Что-то часто оно у меня колотится.
Выглянув в коридор, я окинула его беглым взглядом, убедилась, что некому обнаружить неурочного посетителя, и закрыла двери.
— Меня никто не видел, я прикрылся чарами отвода глаз, — бодро успокоил меня ректор, как будто это и было то, о чем, я беспокоилась.
Нет, я-то еще как беспокоилась — но вовсе не о соседках, а о том, что он здесь, рядом, слишком близко во внезапно ставшей тесной комнате. О том, что его запах — запах горьковатой осени, морской соли, морозного ветра поднебесья, и чего-то еще неповторимого, будоражащего, характерного только для него, пленительно близко. О том, что его голос вибрирует в костях, гудит в жилах, сбивает сердечный ритм, и оно то замирает, то колотится как сумасшедшее. О да, это меня беспокоило!
А соседки… чхать я на них хотела, и им самим лучше бы тоже на меня чхать, ибо вздумай какая-то проявить несвоевременное дружелюбие — видит Тьма, пустила бы дуру прахом.
Очнись, Тереса, ты же темный маг! Циничная некромантка в конце концов!
Мысленная затрещина самой себе несколько разогнала томную одурь, и я, наконец, додумалась поинтересоваться, что нужно уважаемому ректору в общежитии первогодок:
— Что-то случилось?
— Да как вам сказать, — протянул дракон, вильнув взглядом куда-то в сторону.
— Что?! Опять! — вскинулась я в тревоге, ничего не поняв толком, но зато взбодрившись достаточно, чтобы стать самой собой, — Ну, посидите тихонечно, я сейчас вам девственницу найду!
И даже обозначила телом движение в сторону двери.
— Что… — опешил ректор, а потом изумленно уточнил, — Адептка Давир! Вы издеваетесь?!
— А что? Это можно только вам? — Тьма знает, зачем он явился, но мне внезапно стало от этого как-то легко и хорошо, и тело мыльным пузырем стремилось взлететь под потолок, сквозь перекрытия, этажи, крышу, прямо в звездные небеса. А на земле меня удерживали только янтарно-желтые глаза, приковывая надежнее цепей.
Оные глаза одарили меня великолепно-надменным взглядом, ноздри породистого носа раздулись — единственный и неповторимый ректор всея Академии нашей, бронзовый дракон Эйнар, изволил презрительно фыркнуть на дерзновенную студентку, и не успела я возгордиться, достал из-за спины пушистый маленький букетик — короткие стебельки, нежные фиолетовые венчики цветков с лепестками, похожими на аккуратные ноготки благородной дамы.
— Шафран осенний, — уверенно опознала я. — Действующее вещество — колхицин, воздействует перорально, противоядия не имеет.
Я взглянула вниз, на выглядывающие из кулака хвостики, и уточнила:
— Только они без корней, я извлечь его могу не успеть, — продолжила я, прикидывая, сколько времени мне нужно будет на подготовку, и пытаясь на глазок определить, и что с ними нужно будет сделать, и почему именно мне. — Да и доза маловатая получится…
И еще договаривая фразу, поняла какая же я… недалекая девица.
Дура! Тебе первые в жизни цветы принесли!
Закрыв глаза, я вдохнула, выдохнула, аккуратно забрала у ректора букетик, и, пробормотав «Спасибо!» принялась пристраивать их в чашку с питьевой водой, отчаянно радуясь, что смуглые люди краснеют редко и незаметно. На ректора я смотреть боялась.
А зря — дракон улыбался, широко и сокрушительно беззлобно, и открытая белозубая улыбка на смуглом лице что-то сделала с моей головой, и меня хватило только на то, чтобы взглянуть на него укоризненно — я и так уже дышу от его присутствия с трудом, так он еще и улыбается, это бессердечно!
В ответ на мой немой укор бессердечный (и бессовестный) дракон только пожал плечами, и улыбнулся еще шире:
— Ну, их ведь не обязательно есть, верно?
Я сердито засопела и отвернулась к столу, скрывая смущение от своей глупой ошибки. И потому пропустила момент, когда гость, чувствующий себя в моей комнате совершенно непринужденно, шагнул к столу, и благожелательно спросил:
— Готовитесь? Я вас не отвлекаю, надеюсь?
Я независимо пожала плечом:
— Мне все равно только вывод остался…
— Вы позволите? — поинтересовался ректор Эйнар и, дождавшись неуверенного пожатия плеч, взял мою работу. — Весьма неплохо. И в чем загвоздка?
Я кисло улыбнулась, имея ввиду, что никакой загвоздки нет, и вообще, дела там для меня на пять минут.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы попросить помощи, если она вам нужна, адептка Давир…
Я не знаю, почему он спросил то, что спросил — но вопрос прозвучал, и вышиб меня из колеи:
— Вы бастард?
Мой взгляд против воли метнулся к его лицу и опал, а я стремительно соображала, с чего он это взял, что мне ему ответить, и надо ли отвечать вообще — вариант с бастардом отлично объяснил бы оба обряда, проведенные мной в термах, да и вообще… удобнее прикинуться побочным отпрыском какого-то магического рода, чем объяснять, почему у меня порой вылезают знания, никак не доступные скромной сироте, адептке первого витка обучения — но и опускаться до прямого вранья мучительно не хотелось…
Да и попросту страшно было — не дай Тьма, распознает!
К моему счастью, это и не понадобилось.
Ректор, глядя с высоты своего роста куда-то мне в макушку, тихо сказал:
— Вы морщитесь каждый раз, когда слышите свою фамилию. Вам неприятно ее слышать.
Надо же… А я и не замечала. Перевернутое задом наперед имя рода Ривад звучало вполне привычно на велибарский слух и вписывалось в местные традиции — и все равно меня ужасно раздражало. Но я не думала, что это написано у меня на лице. Я растерянно вскинула взгляд — и попала в плен янтарных глаз. Сочувствующих, чуть грустных. Теплых.
Ректор кивнул, подтверждая свои слова, и добавил:
— А в совокупности со всем прочим…
Я снова опустила голову (макушку ощутимо жгло под драконьим взглядом) и дернула плечом, давая понять, что не хочу это обсуждать. Просто не желаю.
— Какое драконам до этого дело? — огрызнулась я, чувствуя себя правой.
Драконы декларировали невмешательство Академии семи ветров в дела, творящиеся снаружи ее стен — и такие расспросы не очень-то соответствовали этим заявлениям…
— Никакого, — миролюбиво согласился дракон за всех своих собратьев разом. — Я не за этим пришел, адептка Тереса. Я пришел сказать, что принял решение перевести вас к целителям четвертого витка обучения.
— За что?! — вызвался из моей груди негодующий возглас.
Я открыла рот, как распоследняя простолюдинка. Закрыла его. Снова открыла — и опять закрыла. Слов, более полно описывающих мое отношение к происходящему, не находилось.
— Вы же, кажется, задаетесь вопросом, когда вас начнут учить чему-нибудь интересному — вот на четвертом витке всё интересное и начнется.
Невозмутимость ректора выводила меня из себя — в конце концов, несмотря на то, что он выглядел бесстрастной каменной глыбой, я чувствовала, что внутри он веселится. И от этого я злилась еще больше — ну как, как можно быть таким бессовестным и привлекательным одновременно?!
И, даже если забыть про целителей — целителей, простите меня темные боги! — то мне, может, просто нужны эти уплывшие из-под носа три года в безопасном месте.
И пусть я собиралась определиться, что дальше делать с этой жизнью, куда раньше, всё равно — это не давало ректору права так беспардонно вмешиваться в мои планы!
Права, ох, права была старая Альба, в очередной раз мелькнула мысль — и на границе реального и потустороннего послышался ехидный дребезжащий смешок.
— Вы обещали мне защиту! — зашипела я, подобрав, наконец, слова, глядя дракону прямо в наглые желтые глаза — и плевать, что для этого мне понадобилось встать на цыпочки, а ему ссутулиться.
— Вот именно. А потакать вашей лености — не обещал. Четвертый виток, адептка Тереса, и без разговоров! Обменяете учебники, утрясете расписание и сразу приступаете к занятиям!
Мы стояли нос к носу, и кулаки у меня сжимались сами собой от желания поколотить эту бесчувственную глыбу, когда он вдруг усмехнулся:
— Не упрямьтесь, адептка Тереса. Можете рассматривать перевод как законную возможность не дописывать работу, а на четвертом витке вы уже имеете полное право писать, что формулы первого витка — сущая ерунда!
Я закрыла рот, и почувствовала, что глаза у меня стали круглыми, как две кофейные чашки. Он что… он видел мой черновик? Видел тот листок?
Мне захотелось провалиться сквозь пол. Какой позор! Нечего сказать, хороша! Конспиратор, Тьма её побери!
— Вы не имеете права меня заставлять, — прошипела я гадюкой, злясь и на себя, и на ректора с его непрошенным вмешательством в мою судьбу, и на дурацкие бумажки, которые он умудрился заметить, когда его никто не просил.
Я сжала и разжала кулаки и, глядя на дракона исподлобья, сообщила:
— Мне надо закончить работу. У вас все?
Ректор одарил меня долгим гипнотическим взглядом, словно прикидывал, как лучше поступать со строптивыми адептками — зажарить и съесть или связать и сбросить в море с академической башни. Не определился и, разорвав зрительный контакт, направился к двери.
Я последовала попятам, чтобы скорее ее за ним закрыть (и подпереть парой- тройкой заклинаний), а потому, когда дракон неожиданно замер и резко обернулся, врезалась в него, как птица в стекло. Изумленно вскинув голову и открыв рот, сказать я все же ничего не смогла. Бережно обхватившие мое лицо ладони напрочь лишили дара речи.
— Нет, не все, — сообщил мне ректор Эйнар. И поцеловал.
Пол поплыл у меня из-под ног, я ухватилась за широкие плечи, чтобы не упасть — и, вцепившись в них, с жалобным всхлипом сама подалась навстречу нетерпеливым губам.
Он отпустил мое лицо — и горячие ладони скользнули по моей спине, огладили ее, нежно спустились вниз, и я тихо взвизгнула, когда дракон подхватил меня на руки, и, в два шага достигнув постели, опустил меня на незатейливое студенческое покрывало. Навис надо мной, замер, опершись коленом на кровать, жадно любуясь мной, пожирая взглядом — и волосы цвета бронзы водопадом стекли с его плеча.