— Хотите оказаться в таком кабинете, лейтенант? — с улыбкой спросил Геббельс.
Зайенгер снова, уже более внимательно, оглядел кабинет.
— Не в ближайшие годы, господин рейсминистр, — ответил он просто, без ужимок.
— Есть важные планы?
Зайенгер посмотрел на Геббельса с каким-то неожиданным выражением лица:
— Важные планы нам указаны фюрером, и в этом все равны. Но у вас, например, есть большой и исполнительный аппарат, и это разумно. На вас, соратников фюрера, возложены самые важные задачи, выполнение которых будет только усиливать рейх! Для этого вам выделены большие кабинеты, и это — часть работы и образа рейха. Что касается меня, то я в самом начале пути и мне хотелось бы пройти его полностью самому.
— Без поддержки? — неожиданно для себя самого спросил Геббельс.
Зайенгер ответил после крохотной паузы:
— Любая поддержка чревата последствиями.
Снова помолчал.
— Прошу понять меня правильно: видимо, даже в нашем национал-социалистическом братстве возможны столкновения личных взглядов и традиций. Понимая, что этого невозможно избежать, я тем не менее хотел бы как можно меньше участвовать в таких дискуссиях, — он и говорил об этом, как о чем-то давно продуманном и решенном раз и навсегда.
И Геббельс вдруг подумал, что «мальчик», несмотря на возраст, не такой уж и мальчик. И слова, сказанные о Зайенгере шефом главного управления имперской безопасности, он воспринимал теперь иначе: возможно, перед ним в самом деле истинный национал-социалист, готовый сражаться за торжество идей на любом участке, куда бы его ни послали фюрер и партия!
Ну что же, подумал Геббельс, пора переходить к главному. Осторожно, не спеша, но — пора!
Комплименты Геббельса по поводу честного изложения взглядов «ветерана борьбы» принял легко, но без особенных эмоций: да, было, да, боролся, да, считаю, что заслужил право открыто высказывать свое мнение товарищам по партии, независимо от их высокого положения. В заключение так же легко подтвердил: за свои убеждения продолжу сражаться, пока мне не докажут иного!
Ну что же…
К сути!
Однако уже первые ответы Зайенгера удивили Геббельса: было непохоже, что мальчик повторяет чьи-то слова. Его суждения были не просто мотивированы, но казались основанными на каких-то данных, о которых в ведомстве Геббельса и не слыхали.
Вопрос, который, несомненно, озадачил Гедриха — вопрос о «Польше», — Зайенгер отвечал еще более уверенно, отчетливо выделяя основные точки, на которых строилась вся логика.
Польша — государство, которое было создано Англией и Францией на руинах Германии и России, то есть за счет стран, которые сейчас находятся в состоянии войны.
И войны серьезной, заметил он как бы между прочим.
К тому же, продолжил лейтенант, создано оно было победителями прежней войны, сделав особый упор на слово «победители». Сейчас из этих «победителей» уцелела только Англия, судьба которой предрешена, и англичане это прекрасно понимают.
Понимают, рейхсминистр, бестрепетно продолжал Зайенгер, но не обладают мужеством, чтобы признать это, и смелостью, чтобы прекратить бессмысленное сопротивление. И представьте, что в этой ситуации появится возможность — только возможность, не более — показать Англии, что из такого сложного положения еще можно найти выход, что война может остановиться, а то и вовсе прекратиться так же внезапно и решительно, как была начата!
Зайенгер говорил, не останавливаясь, уже больше десяти минут, прежде чем Геббельс осознал, что так долго он слушает только фюрера!
Он устыдился было этой мысли, но потом сам себя успокоил: я слушаю фюрера, ибо он велик. Что, если мальчик, сидящий передо мной, тоже начал движение к вершинам?
— В чем вы видите «выход», о котором сказали?
Зайенгер впервые замялся:
— Не могу сказать, что уже обдумал все обстоятельства, и просил бы…
— Нет, мой дорогой Людвиг, — я могу так вас называть? — нет, мой дорогой Людвиг. Вы не на приеме у одного из руководителей рейха! Вы в гостях у такого же старого бойца, как и вы, и мы обсуждаем пути скорейшего движения к нашей общей победе! Так что ваши «непродуманности» — след решения, которое мы ищем. Ищем вместе! Согласны?
И, опережая кивок лейтенанта, сообщил:
— Я весь — внимание!
И Зайенгер отнесся к этому совершенно естественно, без чинопочитания, но и без естественного нахальства мальчишки, допущенного в кабинет высших этажей.
— Сейчас в Лондоне находится несколько десятков поляков, которые успели убежать от нашего стремительного наступления в сентябре тридцать девятого. Вряд ли англичане всерьез ощущают ответственность за то, что наплевали на нужды поляков тогда, но предпочитают сохранять видимость этого.
— Смысл? — перебил Геббельс, которого беседа увлекала все больше.
Он уже видел перспективы того, о чем говорил Зайенгер, ждал только продолжения, надеясь на новые открытия, и не обманулся.
— Мы могли бы продумать целый ряд шагов, направленных на то, чтобы заинтересовать поляков в установлении контактов, — и, увидев непроизвольное движение Геббельса, жестом попросил не перебивать. — Если поляки хотя бы просто заинтересуются нашими предложениями, это тотчас станет известно и англичанам, и, что гораздо важнее, русским! И русских это насторожит, ибо ниоткуда, кроме Англии, они помощи не получают.
Геббельс автоматически кивнул. Он знал, что с августа в порт Архангельск идут англо-американские караваны, поставляющие русским то, чего им не хватает для ведения войны. Знал он и то, что проблемы Советов на руку многим английским, а еще больше американским предпринимателям, которые получают обширный рынок сбыта залежавшейся продукции.
Об этом же говорил и Зайенгер, снова поражая Геббельса глубиной и охватом своего анализа!
— Если русские узнают о том, что намечаются хотя бы самые первые, слабые контакты, они перепугаются, ибо поляки нужны Англии, а русским без нее о какой-либо помощи и думать сложно.
И снова Геббельс вынужден был согласиться: охрану караванов судов с грузами осуществлял именно флот его величества короля Англии.
Разумен мальчик! Весьма разумен!
Геббельс поднялся из кресла, предупредительно показав лейтенанту, что тот может сидеть, и отошел к окну.
Размышлял он недолго. Он уже решил для себя, что лейтенант Зайенгер — верный нацист и ни в какой интриге состоять не может. Во всяком случае, сейчас его пафос, безусловно, определен его идеями, а они направлены только на службу фюреру и рейху!
— Ну, хорошо! Что бы вы положили в основу наших обращений к полякам? — спросил он, почти не надеясь на ответ, ибо это уже была стратегия, и стратегия высшего уровня.
Зайенгера это не смутило, и он снова удивил:
— Сколь долгая стратегия вас интересует?
— У вас есть варианты? — улыбнулся Геббельс.
Зайенгер замолчал, и у Геббельса на миг мелькнуло, будто не Зайенгер пришел на консультацию к высокому руководителю, а он, Геббельс.
— Для начала я бы попробовал где-то на заднем плане, отдаленно, может быть, в виде некоего эссе известного литератора, обиженного партией, выдвинуть мысль о том, что отношения Германии и Польши имеют давнюю историю и претерпели за века много изменений, в основе которых всегда лежала необходимость признания реальностей.
Он сделал паузу, выжидательно глядя на Геббельса — продолжать ли? — и продолжил.
Рейхсминистр пропаганды слушал, не перебивая, убеждаясь, что он встретился с человеком, который вполне способен стать тем мостом в будущее, которое начинает строить партия. Он вспомнил, как почти два года назад, в разгар словесной перепалки с Польшей по поводу «данцигского коридора», он пригласил ученых-историков, пытаясь понять, в каком направлении следует развивать натиск, чтобы получить максимальный эффект.
Тогда его огорчило открытое разделение ученых мужей, которые превратили все в ожесточенный спор. При этом мало кто из них приводил аргументы из прошлого, то и дело взывая к «очевидностям». Геббельс не смог выдержать более получаса, после чего распрощался с гостями.
Зайенгер же доказывал свою правоту спокойно, опираясь на знания и разумные доводы, и ко времени окончания беседы Геббельс был уверен в том, что проект лейтенанта надежен и самостоятелен. Во всяком случае, ни разу за это время не складывалось впечатления, будто он повторяет чьи-то мысли.
Следовательно, сказал себе рейхсминистр пропаганды, отказывать в доверии такому истинному патриоту неразумно!
Жестом попросил лейтенанта помолчать, он подошел к телефону:
— Дорогой Гейдрих, — произнес он в трубку. — Мы сейчас беседуем с вашим лейтенантом, и я прошу вас принять его как можно скорее, чтобы…
Видимо, начальник РСХА перебил, потому что Геббельс несколько секунд молчал, а потом кивнул:
— Конечно! Так я ему и скажу!
Провожая Зайенгера, у двери протянул руку и сказал:
— Вас ждет Гейдрих. Вы можете отвечать на все его вопросы о нашей беседе совершенно откровенно! Мы делаем одно важное дело!
И вскинул руку в нацистском приветствии.
В приемной Гейдриха Зайенгер не ждал ни секунды. Едва он открыл дверь, секретарь поднялся — не суетливо, но с видимым уважением — и сказал:
— Вас ждут, лейтенант!
Гейдрих в самом деле ждал его и по большей части задавал вопросы, внимательно выслушивая ответы Зайенгера. Правда, время от времени он перебивал его, но каждый раз лейтенант поражался умению собеседника мгновенно выделять детали, которые, как он сразу же объяснял, несли в себе опасность в будущем.
Правда, беседа не слишком затянулась. Начальник РСХА поднялся и, протягивая руку на прощание, сказал:
— Ваш план интересен, и всем нам будет приятно видеть, как вы его реализуете, но должен вам сообщить не совсем приятное: есть основания полагать, что русские уже проводят свою операцию в том же самом направлении.
Зайенгер отреагировал мгновенно:
— Могу я узнать подробности?
— Да, конечно. Сейчас вас проводят к штур