Черт побери, – подумал Ринальдо, испытывая почти забытое ощущение, посещавшее его при подобных встречах в бытность его службы в публичном доме. – Не подходи к нему!
Но он перешел улицу, и теперь корил себя за то, что не притворился, будто не знает Маттона.
– Я уж было подумал, ты меня не узнал, Ринальдо, – произнес Маттон.
Выглядел он гораздо хуже, чем помнил его Ринальдо. Кожа на физиономии – что апельсиновая кожура.
– Да нет, конечно же, узнал! – возразил Ринальдо, которому всегда хотелось, чтобы к нему хорошо относились, чтобы его любили.
Они обменялись натужными любезностями, после чего Маттон вперился взглядом в лицо Ринальдо, отчего тот почувствовал себя не вполне уютно, и сказал:
– Слушай, Ринальдо… Я сейчас занят. Меня ждут.
Маттон помахал в сторону двери, ведущей в салун. Там стояла могучего сложения женщина, не спускавшая с них глаз.
– Но у меня есть дело, – продолжил он, и Ринальдо неожиданно понял, что ему не следовало подходить к Маттону.
– Помнишь старые денечки, Рино? Как мы тогда славно жили?
Маттон извлек из жилетного кармана свернутый лист бумаги. Ринальдо промолчал.
– Что скажешь, если я попрошу тебя отправить эту телеграмму? Проще простого: зайдешь на почту и отправишь эти шесть или семь слов. Я буду тебе страшно признателен… А то меня ждут.
Ринальдо посмотрел на бумагу. Подумал о Лилиане, о детях.
– Само собой, вот тебе пара монет, – Маттон наклонился к нему, и Ринальдо почувствовал на своем лице дуновение вони – как из крысиной пасти. – Ты же раньше никому ни в чем не отказывал!
Ринальдо продолжал всматриваться в листок бумаги, словно это было приглашение посетить прошлое – те времена, когда он еще не встретил Лилиану, не полюбил ее, не завел семью и не устроил в своем сарае мир волшебства и фокусов.
– Ты же не изменился, Рино, верно?
Взгляд Маттона сковывал его по рукам и ногам. И Ринальдо решился. В конце концов, какой от этого вред? И сколько раз он делал это в прошлом!
Абберстон в конце концов был для Ринальдо вместилищем магии. Если выдернуть эту занозу – будет ведь не очень больно, верно?
– Да, конечно, не изменился, – проговорил он. – Доставлю я твою телеграмму.
Готов к услугам. Всегда и во всем. Не человек, а сущий клад!
Ринальдо взял листок в руки. Маттон улыбнулся, обнажив черные от дыма десны.
– Вот это здорово! Как в старые добрые времена.
Доставив послание, он шел по улице и не мог отделаться от призрака Лилианы, укоризненно грозившего ему пальчиком. И тогда, будучи на полпути к дому, он остановился и решил сделать то, чего никогда прежде не делал.
Извлек из кармана чертов листок бумаги и прочел сообщение, которое только что доставил на почту.
Потом перечитал снова.
И снова.
– Черт побери! – произнес он. И голос его прозвучал так, как звучал двадцать лет назад, – ржавчина, соскабливаемая со стального листа.
Те несколько слов, что содержались в послании, пронзили его насквозь. И самый маленький нож способен нанести серьезное ранение.
Первым его позывом было бежать назад, на почту, и сказать, что это ошибка. Конечно же, ошибка – не мог он отправить такое послание!
И вдруг солнце, стоявшее почти в зените, сделалось необычайно горячим. Ринальдо покрылся потом, как будто стоял под прожекторами на сцене, где разыгрывал свое магическое шоу.
Шоу, в котором ему не удалось никого одурачить.
Теперь, сидя в своем сарае, в окружении клубов дыма, Ринальдо склонился над волшебным ящиком, который стоял подле его босых ног. Достал колоду карт и принялся тасовать, вынимая из нее карту за картой и раскладывая на земляном полу.
Он плакал.
Потом, обращаясь к пустому сараю, произнес:
– Выбери любую карту из лежащих перед тобой, и я скажу, какую карту ты выбрал.
Взял карту, посмотрел на нее.
– Не говори мне, что это за карта, хотя должен признать, для того чтобы магия свершилась, не имеет значения, знакома ли она мне или нет.
При слове магия Ринальдо застонал. Он оглядел сарай – вместилище арктического холода и адского одиночества.
– Положи карту на место, и я скажу, что это за карта.
Но очарование исчезло. Не было в руках Ринальдо и достаточной ловкости, чтобы заставить его забыть о той холодной жабе, что лежала у него на сердце.
Как же его так угораздило-то?
Положив карты в ящик, он выдохнул. Подождал мгновение и, сделав глубокий вдох, задул свечу. Да, чувство вины – совсем новое, необычное для него чувство.
Вышел из сарая и быстро, на цыпочках, перешел залитый солнцем двор. Домой он вернулся через заднюю дверь.
Проходя мимо детской, Ринальдо остановился, колеблясь – а не зайти ли, не потрепать отпрысков по щечкам? Может быть, ему станет легче?
Джеймс Мокси тчк.
Макатун тчк.
Едет в Хэрроуз тчк.
Посылай калеку тчк.
Срочно тчк.
Держась рукой за ручку двери, ведущей в детскую, Ринальдо вспомнил, кто это – калека.
Человек без шляпы, на протезах. Оловянные ноги. Хромой головорез. Самый жестокий человек из тех, кого Ринальдо когда-либо встречал на Большой дороге.
Смок.
Он не стал открывать дверь в спальню детей, словно боялся, что таким образом впустит к ним это чудовище. Вместо этого он пошел в свою с женой спальню, где все еще спала Лилиана.
Ринальдо встал у кровати на колени.
– Сегодня я совершил нечто ужасное, – сказал он.
Жена не отзывалась. Он потряс ее за плечо.
Она не сразу пошевелилась, и Ринальдо вдруг почудилось, что тот тип уже побывал в его доме и лишил жизни Лилиану.
– Лилиана!
Жена вскочила с глазами, полными ужаса.
– Что? Что такое, Ринальдо?
– Я только что убил Джеймса Мокси.
Ринальдо плохо видел лицо жены, но услышал, как та хмыкнула, и понял, что она закатила глаза.
– Ты слишком много куришь, Ринальдо. Слишком много куришь!
Горючка Смок у цирюльника
Держа бритву возле шеи этого странного клиента, Квинт неотвязно думал о его ногах. Что-то в них было… завораживающее. Квинт ловил себя на мысли: будь он порешительнее, и этот болтающий невесть что тип (вероятно, убийца) стал бы вполне симметричен – ни ног, ни головы. А если этот тип без шляпы и пытается кого-то надуть, спрятав протезы под штанами, то ничего у него не получается. У Квинта и самого вместо одной ноги – протез. Но даже цирюльнику есть чему дивиться – вот перед ним человек вообще без ног, с двумя протезами.
– Я слыхал, к вам в городок недавно фокусник приезжал, верно? – неожиданно спросил Горючка Смок, поменяв тему разговора. Квинт ни о чем подобном не слышал. Его партнер, Франклин, в это время был занят тем, что мыл голову своему клиенту в соседней комнате.
– Что за фокусник? – спросил Квинт, положив бритву на стол и вновь взявшись за ножницы. Безногий попросил лишь «немного подровнять», но это, может, оттого, что денег у него совсем немного? Нынче наверняка не скажешь, у кого сколько и чего за душой.
Смок улыбнулся. В зеркале улыбка вышла вполне искренней.
– Бывший преступник, – уточнил он. – Я слышал, он был прямо здесь, у вас.
Квинт нахмурился и принялся работать ножницами.
– Совсем чуть-чуть, – уточнил Смок, не сводя взгляда с Квинта.
– Что-то я не припомню, чтобы к нам приходил фокусник, – покачал головой Квинт.
Потом крикнул в сторону своего партнера:
– Франклин? Ты что-нибудь слышал про бывшего преступника и фокусника, который якобы был у нас сегодня?
– Преступника и бывшего фокусника? – отозвался Франклин.
Через зеркало Смок наблюдал и за ним. Тот задумчиво почесывал подбородок, раздумывая.
– Ты имеешь в виду Джеймса Мокси?
Смок резко повернулся к Франклину, и Квинт отрезал у него чуть больше волос, чем собирался.
– Мне очень жаль, сэр…
Но Горючке Смоку было наплевать на прическу.
– Да, это он. Я услышал об этом на улице Нерона пару минут назад. Кое-кто мне сказал, что Мокси собственной персоной был в Бейкере, в вашей цирюльне.
Квинт посмотрел на Смока в зеркало, и ему стало не по себе. Наверняка этот тип – убийца. Но где же его пушка?
– Квинт, – спросил Франклин. – Ты думаешь, это был он?
Смок переводил взгляд с одного брадобрея на другого.
Квинт с минуту подумал.
– Нет, не думаю, – ответил он. – У того типа явно случился припадок.
– Припадок? – переспросил Смок. – Что за припадок?
– Наорал на клиента, – ответил Квинт. – Бедняга едва не обделался от страха.
– И как он это сделал?
– Напал, – покачал головой Квинт. – Подскочил и сдернул полотенце с лица.
– Джеймс Мокси для такого дела вряд ли стал бы использовать руки, – уточнил Франклин. – Сорвал бы полотенце и без рук.
Горючка Смок рассмеялся.
– Я бы не стал смеяться над человеком вроде Джеймса Мокси, – сказал Квинт. – Не исключено, что он вас слышит.
– Вы хотите сказать, что он все еще здесь?
– Нет, – ответил Квинт. – Но он может делать то, на что обычные люди не способны.
Затем оба брадобрея и человек, которому Франклин вымыл голову, принялись делиться существовавшими вокруг имени Мокси легендами.
– Люди пользуются руками, а он в Абберстоне обошелся без них.
– Трюкачество!
– Да нет, магия.
– Сила ума?
– Что-то в этом роде.
– Не хотел бы я встретиться с ним на улице Нерона.
– Видел огонь в его глазах? Запросто спалил бы всю нашу цирюльню.
Смок, постриженный лишь наполовину, ухватился за ручки кресла и с усилием встал.
– А мое имя вам известно? – спросил он.
Квинт и Франклин переглянулись. Ну и денек выдался!
– Не уверен, – неопределенно ответил Квинт. – Но что мне хорошо известно, так это то, что мы с вами еще не закончили. Если вы сядете в кресло…
– Знаете, почему меня зовут Горючка Смок?
Квинт закусил губу, изо всех сил стараясь не смотреть на ноги клиента.