Я отвела взгляд от фигуры старшего брата, не в силах вынести легкую, понимающую полуулыбку на его губах. Эта рана была еще слишком свежа.
Прерывисто выдохнув, я сделала еще несколько шагов, и остановилась у третьего угла:
— Брат мой, брат мой средний, услышь сестру свою, ответь на мой призыв, явись на мой зов!
Белтрэн выступил из своего угла, не дожидаясь Тьмы — и она повисла за его плечами клубящимися крыльями. Спокойный и собранный, он мне таким и помнился, и сейчас, как и раньше, как и всегда, был готов делать то, что должно — и будет, что будет.
Я сделала последние несколько шагов, и оказалась по левую руку у собственного покойного отца. Оставалось самое сложное. Матушка по праву рождения принадлежала другому роду, и отойти должна была к Солер. Но если я сейчас сумею, если дозовусь…
Мне не нужна помощь другого родича в этот момент. Я хочу, чтобы на последний угол, рядом с отцом, встала моя матушка, светлая целительница Каталина Ривад, и замкнула Круг!
И значит, так тому и быть.
— Матушка, о, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов! — я вкладывала в призыв всю себя. Все, что накопилось в моей душе за долгие три года, всю тоску, и боль, и невыплаканные слезы, и несказанные слова.
И тишина стала мне ответом. Пустота. Зиял прорехой незамкнутый Круг.
— Матушка, о, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов! — во второй раз воззвала я к родной крови.
И вновь не ощутила отклика из-за Г рани.
Отступись, Тереса. Смирись. Она ушла по светлому пути, и тебе ее не дозваться.
Сдайся, и позови старую Альбу, она придет, она сама нарекла тебя именем, и теперь переступит через неприязнь к драконам, чтобы ввести тебя, Тереса Темная, в права главы рода. Позови ее — и она откликнется, и дракон на алтаре получит помощь.
Отступись, не рискуй!
— Матушка моя! — закричала я, срывая голос, надсаждая легкие, и крик мой вспорол пространство, вспорол свет и тьму алтарного зала и оставил их висеть клочьями. — О, матушка моя, услышь свою дочь, ответь на мой призыв, явись на мой зов!
Я звала ее отчаянно, как младенец, только пришедший в этот мир, зовет мать, как зверь, угодивший в капкан, зовет стаю, как зовет ушедших над могилами последняя из рода — звала, и не было в этом ни красоты, ни повелительной напевности темного призыва, один только вой отчаявшегося одиночки, и он, этот вой, рвал тонкое пространство, рассекал его ткань, как острый нож…
Она пришла. По пути, проторенному моим воплем. Проскользнула в пробой, созданный моим голосом.
Светлая фигура, окутанная мягким сиянием, прошла по незримому тоннелю — и одновременно возникла из яркой звездочки у последнего незанятого угла алтаря.
Я выдохнула, осторожно и медленно.
Поздравляю тебя, Тереса Ривад. Ты только что перетащила Каталину Ривад, урожденную Солер, посмертно в свой род.
И замкнула Круг.
— Ну и сильна ты, сестренка, глотку драть! — хмыкнул Белтрэн.
Младший в кругу мертвых, только он один и имел право говорить с оставшимися по эту сторону грани. Через него теперь и предстояло вести разговор живых с мертвыми.
Не худший вариант.
Остальные так и делали вид, будто они — просто духи, лишенные что воли, что памяти. Спасибо им за это.
Так и правда легче.
— Чего призвала? — не унимался неугомонный Белтрэн.
— Дракона собирать будем, — как могла бесстрастно сообщила я брату, единственному, не дававшему себе труда скрыть, что он рад меня видеть.
— Этого, что ли? А остальных зачем притащила?
— Некогда мне их сортировать было! — мрачно буркнула я, стараясь не обращать внимания на жавшихся по стенам наставников, и скомандовала, — Начали!
Протянула правую руку ладонью вверх, стоя возле отца — и отец вложил в нее светлый костяной кинжал длинной примерно мне от локтя до запястья.
Я на пробу обхватила рукоять, перебрала пальцами, примериваясь — она легла в ладонь как влитая. Я взяла Эйнара за руку, аккуратно развернула кисть ладонью вверх, и одним уверенным ударом вогнала в центр правой ладони свой клинок. Ненадежная с виду слоистая кость с легкостью пробила руку и глубоко вошла в камень, начав соединение энергетических структур дракона и алтаря.
Подойти к Кейту. Протянуть руку. Ощутить, как в живую ладонь ложится мертвая кость. Закрепить правую стопу.
Хорошо, что Эйнар без сознания — мне было бы трудно объяснить ему, зачем я пробила ему руку, ногу, и явно не собираюсь останавливаться на достигнутом. К тому же, бессознательный, он не сопротивляется.
Белтрэн. Левая стопа.
Мама. Левая ладонь.
Развернуть ауру.
Пришпиленная к академическому алтарю добровольно отданными костями моих родичей, драконья аура покорно развернулась и замерла во всей красе. Успевшая изрядно побледнеть от потери магии, она снова медленно наполнялась силой и цветом, и теперь хорошо были видны разрывы, швы и успевшие помертветь участки, которых, слава Тьме, было немного.
Чуть-чуть почистить некроз, а дальше сам справится.
Силен, все же, рептилия!
Я проверила идущий от алтаря поток силы.
Убедилась, что подпитка подопыт… э-э-э… больного осуществляется равномерно и стабильно.
Оглянулась на так далеко и не ушедшую целительницу. Она без слов кивнула — подстрахую, подскажу.
Всё, дальше тянуть невозможно. Дальше тянуть некуда.
Да прибудут со мной Предки!
Начали.
Собирать в единое полотно рваную драконью ауру было непросто. Я не Маргрит, чтобы отточенным и безупречно правильным движением состыковывать лоскуты в верный узор, и даже увидеть, понять, какое положение — правильное, мне непросто.
Мне легче заставить эту душу переродиться в очередное чудовище, детище Тьмы и принудить его служить мне верой и правдой до скончания веков, чем сделать так, как было до травмы.
Темные могут быть и целителями. Могут. Только я тут явно не причем.
Да помогите же мне кто-нибудь! — взвыла я мысленно, но сводный хор предков на границе между здешним и потусторонним никак не отозвался. Их волновали вещи — и не волновал дракон.
Упрямо сжав губы и свирепо костеря всё на свете, я соединяла разорванные края, сводя так, как мне виделось правильным, и ставила энергетические скрепы. Медленно. Долго.
Ломать, деточка — не строить! — шепнул кто-то на задворках сознания, и его присутствие не было отдаленным.
Тот, кто пришел, желал и мог помочь — и я позволила ему встать рядом, глядеть моими глазами и делиться пониманием.
И он делился.
И пестрое лоскутное одеяло чужой ауры больше не казалось бессмысленной мешаниной цветов, а обрело гармонию и строгую логику, а руки, накрытые ладонями далекого предка, вдруг поняли, вспомнили эту работу, и тонкая энергия больше не выскальзывала из слишком грубых для нее пальцев.
Он делился своим опытом — и шептал мне о своей жизни:
— Я звал ее Весной. Она не хотела этого брака, я взял ее силой — но я любил ее. Она улетала. Возвращалась рваная, битая — с войны, из боя… Я собирал ее по кускам, ругая последними словами, и грозил цепью. К сожалению, она так и не смогла дать мне наследника. Но мы были счастливы…
Аура ректора Эйнара под моими пальцами, воспринявшими чужойнавык, была податливой и послушной, цветные лоскутки и обрывки собирались в цельное, единое полотно, минуты текли за минутами, стежки ложились за стежками — и наконец, я признала, что всё. Дело сделано. Предок отступил, растворяясь в сонме голосов, в родовом наследии.
Я выпустила бесплотную энергоструктуру из рук — и она развернулась в трех измерениях, засияла мягким жечужным сиянием, которое не увидишь глазами — только душой.
Оглянулась на целительницу Маргрит, пристально вглядывающуюся туда же, куда и я — в мягкие переливы, свободные от разрывов и омертвений. Тщательно, скрупулезно проверяя мою работу, солнечная драконица обошла вокруг алтарного камня, и кивнула мне, подтверждая, что все в порядке.
Облегчение придало мне сил. Их хватило на то, чтобы внятно и четко выговорить освобождающую формулу для призванных душ, жадно вглядываясь на прощанье в лица родителей и братьев, и впитывая всей сущностью их прощальные взгляды и улыбки. Их хватило на то, чтобы закрывая Дверь за ними, отметить — отец и мать уходят, соприкасаясь пальцами, и понять, что все сделано правильно. Не зря я чуть не надорвалась, но докричалась.
Их хватило даже на то, чтобы собрать костяные клинки, которым отныне суждено стать моим ритуальным оружием.
А потом силы вдруг как-то сразу кончились.
Усталые ноги больше меня не держали — я села, вернее, стекла по гладкому сложила руки кинжалах, устроенных на коленях.
Что ж, теперь можно подумать и о насущном.
Итак, мой предок изнасиловал дракона.
При попытках представить эту картину, воображение протестовало а разум зависал. Дважды попытавшись осмыслить невероятное известие, я отступилась. Покачав голой, помассировала виски и открыла невесть когда закрывшиеся глаза.
Ладно, ректор очнется — у него спрошу.
А пока… у меня есть и другие дела.
Вокруг царила деловитая суета.
Трогать темного мага, находящегося в прямом контакте с алтарем, никто не решился, но как только я выдернула из тела ректора кинжалы, целительница Маргрит взяла командование на себя, и теперь его собирались переносить из подвалов наверх.
Это правильно, драконам в подземельях болеть не по душе, им Небо нужно, шевельнулось где-то в глубине меня отголоском памяти-знания.
Я постаралась максимально отстраниться от воспоминаний предка-извращенца. Спасибо, конечно, ты мне очень помог, но… кой-о-чем мог бы и помолчать! Для меня это, пожалуй, избыточное знание.
Ладно, хорошего понемножку. Нехотя оторвавшись от теплого полированного бока, я разорвала прямую подпитку (в тех местах, которыми я прижималась к алтарю, в меня щедро втекала накопленная камнем энергия, наполняя потрепанный резерв). Покрутила головой, выискивая среди пестроцветья драконьих макушек нужную — и не нашла.