Предъявленное фото капитана Воронина сотрудниками областного управления НКВД не было опознано как фото прибывшего под этим именем «капитана».
…Тела Храпова, Селянина и водителя были обнаружены спустя семь месяцев, когда слегка сошел снег. Обнаружили случайно. У всех огнестрельные раны, несовместимые с жизнью.
1942 год, февраль, Белоруссия
В последние три недели со стороны могло показаться, что Зайенгер увлекся чем-то таким, что не касается войны как образа жизни.
Он добросовестно проводил в разведшколе, к которой был приписан, два дня в неделю, проводя предписанные занятия с курсантами, и уезжал сразу же после обеда. Несколько раз он брал с собой курсантов, которых отбирал исключительно по рекомендациям майора Оверата.
Кстати сказать, майор Оверат был искренне удивлен тем, насколько и как изменилось отношение к нему Зайенгера. Лейтенант внимательно прислушивался к его рекомендациям, отбирая курсантов для выполнения некоторых заданий. Порой он довольно скоро возвращал их в расположение школы, но отказ от дальнейшего использования курсанта всегда был точно и полно аргументирован. При этом, что, собственно, и удивляло, отказывая, Зайенгер ссылался на оценки и слова, сказанные когда-то самим Овератом.
При таком повороте дела майор старался лишь сохранить лицо и ни в коем случае не возражал Зайенгеру. Помня о том, что он видел своими собственными глазами, а еще больше о том, что слышал, он понимал, что лейтенант теперь переведен на уровень очень важных дел.
Что касается самого Зайенгера, то он воистину жил новой жизнью! Жизнью напряженной, насыщенной столкновениями, замыслами, победами и борьбой.
Сейчас у него была важная цель, которая принесет славу рейху и фюреру! И тогда уже никто не будет называть его «малыш Люци»!
После вызовов в высокие кабинеты, где идеи Зайенгера получили полную поддержку, пришла пора повседневной текучки, которая чаще утомляла сама по себе, поскольку разного рода согласования в многочисленных кабинетах отнимали не только время, но и уверенность в том, что намеченная цель может быть достигнута.
Все изменилось, и достаточно радикально, после встречи со старым знакомым и сослуживцем отца.
Капитан первого ранга Фердинанд Хирт отошел от дел после тех же событий, которые вынудили Зайенгера-старшего отправиться в Латинскую Америку. Зайенгер-младший помнил его высоким и сильным человеком, возле которого всегда была красивая женщина, вызывавшая зависть других мужчин, а сейчас, спустя всего шесть-семь лет, которые для лейтенанта пронеслись как единый миг, в гостиной, куда лейтенанта проводила приятная молодая женщина, его встретил неприлично тощий старик со слезящимися глазами и дрожащими руками.
Впрочем, голос и характер Хирта не изменились. Едва поздоровавшись с Зайенгером, он подхватил его под локоть и сказал, а точнее приказал, все той же молодой женщине:
— Луиза, подай кофе в кабинет.
По пути в кабинет пояснил сварливо:
— Там мне еще разрешают курить!
Предложив Зайенгеру кресло, видимо, предназначенное для гостей, сам устроился за письменным столом, неторопливо выдвинул ящик стола и достал сигары, предложил Зайенгеру.
Пока раскуривали сигары, пока старик задавал ничего не значащие вопросы о жизни и погоде, все та же молодая женщина принесла кофе.
Только сейчас, поблагодарив ее, Хирт сказал:
— Это моя дочь Луиза.
Помолчал и добавил:
— Ее супруг погиб во Франции два года назад. Увы.
Видимо, чтобы поскорее миновать эту скорбную неизбежность, сказал, указывая на Зайенгера:
— Лейтенант — сын того самого дяди Юлиуса, на плечах которого ты так любила кататься, когда была маленькой!
Женщина повернула к Зайенгеру лицо и уголками губ обозначила улыбку, после чего спросила:
— Папа, тебе понадобится еще что-то? Я хочу пойти прогуляться.
После крохотной паузы Хирт ответил сухо:
— Пожалуй, нет. Впрочем, в любом случае я смогу обойтись и сам.
Заметно было, что отношения отца и дочери натянуты и в любой момент может зазвенеть струна скандала. Впрочем, подумал Зайенгер, меня это не касается. И подумал еще спустя несколько секунд, что упустил удобный повод покинуть старика: пойти провожать его дочь. Ну да, ладно, долго сидеть тут лейтенант никак не собирался. Он ответил еще на пару пустых вопросов, которые ничего не значили, и уже начал готовить переход к прощанию, когда Хирт спросил все тем же вяловатым и скрипучим голосом:
— Ты уже повидался с Науйоксом?
Зайенгер сначала решил, что старик издал какой-то случайный набор звуков, и посмотрел на него в ожидании пояснений, но Хирт молчал. Потом сказал с досадой:
— Почему, получив шанс сделать что-то для Германии, вы, молодые люди, у которых вся жизнь впереди, люди, которым предстоит добиться великой победы и наслаждаться триумфом родины, стараетесь двигаться по проторенным дорожкам.
Он поднялся, неуверенными шагами добрался до места, где дочь оставила кофейник, наполнил чашки и сказал:
— А вот нести их я уже не смогу, так что будь добр.
И, будто не замечая движения Зайенгера, заговорил все тем же скрипучим голосом:
— Ты будто бы получил от нашего славного Гейдриха важное задание?
Зайенгер дернулся, едва не опрокинув чашку.
— Откуда вам?..
Но Хирт продолжил, будто и не услышав вопроса:
— Надеюсь, ты понимаешь, милый мальчик, что это твой шанс! Если ты упустишь его, другого случая, скорее всего, уже не будет. Эта война кончится скоро и кончится нашей победой. Или затянется, и тогда победы нам не видать, а поражение и его последствия будут страшны для Германии, потому что мы не сделали того, что обещали.
Потом допил кофе, поднялся, подошел к окну, посмотрел, что там с погодой.
Зайенгер молчал, понимая, что просто так произносить слова старый морской волк не стал бы, а пояснять их смысл, видимо, не хочет.
Хирт же оценил его молчание по-своему:
— Мне нравится, что ты умеешь ждать и не спешишь выказывать свою обиду, — проговорил он, стоя все так же спиной к Зайенгеру.
Потом все так же медленно проковылял к своему креслу.
— То, что ты не знаешь, кто такой Адольф Науйокс, конечно, плохо, но еще хуже то, что тебе никто не сказал о нем. И, поскольку маловероятно, что тебе не сказали, начав интригу против тебя, то это самое плохое.
Увидев озадаченное выражение лица Зайенгера, усмехнулся:
— Это арифметика. Если бы ты был важной птицей, успеху которой следует помешать, то молчание окружающих было бы понятно и объяснимо. Но ты, мой дорогой мальчик, никакой величины собой не представляешь. Надеюсь, пока не представляешь. Следовательно, задание, которое ты получил, люди, окружающие тебя, считают либо маловажным, либо невыполнимым. Именно поэтому никто не хочет связываться с тобой даже советами, даже простыми разговорами.
Хирт закурил.
— Теперь о деле. Ты должен знать, что Гитлер, как бы мы ни посмеивались над ним в первое время, выказал умение учиться, извлекая уроки из своих промахов и поражений. Понимая, что все резервы близорукости англичан и французов были исчерпаны, пока мы занимали Австрию и протекторат, он решил возвращение земель, оттяпанных у Германии поляками, обставить как действие, к которому его вынудили.
Он внимательно посмотрел на Зайенгера:
— Что ты об этом слышал?
После небольшой паузы, когда лейтенант только пожал плечами, продолжил:
— Была разработана операция прикрытия, которая должна была показать всему миру, что именно поляки — поляки, а не мы! — виновны в начале боевых действий. Гитлер, правда, немного ошибся в расчетах, и на этот раз англичане не промолчали, но это — мелочи. За Пролив они так и не сунулись!
Голос Хирта окреп, теперь он почти звенел.
— Подробностей того, чем ты занимаешься, я не знаю, поэтому и не стану давать идиотских «советов старых мудрецов», но кое-что рассказать могу и расскажу. Был разработан план операции, которая должна была дать повод обвинить поляков в нападении на Германию. По этому плану должны были произойти одновременные нападения в разных местах на наши службы. На таможенников, на приграничные поселки, на объекты, где живут и работают простые немцы. Ты, кстати, помнишь, как готовилось возвращение Судет? Нет? Там каждый день и каждую ночь жилища немцев подвергались нападениям, разграблениям, насилиям и поджогам, и всему миру об этом тотчас становилось известно, спасибо доктору Геббельсу!
Хирт посмотрел на притихшего и внимательно слушающего Зайенгера и понимающе ухмыльнулся.
— Понимаешь, мальчик мой, ты молод, ты солдат, и твой мир — вечная готовность к борьбе, к бою! Ты привык действовать смело, выполняя приказ, который отдают твои командиры. Но сейчас…
Хирт сделал паузу, внимательно посмотрев на Зайенгера.
— Сейчас у тебя есть возможность стремительно подняться наверх и служить Германии не только умением точно исполнять приказ, но и правом готовить такой приказ, а порой и отдавать его.
Зайенгер растерянно сказал:
— Я не получил нового назначения, я не повышен в звании…
Хирт повернулся с резкостью, которую трудно было угадать в нем:
— Именно поэтому мы — друзья твоего отца — решили помочь тебе, потому что будущее Германии в таких парнях, как ты! Если ты сможешь сделать то, что сделал Науйокс, обосновывая неизбежность нашего вторжения в Польшу, ты сделаешь большое дело, поверь. И заметь, я тебя ни о чем не расспрашиваю, — улыбнулся Хирт. — Теперь о Науйоксе, о котором, как я понимаю, ты слышишь в первый раз.
Он открыл ящик стола, достал оттуда трубку, подержал в руке и положил обратно, сказав с сожалением:
— Трубка не любит болтунов. А мне предстоит рассказать тебе о многом, мой мальчик. Тебе следует знать, что в свое время люди из определенных кругов в Европе и даже Америке дали Гитлеру понять, что закроют глаза на многие его проделки, если он сможет обуздать коммунистов в Германии, а потом и во всей Европе: слишком уж велика большевистская угроза. Гитлер через доверенных лиц дал понять, что коммунисты лишатся поддержки населения в Германии, если национал-социалисты Гитлера смогут сделать то, чего не сделал даже Бисмарк: объединят немцев!