Храпов и так места себе не находил. Больше всего пугало, что не было никаких новостей. Ни от кого! Ни оперативники, ни стукачи, ни персонал, так или иначе контактирующий с заключенными, ничего сообщить не могли, значит, ничего и не знали.
И, хотя Храпов в чудеса не верил, чудо имело место быть!
И продолжалось это до понедельника. Товарищи — и из области, и из Москвы — в субботу вечером уехали в область, сказав, что на совещание. Как дети, честное слово: ну какое совещание без него, Храпова!
Понятно, что уехали копать ему могилу.
Смешно не смешно, а это успокоило. Ну, чего волноваться, если вопрос уже решен.
В воскресенье работал бодро, с огоньком, стараясь хоть чуть-чуть продвинуться в поисках пути бегства, но результата так и не было.
А в понедельник утром — да какое там «утром», часа в четыре ночи — разбудили.
Спал в такой момент Храпов в своем кабинете и, пока поднимался, накидывал сапоги, слышал доносившийся из крохотной приемной незнакомый голос. Храпов сначала и не подумал, куда можно звонить из его приемной, но, едва крикнул «входите», затрещал телефонный аппарат на его столе.
Говорил начальник областного управления:
— Там к тебе прибыл товарищ Селянин, так что прими его со всем твоим стремлением к сотрудничеству, — и положил трубку.
Селянин, стоявший у дверей, пока Храпов выслушивал распоряжение начальника, дверь закрыл, подошел, протянул руку:
— Старший лейтенант Селянин Василий, — оглядел Храпова. — Тебе лет тридцать, а?
— Тридцать четыре, — почти растерянно признался Храпов.
— Ну, почти ровесники, поэтому предлагаю на «ты» и без всех этих церемоний, — предложил Селянин.
Оглядел стол, потом тумбочку возле дивана, где спал Храпов, пояснил:
— По запаху чую, что курящий тут работает, а пепельницу не нахожу, — и улыбнулся, будто над самим собой, над своей невнимательностью посмеялся.
Закурил, пыхнул дымом, раскуривая «беломорину», обратился к Храпову:
— У вас в начале октября, говорят, световой-то день совсем коротенький, так что нам с тобой все светлое время придется провести на свежем воздухе. Ты, Геннадий, распорядись, чтобы мне одежку подобрали для таких прогулок, и разворачивай карту окрестностей, — говорил Селянин кратко, с полным пониманием дела.
Почему-то именно это и толкнуло Храпова:
— Да, чего тут искать-то? Вот он я и вины отрицать не стану, — проговорил он спокойно, уже давно обдумав свои слова.
Селянин отреагировал спокойно:
— Устал ты, понимаю, но отдыха не будет. Что толку, если тебя к ответу призвать? А пшик один будет, и не больше. А нам с тобой надо понять, что произошло, почему произошло и как бы это не стало бы привычным для контингента, понимаешь?
Странно, но эта простая мысль раньше не приходила в голову Храпову, а сейчас он чуть не вскочил на ноги! В самом деле, что, если этим же путем завтра пойдут другие заключенные? Что, если те пятеро зэковские «разведчики», которые проверяют какой-то новый путь, путь, которым никто еще не ходил?
Селянин прервал метания Храпова:
— Так что давай завтракать, время не ждет! А я пока побреюсь. У тебя, я вижу, тут все под боком, — усмехнулся гость.
Странно, но, поняв именно от Селянина, что опасность над ним, Храповым, нависла гораздо более серьезная, чем он предполагал прежде, начальник лагеря стал относиться к тому проще, по-дружески.
Селянин еще раз удивил после завтрака. Отказавшись от чая, он достал из своего саквояжа какую-то странную баночку, разделил ее на две части, насыпал внутрь каких-то зерен, и стал прохаживаться по кабинету Храпова, вертя ручку, прикрепленную к этой самой баночке. Кабинет стал наполняться неизвестным, но приятным ароматом.
— Геннадий, не в службу, а в дружбу, поставь полчайника водички кипеть, а я тогда тебя кофе напою.
Кофе Храпов несколько раз пил в столовой центрального управления, но не помнил, чтобы разносился тогда такой аромат!
Ну, а когда кофе был разлит по кружкам, когда две «беломорины» стали наполнять кабинет дымом, Селянин обратился к карте.
— Ну, давай соберем факты. Первое — был побег. Был? Был, — утвердительно произнес он, даже не дожидаясь ответа Храпова. — Второе: место, где они прошли, нам неизвестно. Пока иных фактов для поиска у нас нет. Значит, пока мы только очертим круг возможностей. Расскажи-ка мне, как местный житель, где они не смогли бы пройти?
— А ты карту глянь, — посоветовал Храпов. — Тут никуда уйти невозможно. Даже Северным морским путем не уйти, потому что плавсредств нет у нас.
Селянин все это узнал еще в Москве, поэтому ответом остался недоволен:
— Не хочешь ты меня услышать: они ушли, и это уже известно. Или ты тут…
Селянин сделал паузу, посмотрел на Храпова, прищурившись:
— Или ты тут своей властью стал уничтожать противников советской власти? — и сразу рассмеялся.
Храпов шутку не принял. Подошел к карте, стал рассматривать ее, будто в первый раз, стараясь понять: как же, в самом-то деле, могли отсюда уйти пять человек.
— Ну, а утопиться они могли? — всем голосом Селянин давал понять, что он просто отрабатывает версии.
— На кой? — все-таки удивился Храпов. — Ни один из них такими мыслями не делился, мы уже разработали их окружения. Никаких происшествий, которые могли бы к этому подтолкнуть, не зафиксировано, так что самоубийства маловероятны, если уж ты и такие варианты будешь рассматривать. И, потом, пять самоубийств разом? Со смеху померли скорее бы.
Храпов даже усмехнулся. Он уже вошел в обычное рабочее состояние, и москвича не боялся, ощущая в нем товарища по важному делу.
Территорию обошли три раза не спеша, внимательно оглядывая все, что хоть как-то могло помочь в расследовании. И ушло на это, между прочим, больше шести часов, так что возвращались уже в наплывавших сумерках.
— Ух, ты, — делано спохватился Храпов. — Начальники-то мои уже, поди, заждались.
Селянин так же нарочито поинтересовался:
— Какие у нас с тобой тут начальники?
— Ну, были же тут… в субботу уехали. На совещание.
— У местного своих дел невпроворот, а тот старый пердун уже в Москве. Нечего ему тут под ногами путаться.
Голос Селянина наполнялся злобой:
— Просидели тут два дня, ни черта не сделали и еще спорят: кто важнее! Социализму грозят не фашисты, а собственная лень, товарищ Храпов, понял?
И непонятно было — всерьез говорит или шутит.
Но после минутного молчания вернулся к разговору уже по-деловому:
— Мы с тобой после ужина за документы сядем. Как придем, вели приготовить…
И посыпался длинный список документов, которые нужно было просмотреть, и, как уже понял Храпов, сделать это сегодня. Потому что завтра неугомонный Селянин найдет другие дела и задаст новые вопросы.
Правда, и на сегодняшний тяжелый день неприятности, казалось, не собирались прекращаться. Когда после ужина принесли документы, лейтенант Горохов, положив руку на две стопки документов, уложенных на стол Храпова, сообщил, говоря как бы в пространство кабинета, не зная, к кому обращаться:
— Ваше приказание выполнено не в полном объеме.
Селянин переспросил:
— Это вы о чем, лейтенант?
Горохов чуть-чуть повернулся и докладывал теперь с присущей ему точностью:
— Не могу предоставить затребованные дела сбежавших заключенных.
И Храпов снова почувствовал, как деревенеют ноги и трудно дышать.
— По какой причине? — все так же спокойно спросил Селянин.
— Выданы по требованию, — сухо доложил Горохов, протягивая ему лист бумаги.
Ознакомившись, Селянин пожал плечами:
— Ну, не могли же вы отказываться выполнить такое требование, лейтенант, — и сразу же, тем же тоном уточнил: — Все остальное — на месте?
— В полном объеме!
Едва дверь закрылась, Селянин снова вытащил кофемолку, насыпал в нее зерна и протянул Храпову:
— Теперь твоя очередь, а мне позвонить надо.
И, пока Храпов, то и дело сбивая пальцы и тихо матерясь, молол кофе, Селянин вызвонил начальника областного управления, попросил вернуть к утру изъятые дела и наткнулся на отказ.
Это Храпов понял по дальнейшей беседе: Селянин задавал короткие вопросы и выслушивал длинные ответы. Потом признал:
— Вы, конечно, правы, для оперативной работы по местам возможного появления эти сведения сейчас важны, но и нам они тоже нужны.
Скривил лицо, услышав ответ, и перебил:
— Да! Я уже и сам наметил план работы, но ваши советы для нас со старшим лейтенантом Храповым очень важны. Есть докладывать о результатах.
И, положив трубку, добавил, не скрывая злости:
— Каждый день после полуночи…
И сразу — к Храпову:
— Ты меня, Геннадий сориентируй, что за люди эти пятеро.
Снова неуютно стало тому, угрюмо пояснил:
— Не могу же я всех помнить в таких подробностях.
— Нервы береги, — посоветовал Селянин. — Все знать ты не обязан, для этого подчиненные есть, ты их озадачь сейчас же!
И, увидев, что Храпов продолжает сидеть, напряг:
— Ты вставай давай, да к подчиненным с опросом. А пока к ним идешь, да от них, и сам вспоминай. Может, хоть немного нового мне и расскажешь, как вернешься.
Недолгий рассказ Храпова, который возвратился через час, он выслушал внимательно и очень удивился:
— Четверо уголовников и политический сбежали вместе? Нечасто такое бывает.
Помолчал и добавил:
— Ну, нам-то от этого не легче. Мы с тобой крайние по-любому.
Так и получилось на совещании у начальника областного НКВД.
Собралось туда, естественно, все начальство, включая товарищей из наркомата и секретаря обкома партии, и каждый в своем выступлении, конечно, поминал Храпова, а товарищи из наркомата — и Селянина.
Ну, все, как обычно.
Ближе к завершению слово взял секретарь обкома. Говорил легко, не по бумажке, повторяя то, что уже и до него было сказано. Однако на то она и партия, чтобы находить новое.
Откашлявшись после очередной громкой фразы, секретарь начал новую «на голосе»: