мбаннфюреру Гётце, который ознакомит вас с подробностями. Информация пришла от нашего русского резидента, и Гётце ее досконально проверяет. В общем, вам нужно исходить из того, что русские создали некую сверхсекретную группу из заключенных своего ГУЛАГа.
Глянув на Зайенгера, уточнил:
— Сейчас вы об этом узнаете всё.
1942 год, январь, Москва
Получая информацию о том, что поиски «белорусских караванов» не принесли результатов, Берия постоянно ждал вызова к Сталину и разноса за то, что провалил такое важное дело.
Впрочем, «разнос» для Берии был наименее опасным последствием. Между прочим, и трибунал, и все, что за ним могло бы последовать, тоже мало беспокоило.
Воистину же пугало то, что он не смог выполнить возложенную на него задачу, понимая всю ее важность!
Важность задачи понимает, но решить ее никак не может — вот что угнетало Лаврентия Берию, а не примитивный страх наказания!
Паузу, которую, как он был уверен, держит Сталин, он воспринимал как своеобразное обидное снисхождение: дескать, понимаю, что не можешь, но уж, так и быть, попытайся еще раз.
Правда, где-то в глубине души Берия осознавал, что причины такой отсрочки более весомые, соответствующие каким-то неведомым ему особым обстоятельствам.
Очередной вызов он воспринял совершенно спокойно, тем более что никаких указаний о данных, которые непременно нужно взять с собой, он от Поскребышева — секретаря Сталина — не услышал.
Входя в кабинет, увидел, что Сталин в кабинете не один, поздоровался «в воздух».
Сталин кивнул в его сторону и сказал собеседнику с усмешкой:
— Вот, Петя, знакомься, это он нашего Артемку «усадил».
Мужчина — на вид ровесник Сталина — поднялся со словами:
— Не нашего, а твоего!
И, протянув руку, представился:
— Нефедов. Петр Петрович Нефедов.
Берия сразу вспомнил легенду, слышанную уже несколько раз: Петр Нефедов — человек, решавший важнейшие из деликатных и деликатнейшие из важных дел, возникавших у страны.
Для Нефедова было совершенно не важно, где возникла проблема, где находятся точки ее решения. Всюду в нужный момент оказывались люди, умеющие делать свое дело так, чтобы оно — это дело — сразу и навсегда переходило в разряд «воспоминаний».
Правда, особенной радости сегодняшняя встреча Берии не доставляла.
Услышав слова Сталина про Артемку, он сразу расставил по местам все обстоятельства странного дела, которым пришлось заняться в первые же недели своего пребывания в должности наркома внутренних дел.
Среди дел, которые надо было приводить в порядок, среди дел, которыми постоянно интересовались и Сталин, и политбюро в целом, были дела агентов Коммунистического интернационала.
Разные люди оказывались в рядах этой организации, созданной в 1919 году самим Лениным для подготовки и проведения пролетарской революции по всему свету! Авторитет Ленина витал над Коминтерном и позднее, уже после того, как он ушел из жизни, поэтому, наверное, и придавалось этой организации такое значение и тратились огромные средства на ее постоянную работу.
Деньги, предназначенные для создания организаций пролетариата, перевозили по всему миру именно агенты Коминтерна, и, как всегда бывает, не все из них были кристально честны. Часто они исчезали вместе с деньгами, наплевав на пламя мировой революции и на своих собратьев по классу!
Артем Кольчугин был в числе тех, кто время от времени получал задание разыскать очередного изменника, решившего, что революция не пострадает, если хотя бы один человек станет жить лучше на деньги Коммунистического интернационала. Именно такого человека — Григория Липкина — Кольчугин разыскал и потребовал вернуть деньги, полученные в Москве.
Липкин же каким-то хитрым образом сумел улизнуть и вернуться в Москву раньше, чем Кольчугин, который сразу же после этого был отправлен в Испанию, охваченную гражданской войной!
Память услужливо подсказывала Берии все новые и новые факты. Он вспомнил, что Липкин тогда, в тридцать девятом, каким-то образом отвел от себя все подозрения, доказал свою преданность делу Октября и был восстановлен на службе в НКВД. Берия вспомнил, что по рапорту Липкина начали «работать» по Кольчугину и именно этот интерес стал причиной последующих событий.
Артем тогда, возвращаясь из Испании, где закончилась гражданская война, возвращаясь без документов, пробираясь по странам, где его могли в любой момент арестовать и судить, он ухитрился получить бесценную информацию о том, что переговоры, навязанные Сталину Англией и Францией, ведутся только для того, чтобы столкнуть его лоб в лоб с Германией, которая уже была готова к нападению на Польшу, и нападение это было делом нескольких дней!
Поддайся Сталин на предложения, и ему пришлось бы вторгаться в Польшу вопреки воле ее законного правительства и вступать в боевые столкновения с Германией Адольфа Гитлера. Именно поэтому Артем Кольчугин, узнав о подготовленной провокации, рвался в Москву, чтобы рассказать обо всем Сталину.
Восстанавливая в памяти события тех дней, Берия лучше стал понимать и странное поведение народного комиссара иностранных дел Молотова, который потребовал привести к нему в кабинет на Кузнецком Мосту этого самого Кольчугина.
В этот момент он и вспомнил, что вместе с Молотовым в кабинете его тогда ожидал Нефедов!
И то обстоятельство, что Кольчугин потом таинственным образом исчез будто прямо из автомобиля, который привез товарища Молотова в Кремль к товарищу Сталину, становилось более понятным и уместным во всей совокупности происходившего.
Вспомнил он и радость, охватившую его, когда через пару дней ему доложили, что враг трудового народа Кольчугин найден-таки, арестован и доставлен на допрос к товарищу Ершову!
Вспомнил Берия и то, что в феврале сорок первого Ершов был и сам арестован по подозрению в связях с венгерской разведкой, а Липкин еще раньше скрылся в неизвестном направлении, во время служебной командировки в Закавказье. Скорее всего, ушел через Персию.
Вон какие переплетения, однако!
— Так, с Липкиным-то чем закончилось? — будто подслушав мысли Берии, спросил Нефедов и сразу же сам себя перебил: — Ладно, давайте о делах.
Сказал он это таким тоном, будто все происходило в его, Нефедова, кабинете.
И Сталин только кивнул, разрешая:
— Уточняй!
А Нефедов уже спрашивал и делал это так, будто в разрешении товарища Сталина и не нуждался вовсе:
— Скажите, Лаврентий Павлович, установлено ли точно, где именно находились материалы по событиям марта сорокового года?
Берия сразу же оценил мастерство Нефедова в части постановки вопроса: ничего лишнего, никаких лазеек, все просто до предела, и вилять тут некуда.
Потому и ответил так же точно:
— Не в полной мере.
Дополнительных вопросов выжидать не стал — все ведь уже ясно, стал уточнять:
— Мы хотели провести передачу всех, кого решено было отдать, максимально быстро, потому что такова была установка политбюро, но провести скрытно передачу такого количества людей было невозможно. Перед нами на стадии подготовки процедуры встал выбор: либо подвозить людей к определенному месту группами с точно установленной численностью, либо точно такие же группы с фиксированной численностью доставить одновременно в разные точки.
Берия едва успел произнести последнее слово, как Нефедов спросил вновь:
— С чем была связана такая альтернатива сама по себе? Почему нельзя было растянуть по времени?
И Берия отвечал точно так же быстро:
— Были основания предполагать — и впоследствии это подтвердилось, — что немцы постараются организовать свое нелегальное наблюдение за этим процессом. Проводя передачу пленных в одном месте, мы как бы облегчали им это.
— Смысл? — коротко выстрелил вопросом Нефедов.
Берия откашлялся, глянув на Сталина, и ему показалось, что вождь движением век показал: отвечай, Лаврентий.
Берия тоже кивнул и продолжил:
— Мы — не все, правда, но многие — полагали, что Германия не остановится на границах сентября тридцать девятого и, следовательно, не остановит свою секретную деятельность против СССР.
— И?
— И сочли необходимым сделать эту передачу поляков немцам максимально скрытной.
— Ага, — кивнул Нефедов, будто признавая, что все было сделано правильно. — Что же в реальности?
— В реальности, как вы знаете, всегда бывают какие-нибудь занозы и шероховатости, — пожал плечами Берия. — В данном случае получилось, что документы нескольких человек оказались не в тех папках, в которых следовало.
— Случайность?
— Иного не выявлено, — упрямо мотнул головой Берия.
— Было проведено расследование?
— Нет, — опять напористо ответил Берия.
И продолжил:
— Сейчас поясню: отбор людей, которых мы готовы были выдать гитлеровцам, проводился особо тщательно.
Он снова посмотрел на Сталина, и тот снова движением век дал разрешение.
— Во-первых, мы не могли отдать всех, кого они требовали…
— Требовали? — удивился Нефедов.
— Трэбовали, трэбовали, — заговорил наконец и хозяин кабинета. — Как друзья у друзей трэбовали.
Нефедов кивнул в его сторону и развернулся так, чтобы сидеть лицом к обоим, и спросил будто обоих сразу:
— Артем у нас как враг народа сидит?
Сталин промолчал, Берия кивнул.
Нефедов помолчал несколько секунд, потом обратился к Сталину:
— Ты мне дашь минут пять покурить спокойно?
Увидев кивок, пересел на самый дальний конец длинного стола, закурил.
Сталин поднялся, взял со своего стола пепельницу, подошел к курящему Нефедову, поставил пепельницу и отошел.
В кабинете повисла тишина.
Прервал ее, как и обещал, минут через пять, Нефедов:
— Лаврентий Павлович, как мне ознакомиться с контингентом лагеря, где сидит Артем?
Берия ответил так, будто каждый день кто-то проверял зэков:
— Как вам будет удобнее это сделать, Петр Петрович? Вы, наверное, не хотите привлекать лишнее внимание?