мою жизнь?
– Конечно. И не только твою, Федину тоже.
– Я… я не могу вот так сразу…
Вятич рассмеялся:
– Ну не до завтрака, конечно, у тебя будет время подумать.